Инфра-12. Глава 38. Аорта 2 страница

И можно болтать себе, сколько позволишь,
Ума-то не надо, умишко всего-лишь.

Есть женщины…, нет, не полезу в бутылку,
Читайте-ка лучше исходную ссылку,

А мне повторяться-то нету резона,
Я о расширении диапазона:

Есть женщины - дятлы, и женщины - сойки,
Есть женщины - апологеты попойки,

Есть дамы - литоны, и женщины - плётки,
Есть дамы - царапки, и дамы - щекотки,

Есть женщины - впадины, женщины - выступ,
Есть женщины, - взяли-мужчину-на-приступ,

Есть попросту женщины - знойные ночки,
Есть женщины - бегать-на-шейной-цепочке,

Есть дамы - затычки, и дамы с затычкой,
Есть дамы - поджечь-вашу-задницу-спичкой,

Есть женщины - сбруе-уздечко-тележки,
Любительницы запряжённой пробежки,

А есть и коляско-хлысто-погонялки,
Чтоб ездить на них с применением палки.

Есть женщины - пилки, и дамы - опилки,
Есть женщины - как-до-такого-до-жилки!

Есть дамы - кричалки, от-боли-вопилки,
Есть право-качалки, есть дамы - лупилки,

Училки, мучилки, суставо-крутилки,
До-смерти-мочилки и в-ванне-топилки.

А есть сковородки и женщины - скалки,
Душе-вынималки, кармано-сосалки,

Есть женщины просто верёвко-связалки,
А есть кандалами-себя-заковалки,

Есть кляпо-мычалки, цепями-бренчалки,
А есть головами-о-стенку-стучалки.

А если у дамы финансы повыше,
И дама имеет не слабые крыши,

То можно быть дамою - рабовладелкой,
В-колодки-рабынь-забивалко-умелкой,

В-железных-ошейниках-девок-держалкой,
По дому-гонялкой, друзьям-продавалкой,

На цепи-сажалкой и кнуто-пугалкой,
Себя-Госпожой-повелеть-называлкой.

А можно быть женщиной - в-клетке-сиделкой,
Иль знойною дамой - от-пытки-балделкой,

Иль женщиной - в-тёмном-подвале-забылкой,
Иль женщиной - в-ящике-крышко-закрылкой,

Гвоздями-забилкой, в канаво-зарылкой,
Иль, в-бочко-забито-по-морю-уплылкой.

Есть дамы - волчицы, и дамы - овечки,
Есть дамы - башкою-ударившись-с-печки,

Есть дамы - продетые-в-носик-колечки,
А есть просто - голые-попы-для-сечки.

Есть дамы - давалки, и дамы - не-дам-ки,
Есть женщины - выбьюсь-из-пешки-я-в-дамки!

Есть женщины - птички, и женщины - мяу!
Есть страшные женщины - гав-гау-гау…

-А та, что стихами мне ум заплетает, - перебила меня Барыня, - собою какую из них представляет?

-А я эгоистка, махрова отменно,
Все мысли мои о себе, непременно.

На это имею простую причину, -
Не надо мне женщин, подайте мужчину!

-Мужчину она требует! - возмутилась Барыня. - А в-бочко-забито-по-морю-уплылкой не хочешь?
-Это, смотря-куда-уплылкой, Барыня. Если к хорошему мужчине, то хочу. Барыня.
-Вот я и говорю, все вы керчифки похотливые.
-А это что, плохо, Барыня? Это что, кому-то из мужчин не нравится? Я так понимаю, мужчинам это как раз и нравится. А не нравится, когда девушки, не девушки, а, типа, брёвнышки замшелые, бесчувственные. Ну, это если мужчины настоящие, конечно…

-И что, настоящий мужчина такой,
Что лупит керчифок по жопе рукой?
Ногой по спине и коленкой под зад,
Залез на керчифку, и этому рад?

-И что же с того, что залез он на даму?
Важнее, чтоб слез без позора и сраму!

-А если не лезет вообще никуда,
То это для дамы большая беда?

-Не лезет, так дама сама виновата,
Коль дама, не дама, а, типа, лопата!

-Лопата? Кто ж с дамой ровняет лопату?
Имеешь в виду, выгребает зарплату?

-Ну да, в том числе, но для рифмы, вообще-то.
Вот, честно сказала, и что мне за это?

-За честность? Уж точно, никак не мужчину.
Литоной под зад, или плёткой по… Э… На спину.

-А это уже халтура! - заявила я. - Исписались, Барыня, да?
-Да с тобой кто угодно испишется! - возмутилась она.
-Я, между прочим, только по заявкам слушателей! - возмутилась и я в свою очередь.
-Ладно, живи пока, - решила Барыня, - но девками своими займись. Ишь, распустились. Мотычьте, давайте!
Делать нечего, мы снова забренчали своими цепями и тяпками, разрыхляя барский огород. Но теперь, хотя бы, никто не маячил за спиной и не читал лекции о пользе сельскохозяйственного труда в кандалах. Впрочем, возможно, что в таком бригадно-скованном виде и присутствовал известный смысл. Ну, если обеспечить ширину полосы обрабатываемой земли равную протяжённости шеренги рабынь, с учётом некоторого зазора, определяемого размером шейных цепей и соответствующего используемому сельскохозяйственному инструменту в руках. Что как раз сейчас и наблюдалось на практике. Да, будь я помещицей-рабовладелицей, мне бы пригодился текущий опыт. А что? Рациональная планировка земельного участка, использование групп из шести скованных вместе девушек и применение принципа коллективной ответственности. Очень даже разумный подход, хотя бы насчёт этого самого принципа. Ну, если сковать, скажем, двадцать девушек, как в моём последнем сне, хи-хи… Тогда будет велика вероятность, что найдутся одна-две баламутки, склонные к нарушению порядка. А за двоих пороть всех двадцать неконструктивно. Да все руки себе отмотаешь, не говоря уже о том, что будет давить чувство несправедливости. Пороть виноватых и невиновных при соотношении одна к десяти, это уже крайний случай для совести рабовладелицы. А одна к пяти, как у Барыни, это нормально. К тому же, если взбунтуются шесть скованных девушек, с ними рабовладелица средней комплекции способна совладать. Ну, если эти девушки соответственно закованы, понятное дело. А вот с двадцатью бунтовщицами совладаешь вряд ли. Разве что, если в колодках их содержать? А как они работать будут тогда, если в колодках? Ногами, что ли? Так двадцать бунтовщиц и ногами Госпожу запинать могут, если им на ноги кандалы не надеть, причём, достаточно короткие. Ага. А ещё лучше их всех в бочки с крышками, чтобы одни головы из крышек торчали. А бочки ещё чтобы друг с другом скованы были за обручи. Тогда кто угодно совладает. И работу такой в-бочко-забитой бригаде найти можно, например, по утрамбовке грунта или раскатыванию асфальта. Можно ведь научиться перекатывать свою бочку путём внутреннего смещения центра тяжести? Кстати, тогда и с транспортировкой рабынь по водным путям вопрос решается. Цепляешь эту гирлянду позади корабля и тащишь за собой. Ни шума, ни грязи и ни плохого запаха, да и корабельные помещения не загромождаются. А чуть кто бунтовать вздумает, - отрубила канат, да и дело с концом. Отправила в свободное плавание. А как передумают, можно и обратно зацепить, убивать-то ведь никого нельзя. Разве что, во время военных действий, в случае минного заграждения…
Тут вдруг на меня напал ненормальный страх. Чего это с моей головой случилось, и куда она своими фантазиями забрела?! Мне показалось, будто я превращаюсь в Оранжевую Линду, знаменитую своими минными заграждениями, помимо всех прочих подвигов. Внезапно в моей голове сложился совершенно глупый сценарий, впрочем, не глупее некоторых предыдущих, который меня до смерти напугал. И пугал он меня целых десять секунд, которые потребовались чтобы выгнать его в периферийную область мозгов, которую я никогда всерьёз не воспринимала. А состоял он, этот самый сценарий, в следующем. Оранжевая Линда решила поменяться со мной личностью. Не телом, а именно личностью, заняв моё место в пространстве, времени и в истории, а мне подсунув собственное и свалив на меня все свои злодейства и будущую заслуженную расправу за них в виде «красного протокола», к которому рано или поздно приведёт её скользкая дорожка. Да, и уже почти привела. Ведь, с чего ради мне померещилось будто я загремела под этот самый протокол, о котором даже и ничего не слыхала прежде? А Линда имеет привычку рабыней наряжаться. Да это ещё ерунда, а вот то, что она меня не зарезала и даже в трюме не сгноила, это же не просто так! Да ведь она, кажется, напрямую говорила, что я так просто не отделаюсь. И другие говорили, что у неё на меня какие-то планы. И что, если у Линды есть подобные планы, то они хуже смерти для объекта планирования.
Кроме того, присвоить мою личность для неё выгодно. У меня не только большой потенциал, у меня определённая известность и авторитет такой, что некоторые даже меня чуть ли не Великой Литоникой считают. Если к моей личности руки приложить умеючи, так можно многого достичь. А у Линды, конечно же, и немалые ценности где-нибудь припрятаны для этих целей. К примеру, можно достичь божественных почестей и всеобщего религиозного почитания. Только это я такая скромная, потому и прозябаю в рабынях, а всякая амбициозная негодяйка может на моём потенциале высоко взлететь, чтоб она с той высоты грохнулась и шею себе свернула!
Тут мне пришло в голову, что перекинься Госпожа Линда в мою личность прямо сейчас, было бы забавно поглядеть со стороны как она стучит мотыгой, закованная в кандалы и с кончиком платка в зубах. Только с какой стороны… Тут неожиданно с задней стороны меня ударил по попке забор, огораживающий сельскохозяйственную зону Барыни. Оказывается, мы уже и протяпали всю полосу.
Только передохнуть нам не удалось. Сейчас же явились приспешницы и потащили нас мыть руки и завтракать. Завтрак оказался роскошным и состоял из турнепсины, маленькой булочки и большой кружки воды на каждую. Ну, хоть какой-то прогресс.
Следующий этап нашего обучения-воспитания не отличался оригинальностью и состоял в обслуживании Барской резиденции. А это обслуживание заключалось в отскребании деревянного пола в покоях Барыни, для чего приспешницы выдали нам соответствующие скребки, щётки и совочки для сбора отскребаемой субстанции. Лично на мой взгляд, полы тут и без того были чистые. Ну, насколько может быть чистым голый деревянный пол, похоже, измученный бесконечным отскребанием и стёртый благодаря ему до половинной толщины. Причём, работу эту нам пришлось выполнять на карачках, из за чего у меня разболелись не только коленки, но и спина, а особенно оттягиваемая золотым хомутом и дополнительным шейным кольцом шея.
Правда, далее последовал обед и «тихий час». Этот, с позволения сказать, тихий час длился-то всего минут десять и заключался в нашем лежании на голом полу и переваривании очередной турнепсины.
А потом явилась Барыня и объявила, что она, в целом, нами довольна, а потому, нам прямо сегодня будет оказана честь и доверие покатать свою временную собственницу по прогулочной зоне города.
Похоже, никто из девушек даже и благодарностью по поводу такого доверия не проникся. Боюсь, ездовой опыт у этих подружек был не больше моего, а лично мой оказывался совершенно недостаточным для того, чтобы выработать в рабыне инстинкт восторга при надевании на неё сбруи и уздечки для запрягания в коляску Госпожи.
Это, кстати, не такой уж и простой процесс. Достаточно упомянуть, что начинается он с промывания желудка девушки, причём, независимо от его потенциально-разгрузочной перспективы. Гадить на дороге ездовым девушкам категорически запрещается, причём, повсеместно. Уж на этой всеобщей основе можно было бы даже объединить все города Оллитарии в общую конфедерацию, вместо многоплановой конфронтации, только заняться этим некому, а мне некогда.
Потом, само запрягание девушек никогда не выполняется наспех и представляет собой нечто вроде ритуала совокупного морального и физического воздействия, как на рабыню, так и на собравшуюся на ней кататься персону. Эта персона ведь тоже обычно имеет специально предназначенный для катания наряд, а также и набор ездовых аксессуаров и принадлежностей. А уж ездовые сбруи и системы привязных цепочек, поводьев, соединительных ремешков, затычек лишних отверстий, подвесных бубенчиков и колокольчиков и, главное, генитальных ездовых стимуляторов бывают столь сложны, что процесс запрягания способен затянуться даже и на несколько часов. Правда, в нашем случае, вышел средний вариант, зато достаточно оригинальный. Выехавшая «со двора» Барыня была одета во всё те же толстые покрывала, а для нашего погоняния использовала обычный ездовой хлыст, который, по категорическому заявлению одной из моих знакомых Госпожей, кнутом не является, хотя на него и похож. Зато уж телега у Барыни была такая, какую я ещё и не видала даже. Скорее, карета, чем коляска для катания. Во-первых, она была четырёхколёсная, два больших колеса сзади и два меленьких спереди. Во-вторых, карета была двухместная, но Барыня расселась посередине, поскольку так было удобнее править. А возможно, карета была всё же одноместная, но перспективная, на вырост Барыни. Ну, если бы ей вздумалось растолстеть, скажем, до двух метров в охвате талии, с соответствующими размерами задницы, то и тогда здесь места хватило бы. А в-третьих, наша упряжка походила на чёрт знает что, по крайней мере, являлась совершенно нестандартной для Оллитарии.
Сколько я тут видела упряжек, независимо от количества запряжённых рабынь, они всегда выстраивались в длину, а не в ширину, которая никогда не составляла более двух девушек. И на это, конечно же, была логичная причина, поскольку дороги в Оллитарии не делались излишне широкими, а такими, чтобы только могли свободно разъехаться две встречные упряжки. Ну, исключая всякие ипподромы и стадионы, конечно. Говорят, для перемещения больших грузовых тележек запрягают иногда до пятидесяти рабынь, но и тогда они располагаются в колонну по двое. Это также соответствует и порядку перегона большого количества рабынь на дорожной унитоле. Уж такая методика хорошо отработана и увязана с конструкцией как ездовых механических прутьев, так и цепочных или ремешковых соединительных систем, которыми уздечки девушек состёгиваются между собой для удобства управления и для дополнительного ограничения возможностей артачиться самих рабынь.
А у нашей Барыни оказалось, как я уже говорила, чёрт знает что. Достаточно уже того, что её телега имела не одну, а две оглобли, причём, без передних опорных колёс. А соединены они были спереди полукруглой деревянной конструкцией, которую Барыня, между делом, назвала «дугой». Под этой самой дугой располагалась Клу, на которую, вдобавок к золотому ошейничищу, надели ещё и большую деревяшку, правда, частично опирающуюся на плечи и грудь, и за цепочки, привинченные к этой деревяшке пристегнули к дуге и оглоблям. Этих цепочек было целых восемь, если вообще не десять или двенадцать, и они расходились веером, оставляя широкие возможности доступа к спине и попке Клу посредством кнута. Ах, извините, посредством ездового хлыста, конечно.
Справа и слева от Клу были расположены Лукерья и Варвара, в смысле, Лу-лу и Виолетта. На них были такие же деревяшки и цепочки, только пристёгнутые не симметрично, а на одну сторону. На этот счёт Барыня предварительно объяснила, что под дугой располагается «коренница», (одно название чего стоит!), а по бокам «пристяжницы». Присяжные заседательницы, что ли? И, в связи с концепцией упряжки-тройки, эти самые пристяжницы должны тянуть не прямо по ходу, а несколько вбок, в разные стороны. Но при этом не создавать сбивающих с общего направления движения усилий. Ещё Барыня пожаловалась, что править тройкой нелегко, поскольку запряжённым девушкам трудно самостоятельно соразмерять свои усилия, особенно при быстром беге, а, следовательно, наездница должна постоянно контролировать их поводьями, для задания направления, и постоянно же стегать всех троих хлыстом, для правильного распределения тягловых усилий. Мало того, ей нельзя оставлять без внимания, в смысле хлыста, и «декоративниц», прикованных сбоку и сзади от пристяжниц короткими шейными цепочками. Это потому что «декоративницы» предназначены для зрительного и звукового украшения экипажа, а не для его тяги, и, естественно, не для того чтобы своей неуклюжестью доставлять проблемы пристяжницам и кореннице.
На роль декоративниц попали мы с Манькой-Соней, я справа, она слева. При всём том, никто не снял с нас ни ножных, ни ручных кандалов, только у Клу, Лу-лу и Виолетты ножные цепи были подвязаны длинными ремешками к оглоблям, а у нас с Соней короткими ремешками к ручным цепям спереди. Ну и уздечки были разные. У тягловых девушек с поперечными палочками и кольцами для поводьев, у декоративных без поводьев, с тугими красными шариками в рот. А позади кареты была привязана Люся. Похоже, там специально располагалось несколько колечек для привязывания девушек позади, Люсю же привязали к крайнему слева, такой же цепочкой, как у меня, за шею. При этом, с неё единственной сняли кандалы, а также и платье с платком, а руки связали за спиной обычным шнурком для вязания девушек. То есть, Люся была голой и босиком, и это ей явно не нравилось. А как именовалась должность бегущей за каретой девушки, Барыня не сказала. Можно ещё добавить, что вся наша конструкция и компания была изрядно обвешана колокольчиками, бубенчиками и ещё какими-то побрякушками, и звенела на бегу как десять нормальных колясок. Причём, этот звон заметно менялся в зависимости от темпа нашего бега. Правда, особенно быстро бежать не приходилось, по причине всё тех же ножных кандалов, зато приходилось очень часто семенить ногами, а это не менее утомительное занятие, чем нормальный быстрый бег.
При таких делах, мне и поглядеть по сторонам толком не удавалось. Ну, в основном из-за короткой шейной цепочки, которая так и дёргала меня то и дело, несмотря на все старания по контролю за ней. Это, знаете ли, достаточно неприятно, когда цепочка дёргает вас за шею. Сравнить это удовольствие можно, я думаю, с удовольствием, когда вы сидите в клетке, а посетители тычут вас палкой сквозь прутья. Недаром ведь в Гедониксе возвели в норму поведения для Госпожей ламиол, постоянное дёргание своих рабынь-Нол за ошейники. Логика тут, конечно есть. С одной стороны, в рабыне воспитывается покорность и чувство полной зависимости от своей Госпожи, с другой стороны, никакая рабыня не сможет долго выдерживать подобное дёргание, не возмутившись. А возмутившаяся рабыня, это бунтовщица, и Госпожа имеет полное моральное право наказать её плетью за строптивость, а также для пользы рабыни. Ведь любому известно, что любая попытка бунта рабыню до добра не доводит, а доводит до плётки, кнута, колодок, мокрых камер, клетки в зоопарке, или, как здесь, до насаживания на кол.
По ходу дела, я снова расфилософствовалась и пришла к выводу, что технический прогресс в Оллитарии сдерживается не искусственно, а естественно, поскольку очень уж многие рабовладельцы тут хорошо устроились. Вот, зачем им изобретать, к примеру, самодвижущиеся коляски или автомобили? Да чтобы такие изобретения появились, нужен всеобщий запрет на катание на девушках-рабынях. Уж на рабынях-то кататься куда приятнее, хотя бы и в сексуально-возбудительном аспекте. Таким образом, опять получалось, что для сдвига технического прогресса с мёртвой точки, необходима революция и коренная смена социального устройства общества.
Революция, вообще, это плохо, с моей точки зрения. Ну, невозможно совершить революцию никого не убивая, не навязывая никому новых правил поведения и не применяя репрессий, чтобы заставить эти правила соблюдать. Притом, ещё неизвестно, что получится и кто победит. И все эти жертвы и страдания окажутся напрасными, в конечном же результате ничего не изменится. А так, кстати, чаще всего и случалось в истории.
С другой стороны, отсутствие технического прогресса ведёт общество в тупик, и оно рано или поздно неуправляемо возмущается и сходит с ума. Вроде как перезревший нарыв, который никто не лечит.
Тут, как бы, оптимальным вариантом представляется поэтапная реформаторская политика сверху, но в том-то и дело, что никакого серьёзного управляющего обществом элемента я в Оллитарии не вижу. Здесь как бы всё пущено на самотёк. А управляющие должности, если и есть, так они вакантны, а местная знать занимается прожиганием жизни, но никак не управлением обществом. Уж я насмотрелась на то, что из себя представляет руководство в Гедониксе. Во сне, правда, ну, а какая разница, если это так и есть? Ну, может, не совсем так, но у меня именно такое впечатление. Существуют, правда, ещё сказочки о некоем «Сером Повелителе». Но про Серого Повелителя я даже и вспоминать не хочу, с тех пор, как негодяйка Холли заразила мои мозги идиотским намёком, будто Серый Повелитель является моим папашей.
Тут я срочно устала от мыслей, и попыталась разглядеть хоть что-нибудь. Тем более, что Барыня как раз сделала остановку и сейчас беседовала с парочкой меднопокрышковых дамочек. Разговор был плохо слышен, и, кажется, сводился к тому, что Барыня снова разъезжает по прогулочной зоне на своём нестандартном экипаже, и доставляет неудобства нормальным катающимся персонам. На что Барыня резонно возражала, что её колымага является официально разрешённым и зарегистрированным транспортным средством, а построение упряжки соответствует ранее составленной программе воспитания рабынь в контексте национального колорита Даниса. А там, якобы, все на таких тройках и катаются.
-Да вашего Даниса и на свете-то нет! – заявляла на это первая меднопокрывальница.
-Недоказуемо, - невозмутимо возражала Барыня.
-Да всё доказуемо! – нервничала вторая покрывальница. - Надо только поплыть туда и убедиться, что никакого такого Даниса не существует.
-Как же, не существует, если существуют Данисские обычаи? – демагогически заявляла в ответ Барыня.
-Да где же они существуют?
-А, у меня на обучении.
-Ха-ха, и ха!
-А у меня, между прочим, официальный договор с местной администрацией. Именно на обучение ламиол обычаям Даниса. И, заметьте, в письменном виде.
-В письменном виде пускай замечают те, кто читать умеет!
-А читать уметь, вовсе не вредно.
-На Данисе?
-Увы, - фальшиво вздохнула Барыня, - как раз на Данисе умение читать и писать не приветствуется в руководящих кругах общества.
-Ну, хоть что-то там правильно, - съязвила первая, а вторая прицепилась:
-А чего же тогда вы сами заключаете какие-то письменные договоры?
-Но я же ведь не отношусь к руководству Даниса, - ехидничала Барыня, - я там даже и не бывала никогда. Я работаю по договору, и смею вас заверить, на такой работе грамотность просто является необходимостью.
-И почему же?
-Потому, чтобы не обвели вокруг пальца в смысле достойной оплаты труда.
-Для этого нужно уметь не читать, а считать.
-Чтобы было чего считать, нужно сначала внимательно всё прочитать.
Да, уж, у нашей Барыни язык был подвешен к нужному месту. Нашли эти дуры, к кому прицепиться.
Дуры, похоже, пришли к схожему мнению и сменили пластинку:
-Да просто невозможно поверить, что где-то, пусть даже и на мифическом Данисе могут существовать такие, вот, странные обычаи по части упряжек!
-А что не так?
-Кто же запрягает одетых рабынь?
-Много кто.
-Но не в таких же, вот, долгополых платьях, до самых пяток?
-А мне как раз так нравится.
-А ножные кандалы? Да ведь если девки в таких кандалах, то при всём желании серьёзно разогнаться невозможно.
-Знаете, Госпожа, - заявила Барыня, - я считаю, что девушка-рабыня должна быть закована в ножные кандалы всегда. Абсолютно всегда, и именно закована, а не заперта на всякие несерьёзные замочки или защёлки. И если следствием этого является невозможность чрезмерно быстрой езды, с этим следствием следует примириться. Более того, я уверена, что многие проблемы с рабынями возникают именно потому, что рабыни не приучены к мысли, что цепь на их ногах, - это навсегда, и не будет снята никогда и ни при каких обстоятельствах. Это потому что заклёпанные женские ножные кандалы…
Лично у меня сразу же завяли уши, а Барыня явно собралась читать бесконечную лекцию о ножных кандалах, до тех пор, пока уши не завянут и у меднопокрышковых приставал, и они не спасутся бегством. Подобные лекции для меня не новость, я и сама этим методом как-то пользовалась. Тут важно не мямлить, а говорить правильно, логично, а главное, непрерывно, не давая никому вставить ни слова и создавая у врага впечатление, что на эту тему и в этой манере вы способны разглагольствовать до бесконечности. Поэтому я отключила уши и попыталась осмотреться глазами.
Похоже, здесь и вправду была зона катания, поскольку пешеходов и пешеходниц почти не наблюдалось совершенно, ну за исключением маячивших поодаль, в тумане, охранников. Здесь была достаточно широкая терраса, вымощенная обычным дорожным покрытием слегка желтоватого цвета. Ниже неё располагалась пешеходная дорожка, а дальше угадывалась водная гладь Элурисского озера. А по террасе то и дело проезжали взад и вперёд «правильные» экипажи, в которые были запряжены «правильно» одетые рабыни. То есть, правильно раздетые. Хотя, затянутую в сбрую, уздечку и наголовник девушку трудно назвать голой. Сбруи иногда бывают такими, что и девушка-то из-под них просматривается с трудом, особенно её лицо. Как правило, ездовые девушки всегда зашнуровываются в различного вида наголовники с глазными дырками, отверстием для кончика носа, в котором непременно продето кольцо с колокольчиком, и с разрезом для поперечной палочки уздечки, либо для ездовой толы, вставляемой в рот. Наголовник, разумеется, логичная вещь, поскольку к нему обычно крепятся верхние перья, кожаные ленты или шиньоны, либо трубочки сквозь которые выводятся наружу собственные волосы рабыни, если она длинноволосая, конечно. Кроме того, наголовники обычно кожаные и по ним не скользят ремни уздечки обтягивающие рот и голову ездовой девушки, для чего применяются также дополнительные петли или пряжки, пришитые к наголовнику.
Всё это так, но я очень сильно подозреваю, что обычай непременного упрятывания головы или, по меньшей мере, лица ездовой девушки в кожаный мешок произрастает из тех самых непреодолимых склонностей многих Госпожей Оллитарии к извращённому сексу. А именно, к периодическому самозапряганию в свои же коляски, но чтобы никто не опознал. Да и сбруи ездовых девушек зачастую устроены так, что в практическом плане можно было бы обойтись половиной всех этих ремешков, пряжек, бляшек, подвесок, погремушек, цепочек, петелек и заклёпок. Если не четвертью. А ведь это можно объяснить не только извращённым эстетическим вкусом Господ, но и тем, что у многих Госпожей, помимо собственного личика, могут быть ещё и характерные приметы на теле, по которым недоброжелательницы могут их опознать. Ведь образ жизни Госпожей Оллитарии таков, что они где-то ходят упакованными в покрывала и чадру, а где-то развлекаются голыми, и особенности их тел не секрет для соответствующего круга подружек. У Госпожей Оллитарии, можно даже сказать, попытки уличить друг друга в пристрастии к катанию колясок напоминают спорт. Уличившая кого-то Нола непременно повышает свой авторитет в соответствующем кругу общения, к тому же получает моральное право разглагольствовать о понятиях сословной чести и достоинства, даже и в ущерб собственным сексуальным наклонностям. То есть, возможность лицемерить и корчить из себя блюстительницу чистоты нравов сословия. Вот, поймать такую на подобном же извращении, - это особенно круто будет.
С другой стороны, неудачная попытка кого-то уличить чревата для Госпожи Нолы большими неприятностями. Это ещё хорошо, если дело закончится Сариссонией, а, скорее всего, такую обвинят в клевете, а если докажут, то и засудят. И скажут, что подобная личность просто недостойна благородного обычая Сариссонии.
Понятное дело, высшим пилотажем тут считается, если спровоцировать какую-нибудь из этих извращенок на подачу заявления в комиссию по социальным конфликтам, по поводу якобы клеветы на неё, а потом и предъявить неопровержимые доказательства упомянутой извращённости. Уж тогда уличённая бедняжка не только позора не оберётся, но и сама попадёт под обвинение в клевете на блюстительницу сословной чести.
Могу только ещё добавить, что лично я эту склонность многих Госпожей особенным грехом не считаю. Вы только вспомните о том, что в большинстве приличных мест Госпожам Нолам запрещён сексуальный контакт с мужчинами, и разве это не является частично оправдывающим их обстоятельством? Куда деваться-то если сильно хочется? Ну, потому и называют непреодолимой склонностью к извращённому сексу, а не как-нибудь иначе, надо полагать.
А я ведь, кажется, пробовала сосредоточиться на разглядывании встречных упряжек? Упряжки эти, несмотря на общую стандартность, всё же несколько отличались от общепринятых. В основном тем, что большинство упряжных девушек были босиком, да ещё и в пресловутых ножных кандалах. Только не в таких, как наши, а в более лёгких, вплоть до совершенно несерьёзных цепочек невразумительной длины, совершенно не ограничивающих шаг, зато способных запутать ноги и вызвать дорожно-транспортное происшествие. Я предположила, что таким образом ноги девушкам сковываются специально, чтобы организовать провинность с их стороны, в случае падения, ну, и на кол. Типа, по заслугам. А что? Если уж за пару грубых слов здесь колом угрожают?
-Смотрите, смотрите, русалки! – вдруг закричал кто-то тонким женским голосом, и большая часть публики тут же развернулась в сторону озера. А некоторые наездницы даже соскочили с колясок и побежали вниз, к берегу. Но лично мне, с моей позиции, ничего в озере разглядеть не удавалось. А наша Барыня не проявила интереса к разглядыванию мифологических существ. Правда, и дальше не поехала, но это потому, что брошенные хозяйками коляски и упряжки перекрыли дорогу.
Между тем, от берега раздавался многоголосый гвалт, правда, вскоре затихший. Вероятно, пресловутые русалки нырнули на дно и не захотели баловать достойную публику созерцанием своих прелестей. Публика теперь возвращалась назад, обсуждая на ходу русалочий вопрос. В основном, споря о том, настоящие тут русалки, или очередной обман народа. А у нас вышел небольшой скандальчик. Дело в том, что одна из брошенных упряжек, вероятно, решила сбежать подальше, пользуясь отсутствием привязи. Ну, почему рабыни так делают, я уже не раз объясняла, да не раз и сама делала. А всем известно, что ездовые девушки это наиболее тупая часть ламиол, что с них взять-то? Ну, куда можно сбежать в запряжённом виде, и чем там заниматься? Тем не менее, упряжка четвёрка попробовала это сделать, да и сбежала бы, если бы не наша Барыня, которая соскочила с коляски и ухватила их за поводья.
Как оказалось, на коляске катались две металлопокрышковые дамы, которым Барыня и заявила:
-Прежде чем бежать куда-то, уважаемые Госпожи, следует сперва привязывать своих девушек.
-Да, ну, куда им тут деться? – вместо «спасибо» заявила более высокая дама.
-Туда, где с ними могут случиться неприятности, - разъяснила Барыня.
-Хи-хи, - сказала вторая дама, более низкая ростом, но тоже достаточно высокая. – Если ламиола оказалась в Элурисе, это для неё уже такое несчастье, хуже которого, с позволения сказать, приключиться не может.
-Тем не менее, - возразила Барыня, - для вас-то, Госпожи, пребывание в Элурисе несчастьем не является, так почему бы не соблюдать общепринятые правила в отношении своих крепостных девушек?
-Своих, каких девушек, извините? – не поняла Госпожа.
-Крепостных.
-Это что, новый местный статус какой-то?
-Обычный статус.
-То есть, вы имеете в виду, девушек-рабынь?
-Эта Госпожа просто помешана на Данисских обычаях, - заявила тут первая дама. – Я её видела уже, а также и результаты её, с позволения сказать, трудов.
-С позволения сказать? – переспросила её Барыня, – что это вы имеете в виду, выражаясь подобным образом?
-Да то, - ответила дама, - что после вашего, с позволения сказать, воспитания, ламиолы становятся, с позволения сказать, ненормальными.
-А, с позволения сказать, - сказала Барыня, - нельзя ли уточнить, в чём выражается их, с позволения сказать, ненормальность?
-А в том, с позволения сказать…
Тут неожиданно захихикала высокая дама, да так, словно её прорвало как плотину. А Барыня и вторая дама уставились на неё.
-Извините, - сказала, прохихикавшись, высокая, - можно я объясню?
-Ну?
-Дело в том, что моя компаньонка имела неосторожность пообщаться на правах Госпожи с некими «Данисскими подарочницами», вашими воспитанницами.
-И что?
-А то, что после этого к её языку прилипло выражение «с позволения сказать», от которого она никак не может отделаться.
-Вот именно, - подтвердила короткая дама.
-Очень жаль, но я моих воспитанниц никаким подобным выражениям не учила, - отреклась Барыня, - так что ваши, с позволения сказать, претензии не по адресу.
-Так, дело-то не в этом, - возразила высокая.
-А в чём? В отсутствии затычек?
-Возможно, - снова хихикнула высокая дама. – Отчасти. Дело в том, что вы, уважаемая Госпожа, сами так начали выражаться.
-Я? – удивилась Барыня. – Когда?
-Только что. В ответ на реплики моей компаньонки вы сами несколько раз употребили выражение «с позволения сказать», на мой взгляд, совершенно без необходимости. Ну, если только это выражения и прежде являлось часто употребляемым элементом вашей речи?
-Да ничего подобного! – возмутилась Барыня. – Уж, насчёт моей речи, с позволения сказать… Э? Кошмар какой!
-Лингвистический вирус, - сделала вывод высокая дама. – Похоже, надо срочно принимать меры во избежание массового заражения.
-Это чего вы имеете в виду?
-Вот, - извлекла дама из под своих покрывал небольшие блестящие ножницы со слегка загнутыми лезвиями и продемонстрировала их Барыне.
-И что это такое?
-Это, с позволения сказать, ножницы, - пояснила заражённая вирусом дама.
-И что, у вас настолько отросли ноготки, что вы прямо сейчас их подстричь решили? – предположила Барыня.
-Нет, - сказала высокая, - ножницы для борьбы с вирусом. Надеюсь, вы, Госпожа Барыня, согласитесь, что с заразными вирусами нужно начинать бороться как можно раньше, и радикальными средствами?
-Ага, - догадалась Барыня, - вы собираетесь отрезать язык вашей компаньонке?
-Вовсе нет, - возразила дама, - потому что сначала следует обезвредить первоисточник вируса. Правда?
-Это на что вы намекаете, Госпожа?
-Да, какие уж тут намёки? – сказала Госпожа, выразительно вертя в пальчиках ножницы. - Компаньонка заразилась от ваших ламиол, а они, явно, от вас. Так что, первоисточник вируса либо вы сами, либо ещё кто-то, кого мы не знаем, но который заразил вас. Может, это одна из ламиол запряжённых в вашу, с позволения сказать, коляску?
-С позволения сказать? – повторила Барыня.
-Видите? Даже на меня уже действует. А при общении с компаньонкой не действовало. Так что, позвольте-ка ваш язычок, пожалуйста…
Но Барыня, вместо того чтобы подставить свой язык для отрезания ножницами, сказала:
-Вы что, Госпожа, белены объелись?
-Чего? – не поняла дама. – Чего я объелась?
-Вы собираетесь отрезать мне язык?
-Ну да. А вы что, против?
-Между прочим, резать язык ножницами, это очень больно.
-Надо полагать, - согласилась дама.
-И даже опасно для жизни, - добавила Барыня.
-Общественная польза гораздо важнее некоторого небольшого риска для отдельной персоны, - возразила дама. – Вы язычок-то подставьте, наконец?
-Не, не подставлю, - отказалась Барыня. – Не могу в таком вопросе довериться персоне, объевшейся белены.
-Да что это за белена такая, в конце-то концов?! – возмутилась дама.
-Это такая трава, - пояснила Барыня.
-И вы хотите сказать, что я ела траву? С какой стати, мне вдруг есть траву?
-Вот и я думаю, с какой стати?
-Так чего тогда ерунду городите?
-Так, по результатам вашего поведения, и вовсе не ерунду.
-Э?
-Белена, - снизошла до разъяснения Барыня, - это такая трава, которую, если съесть, так начинаешь городить всякую ерунду насчёт общественной пользы за счёт своей личной. А если съесть много, так и насчёт демократии городить начинаешь.
-Это, с позволения сказать, точно, - неожиданно поддержала Барыню заражённая дама. – А я-то ещё думала, с чего вдруг вроде, с позволения сказать, нормальные Госпожи, вдруг начинают городить ерунду насчёт демократии? А где эта самая белена, с позволения сказать, растёт?
-Это у вашей компаньонки спросите, Госпожа, - посоветовала Барыня. – Если она белены наелась, уж верно, знает, где она растёт.
-Ну, всё! – рассердилась сердитая дама. – Это уже слишком! Да тут уже о Сариссонии говорить можно!
-А это чего? – прикинулась дурочкой Барыня. – Ещё одна трава ядовитая?
-Сариссония?! – в праведном гневе выпучилась Госпожа.
-Вы успокойтесь, пожалуйста, Госпожа, - посоветовала Барыня. – Мне неудобно, конечно, только я травы не ем, так что моя некомпетентность в подобном вопросе вполне простительна, вот и…
-Вот, как порежу Сариссой, так узнаешь!
-То есть, это какая-то острая трава, типа осоки?
-Такая, что я тебе уши отрежу, а не только язык, уродка Данисская!
-А уши-то тут причём? – удивилась Барыня. – И, потом, вы хотите сделать официальное заявление о том, что считаете существование Даниса реальным?
В ответ дама только возмущённо запыхтела и полезла под свои покрывала, наверное в поисках своих Сарисс. И тут произошло нечто неожиданное. Наша Барыня размахнулась со всего плеча и треснула скандалистку кулаком по голове сверху вниз. Дама издала странный звук и осела на попу, а вторая, заражённая вирусом дама, отскочила и сказала:
-Ик!
А Барыня подобрала упавшие на землю ножницы и спрятала их под свои покрышки.
Побитая дама ухватилась за контуженную голову и сказала:
-Э… Это…
-Вы ведь подраться хотели, Госпожа? – спросила сверху Барыня.
-Э… Ну да, - подтвердила Госпожа.
-В таком случае, можете не благодарить. Подраться, - это мне запросто. Благодарю вас за доставленное мне удовольствие. А вы на мою ручку обопритесь, а то, наверное, головка немного кружится, Госпожа?
-Да пошла ты… - заскрипела дама.
-То есть, хотите подраться ещё?
-Не стоит девушкам драться, - вдруг совершенно неожиданно высказался кто-то вблизи, - девушкам лучше любить и наслаждаться жизнью.
-Э? – в один голос воскликнули Барыня и побитая Госпожа, и даже я чуть не воскликнула от удивления. Но у меня вышло только глухое «у» по причине кляпа.
-А я вам спою, - предложила Люся, поскольку оказалось, что говорила именно она. В ответ, на неё бестолково уставились все присутствующие.
-А-а-а-а-э-э… - прочистила Люся горло, а потом и запела. Чего она такое пела, я сказать не могу, потому что пела она на незнакомом мне языке, да, кажется, и на незнакомом никому из присутствующих. Но её волшебный голос чуть снова не ввёл меня в транс, да явно похожим образом подействовал и на остальных слушательниц.
-Волшебно, - высказалась, наконец, первой побитая дама, после того как Люся закончила петь.
-Восхитительно, - подтвердила и вторая дама. - Даже, с позволения… С позво… С по… по… по… Короче, прекрасно!
-Любой лингвистический вирус можно вылечить, если петь, Госпожа, - сказала Люся, – или даже если слушать пение с душой, с желанием и с пониманием. Как вы, Госпожа.
-О! – воскликнуда дама, и, кажется, даже покраснела своей глазной щёлкой над чадрой.
-Простите, а о чём вы пели таким божественным голосом? – спросила, поднявшись на ноги, побитая дама.
-О любви, Госпожа.
-Но на каком же языке?
-На языке любви, Госпожа.
-Существует язык любви? – удивилась дама.
-Конечно, Госпожа, - подтвердила Люся.
-Но почему же я о нём впервые слышу?
-Вы не впервые слышите, Госпожа, просто слышите в оригинальном исполнении. Любовь может звучать на всех языках, и даже может звучать в молчании, в языке жестов или в безмолвии красоты окружающего нас мира, который частично и внутри нас тоже. Разве вы не чувствуете, Госпожа, что весь мир пронизан любовью для того, кто желает любви и способен услышать её во всех частичках мироздания?
-Правда? – сказала Госпожа и пощупала свою ушибленную макушку. – А что, может и правда, раз уж вы так говорите. А вы простите, кто такая, Госпожа?
-Я Люся, - скромно представилась Люся.
-Очень приятно познакомиться, - чуть поклонилась дама. – Признаюсь, меня несколько шокирует ваша манера одеваться на прогулке, уважаемая Госпожа Люся, но если уж вы обладаете столь божественной способностью пения, тогда, конечно, можете себе позволить…
-Да это просто моя крепостная девка Люська, - перебила Барыня. – А то, вы уж возомните себе невесть что.
-То есть, как это…
-Да, обыкновенно. А ты, Люська, чего встреваешь без разрешения? Если без кляпа во рту, так вякать можно?
-Простите глупую рабыню, Барыня, - поклонилась Люся, - но у меня такая натура, что, если Госпожи начинают драться, я сдержаться не могу и пытаюсь их помирить. Барыня.
-А кнута на конюшне не хочешь за своевольство?
-Это, как угодно Барыне, - пробормотала Люся и опустила глаза.
-Ой, ну, неужели вы будете наказывать эту симпатичную девушку за то, что она нас помирила? – решила заступиться ударенная Барыней Госпожа.
-А меня вылечила от вируса, - поддержала её компаньонка. – Я, вот, уже несколько раз пыталась произнести «с поз…», «с по…», видите? Не получается.
-А мы что, помирились? – решила уточнить Барыня.
-Конечно, - подтвердила Госпожа.
-И вы не собираетесь теперь отрезать мой язык?
-Но, какой бы в этом теперь был смысл? Ведь больше никто не засекается на этот проклятый вирус. Э… А, кстати, где-то тут были мои ножницы?
-Ваши ножницы у меня, - заявила Барыня. – Я победила вас в бою, и по праву победительницы присвоила оружие, с которым вы на меня напали. Это ведь справедливо?
-Да, пожалуй, - согласилась дама. – Ну, мы поедем, тогда. Спасибо, что подержали нашу упряжку.
-Не за что, - ответила Барыня, проводила взглядом отъезжающих дам, а потом вытащила ножницы, пошевелила ими и странным взглядом поглядела на Люсю. Чего это она задумала?
Барыня подошла к Люсе, потянула её за шейную цепочку и велела:
-Высуни язык, Люська.
-Э-э-э… - подчинилась Люся.
-Дальше. Высовывай, не стесняйся.
Ужас какой. Я невольно прикинула, смогу ли я хоть как-то воспрепятствовать злодейству, если конечно Барыня и впрямь задумала такое злодейство. Выходило, что никак.
Барыня расщеперила свои трофейные ножницы и засунула их Люсе в рот, к самому основанию вытянутого языка. Я попыталась хотя бы вытолкнуть изо рта кляп, но и этого не получилось. Кляп был затянут туго и никаким усилиям рта не поддавался. А дёргать шейной цепью упряжку сейчас было не только бесполезно, но и опасно, при том, что язык Люси находился между режущими кромками ножниц.
-Осознаёшь, что рабыня без разрешения говорить не должна? – спросила Люсю Барыня.
-Ы-хы, - проскрипела Люся. Удивительно, что у неё хотя бы так получилось.
-Осознаёшь, что я могу отрезать тебе язык, если захочу? Поскольку ты моя временная, но полная собственность, и я с тобой могу сделать, что мне вздумается?
-Ы…
-Жалко язык?
-Ы-гы.
-Но сопротивляться не будешь?
-Ы-ы.
-Думаю, язык тебе всё-таки отрежут, певица, - предположила Барыня, - но не сейчас, и не я. Закрой рот, а то, вишь, слюни распустила.
Барыня убрала изо рта Люси свои ножницы, странно на них поглядела, а потом, неожиданно швырнула в сторону озера. И снова спросила Люсю:
-Чего это за тарабарский язык, на котором ты запела не к месту?
-Я уже не знаю, Барыня, - ответила Люся.
-То есть, это вообще был не язык, а тарабарщина речитативная?
-Нет, что вы, Барыня? Это был нормальный язык, как все другие. Барыня.
-И где же на этом языке говорят?
-Нигде, Барыня, - удивлённо сказала Люся.
-Как так?
-Так ведь его никто не знает. Как же кто-то может на нём говорить? А теперь и я забыла, Барыня.
-Три грязных чёрта! – выругалась Барыня. – Ты что, Люська, хочешь сказать, что сочинила новый язык для того чтобы спеть на нём песенку, а потом его тут же и забыла?
-Да, Барыня, - просто ответила Люся.
-Четыре грязных чёрта. А просто спеть на нормальном языке нельзя было?
-Нельзя было, Барыня.
-Почему?
-Но ведь мне же надо было быстро помирить вас, Барыня, с той Госпожой. А для этого пришлось приложить все старания. Как бы я смогла быстро сочинить на вашем языке песню о взаимной любви? Надо ведь чтобы песня имела не только смысл, но и складный текст, правильную рифму и многие другие речевые достоинства. Барыня.
-Пять грязных чертей! Ты хочешь сказать, что сочинить песню на известном языке труднее, чем придумать новый язык и на нём сочинить?
-Но я же ведь не поэтесса, Барыня! – возмутилась Люся. – Это Госпоже Мелани запросто стихотворение сочинить, а мне-то как?
-Какой ещё Госпоже Мелани? Этой, вот, декоративной девке Малашке?
-Простите пожалуйста, Барыня, - поклонилась Люся, - но я никак не могу воспринимать Госпожу Мелани без должного уважения, хотя и понимаю, что вам это может и не нравиться, Барыня.
-Слушай, Люська, десять грязных чертей, - спросила Барыня, - ты в детстве головой не ударилась?
-Где, простите, я ударилась, Барыня?
-В своей ложной памяти, когда маленькая была, вот где.
-Мне очень неудобно, Барыня, - сказала Люся, - но у меня никакой ложной памяти нет. Я только то помню, что было со мной здесь, в Оллитарии, Барыня.
-Н-да, - проворчала Барыня сама себе, - эта девка, видать, безнадёжна.
Наверное, теперь Барыня решила, что мы накатались, потому что уселась в карету и погнала нас домой. А может, настроение у неё испортилось. Очень может быть, что сама Барыня не смогла бы даже стихотворение сочинить, не то что новый язык придумать. Вот ей и завидно стало. А то, талдычат день и ночь, что ламиолы по сравнению с Нолами убоги умственно, а на деле-то наоборот выходит.
Лично я не верю в то, что ламиолы без Нол бы пропали. Хотя бы Гедоникс тому наглядный пример. И, неважно, кто там на деле правит, ламиолы, или прикинувшиеся Нолы. Я-то на деле узнала, что ламиолы могут не хуже других устроиться лицемерными народными кровососами и вытворять злодейства, на которые ни у каких Нол ума бы не хватило. А здесь, на Оллиолоне? Нитроглицерин изобрели, и даже почти что пушку! А стратегические таланты? Да по части кораблевождения, хотя бы… Правда, навигаторша Энни не очень-то лестно об этих талантах отзывалась. Да и убогий компас сами починить не догадались тоже. Ну, а это ничего не значит! В конце концов, я по себе судить могу, а я умная и обратного мне никто не докажет, потому что злодейка Холли померла, а больше некому.
Следующие несколько дней мало отличались друг от друга. На ночь нас стреноживали и запирали в клеть, а днём Барыня занималась нашим воспитанием. Воспитание, в основном, сводилось к примитивной трудотерапии в кандалах. В первую половину дня мы отскребали полы в Барской резиденции, работали на приусадебном участке, вертели групповую шестиспицевую крутилку, поливали растительность и занимались другими домашними работами. Во второй половине дня Барыня непременно устраивала катание, причём, должности коренницы, пристяжниц и декоративниц обязательно менялись, чтобы никому не было обидно.
На третий день катания к нам снова привязались две Нолы, и я сильно подозреваю, что это были Госпожи Ванесса и Магдалина. Точно, конечно, сказать не могу, потому что Госпожи были упакованы в серебристо-блестящие покрывала Элурисских туристок, а их глазные щёлки, вдобавок, были скреплены поперечными перемычками и забраны густыми подпокрывальными сеточками. А заподозрила я в них своих знакомых, потому что одна из дам так и волочила за своей ногой гирю, а вторая ей помогала. Ну, тут, конечно, ничего такого, странного, нет. Элурис же? Вдруг у Госпожи туристки непреодолимая склонность к ножным гирям? Кто тут запретит? Но я-то думаю, что Госпожа Ванесса не была туристкой полноценной, а так и оставалась, частично, пленницей Оранжевой Линды. А, следовательно, строила планы о том, как отсюда смотаться живой и здоровой, да и свою любимую рабыню Лу прихватить. Дело-то в том, что, как мне показалось, эти Госпожи не столько возмущались конструкцией нашего экипажа, сколько пытались подобраться поближе к Лу-лу, и может даже, чего-то ей передать. Только наша Лукерья в этот день исполняла роль «коренницы», под дугой, в хомуте и в основательной уздечке с колокольчиками, а потому, непринуждённо подобраться к ней было затруднительно.
Так, или иначе, но эта встреча вселила в меня небольшой оптимизм, поскольку, можно было предположить, что Госпожа Ванесса строит некоторые планы по спасению собственной шкуры, и к этим планам столь энергичной Госпожи можно было бы попробовать и примазаться. А думать над тем, как примазаться, я не стала по причине недостаточности информации для размышлений. Но, на всякий случай, этот элемент своих грядущих революционных планов я оставила в памяти.
А вечером Барыня догадалась свалить на нас ещё и дополнительную обязанность по чистке кандалов. Причём, делать это мы должны были уже будучи стреноженными и запертыми на ночь в клеть. Контролировать же качество чистки она взялась сама. Мало того, в этот раз она так покаталась, что всех нас просто валило в сон, а тут ещё и цепи чисти. Правда, до зеркального блеска чистить цепи нам не пришлось, да это и невозможно было бы сделать по причине грубости самого железа. Барыня быстренько приняла работу у всех, кроме меня, и даже уселась напротив, снаружи клетки на стульчик, наблюдать. Все девушки уже благополучно засопели сонными носиками, а я так и скребла соединительную шейно-ножную цепь, будто это было кому-то нужно.
-Аккуратнее чисти, не бренчи, - вдобавок посоветовала Барыня, - спят же девки.
-А мне бы уже тоже поспать, Барыня, - вышла с предложением я.
-Чисти, чисти, - отказала Барыня, - Мелания Скуратовна…
-И-ик! – вздрогнула я так, что цепи громко брякнули, и странно, что никто не проснулся.
-Я ведь не ошиблась? – уточнила она. – Правда?
-Ну... – растерялась я, - с одной стороны… Но, вот, если с другой стороны…
Барыня принялась сдержанно хихикать, а потом сказала:
-Ты цепь-то помаленьку чисти, Боярышня, а я с тобой поговорю пока.
-И откуда вы только знаете, Барыня, - подивилась я.
-А ты, нешто, меня не признала?
-Да, вроде бы кого-то вы мне напоминаете, Барыня, - согласилась я, - но точно признать не могу.
-А ты напрягись. Небось, теперь-то ведаешь, о котором месте вспоминать надобно.
Действительно. Если она меня вспомнила как мою Гедонисскую Монику, царствие ей небесное…
-Ксенолия Пенелопьевна! – догадалась я. – Это ведь вы там сидели, рядом с Олечкой Сильмариольевной?
-Вишь, догадалась.
-Вона как! – от неожиданности перешла я на Данисскую речь. – Так вы что же, Барыня, в смысле, Боярышня, ламиола, что-ли?
-Ну, как бы тебе сказать, Скуратовна, не так чтобы и совсем ламиола…
-Это каким же боком не совсем-то?
-Ну, дак, обеими боками-то, если уж на то пошло, выходит.
-Это, что же, боками выходит, что никакая и не Боярышня Данисская, а ишпиёнка Оллитарисская, небось?
-Уж прямо, сразу ишпиёнка! – обиделась она. – Ты лишнего-то, с печки упамши, не вали. Уж коли Мелания Скуратовна, да не Лаврентиния Бериевична ишшо. Или, как её правильно-то? Берия Лаврентиевна?
-И так, и так неправильно. Это вообще не женщина была.
-А кто? Извращенка с пришитым причиндалом, нешто?
-Слушайте, Барыня, я уж сразу скажу, Берия был мужчиной по имени Лаврентий, а работал он приспешником у злого царя Сталина. Типа, головы рубил. И никоим боком я к нему отношения не имею, и нечего тут.
-Вон чего, - удивилась Барыня, - а ентот самый, Скуратович, это кто такой есть?
-Не есть, а был, да весь вышел. Тоже русский персонаж по кличке Малюта Скуратов, а служил приспешником у другого злого царя Ивана, что по кличке «грозный» был.
-Ага. А отчество у того царя не Васильевич, часом, было?
-Ну да.
-От, то и понятно теперь, откель в Гедониксе Боярыня Татьяна Васильевна завелась-то.
-Ну…
-Да и приспешницу Меланию Скуратовну следом притащила.
-Да чего вы ерунду городите, Барыня? Те все цари давным-давно померли, а мы-то тут причём?
-Ну, мало ли, что померли, коли наследие-то есть кому принять, да и к делу приспособить сподручно.
-Уж, по вашему, так любой фестиваль этнический наследием царизма является, что ли?
-Дык, фестиваль фестивалю рознь. А коли оно до немалых денег касаемо, так и не фестивалит уже-то.
-Да оно всё у Тани само собою вышло! – возмутилась я. – Ей же надобно было выкручиваться как-то? Вот, на этнических, да на псевдоисторических мотивах и выкручивалась. Уж тут, кто на чём умеет, на том и выкручивается. Она виновата, что ли, что в этой самой России таковая история, по которой, что ни царь, так хуже татарина?
-Хуже кого? – не поняла Барыня.
-Это другой народ так называется.
-Татарины? И что, сильно плохой народ?
-Ну, с какой стороны поглядеть. Если с татарской, то хороший, а коли с русской, так плохой.
-Это с чего же так вышло?
-Да я-то откуда знаю? Вроде как, одни других грабили всё время, а другие за это собрались с силами, да и решили их всех поубивать до последнего. Ну, во времена того самого Ивана Грозного. Песенка ещё такая была: «А татаре-то по городу похаживают, на царя Ивана да поглядывают».
-И что вышло-то в итоге окончательном?
-Ну, если Тане верить, так и не вышло ничего. Подрались, да, в конце концов, всё как было, так и осталось. Вот я потому и говорю-то всем, что война, или, там, драка, ничего не решает. Уж если чего как заведено, так потом снова и станет, сколько не дерись.
-Это кем же заведено?
-Ну, уж этого я не ведаю, Барыня.
-Ну, что тут скажешь? Может, ты и права, Боярышня. По большому счёту. В смысле глобальном и стратегическом. Но вот в смысле сиюминутном, да тактическом многое и от нас самих зависит. Ну, мало ли, что крупных моментов судьбы не избежать? Между ними-то можно на время и получше устроиться. Как мыслишь?
-Ну, наверное, так и есть, - согласилась я.
-А чего ж не устроилась?
-Так, не выходит получше, - призналась я. – Я не пыталась, что ли?
-Ну, стало быть, плохо пыталась.
-А вы, Барыня, стало быть, хорошо пытались? – рассердилась я. – Неплохо устроились, как я погляжу? И каким же образом таковой карьерный рост вышел? Уж не по трупам ли шагая?
-Ну, ты на меня лишнего-то не вали, сказывала-ж. Не по трупам, а собственными мозгами пошевеливая усиленно. Ну, если несколько за счёт тех, кто сам мозгами шевелить поленился, это может быть. Но уж никого я не резала и топором не рубила, как у вас, ламиол, принято.
-Так, стало быть, вы Нола, Барыня? И как же вы в Гедониксе в Боярышни устроились-то?
-А чего мне делать было? В рабыни податься? Видала, небось, как там Госпожи ламиолы со своими рабынями обходятся, а?
-Ну, видала, - согласилась я.
-А подружка твоя, Боярыня Татьяна Васильевна, сама не Нола, часом?
-Эт-т-т… - заикнулась я. – Эт-то кто же вам… То есть, это что за клевета такая непотребная?
-Ну-ну, не кипятись, - посоветовала мне Барыня. – Врать-то не умеешь, если тебя застукать с фактором неожиданности. Язык-то сам не туда, куда подумавши захочешь, выкручивается.
-Так и нечего тогда на меня наезжать провокационным методом, - заявила я.
-А, да какая теперь разница-то? Коли уж вы из Гедоникса сбежали вовремя. Правда?
-И, неправда. Не сбегали мы. Они сами там первые начали!
-Это ты про кого же, Боярышня?
-Да всё про тех же, Боярышня. Про руководство Гедонисское. Вот там бы Нол поискали законспирировавшихся. Да и шпиёнок Оллитарисских тоже.
-А вы не сбегали, стал-быть?
-Стал-быть.
-Или не успели просто? А куда ж вы подевались-то?
-А, много куда. В тюрьмы да в камеры, а не то, и в контору мерзкую подпесочную.
-В подпесочную? Правду, значит, говаривали, будто в песке никто не тонет, а всех беглянок да выселенок тайно со щита уволакивают для употребления ничем не ограниченного?
-Это где же говаривали и кто?
-Ну, дак, уж коли городишко женский, а язык у каждой второй девоньки без костей, нешто какие секреты утаишь от ушек внимательных?
-Вот и думала я, что кое-кому там не грех бы ушки подрезать, к язычкам вдобавок-то.
-Гляжу я, Боярышня, - сказала Барыня, - что мы с тобою во многих мнениях насчёт городишки Гедоникса общий язык обнаруживаем. Али нет?
-Али, да, - согласилась я. – И что с того?
-Ну, так, не подружиться ли нам с тобою, Мелания Скуратовна, до степени некоторой?
-А какой бы для вас в этом бы смысл являлся, Ксенолия Пенелопьевна? Я ваша рабыня крепостная, в цепях да в клетке сижу, а вы перед клеткой, на должности Господской, да Барыней вырядившись. И не на соломе, а на стульчике. Какой-такой навар вам с изменения наших взаимоотношений надобен?
-Ну, зачем же прямо сразу навар? А в перспективном смысле? Сегодня я Барыня, а ты девка крепостная да цепная, а завтра, может и наоборот выскочить? Кто ж ведает, как там эта самая судьба разумеет без ведома нашего?
-Оно так, - согласилась я, - да чего-й-то подозрительно мне, Барыня.
-А чего ты теряешь-то, подружиться согласившись?
-Уж тут ваша правда, Барыня, а только не без причины вы разговор затеяли, уж сознайтесь, сделайте милость. Да и признали вы меня не сегодня, а сразу же, как меня к вам на учение определили. Ай, не так?
-Так, Боярышня, так, - согласилась Барыня, – да ведь я присмотреться сперва хотела. Я ж тебя в Гедониксе-то лишь издаля приметила, да и себя показать тебе не довелось в те времена.
-И всё? – решила уточнить я, поскольку чего-то на меня напала нездоровая подозрительность.
-А чего ж ещё?
-Ну, хотелось бы честности с вашей стороны, чтобы, до разумной степени, конечно.
-А ты сама-то, Боярышня, прям, честная да прозрачная как стёклышко?
-Ну, не так уж, чтобы совсем, но стремлюсь.
-По мере сил?
-Знаете, Барыня? Вот, если я вам честно скажу кое-чего насчёт меня в Гедониксе, так ведь вы же не поверите!
-Хм, - сделала задумчивое лицо Барыня. – Честно, а я не поверю? Интересно даже. А почему я не поверю?
-Потому что люди никогда ничему честному не верят. Потому что они ложь больше любят, только чтобы она для их ушей приятная была.
-Ну, я не такая, - возразила Барыня. – Я деловая, а для дела полезнее правду знать, чем всякую ложь сладкоречивую.
-И ведь всё равно не поверите.
-Ладно, давай, говори, не то, я с любопытства потрескаюсь.
-Я, Барыня, в Гедониксе никогда не была. Вот.
-Как так? – не поняла Барыня. – Нет, я не говорю, что не верю, но как так может быть, если я самолично тебя там лицезрела, да и ты меня также?
-А так, что это была не я.
-А кто?
-Вот, я сейчас снова правду скажу. Потому что меня уже распирает потребность кому-то правду сказать, так распирает, словно живот после пищи непотребной.
-Ну, и?
-В Гедониксе было одно из моих раздвоений личности, в которые я перекидываюсь во сне, и в таком виде не помню о себе настоящей. Ну, почти всегда не помню. А для краткости, я такие раздвоения именую «Мониками», и, кстати, не я одна тоже. То есть, подобные явления здесь известны не мне одной, и, наверное, имеют место и помимо меня. Вот, таким образом.
-М-м-м… - сказала Барыня. – И это всё правда?
-Да.
-Слыхала я чего-то про подобных «Моник». Только тут столько бреда разнообразного производят, что уж и не знаешь, чему верить, чему нет. Да сама видела на последнем вернисаже этих, которые «сектантки-мутантки». Значит, перекидываешься в Монику? И что, каждый раз, когда спишь?
-Нет, не каждый. Но часто.
-В одну и ту же Монику?
-В разных Моник. Но, вот, в ту, что в Гедониксе была, так часто перекидывалась, что уже сомневаться начала, а может это она настоящая, а я Моника?
-Интересно, интересно, - проворчала Барыня. – А сейчас так не считаешь?
-Нет, сейчас не считаю.
-А почему?
-Ну, я же проверять пыталась. Пробовала сама с собой встретиться. А потом та Моника вообще умерла. Знаете, Барыня, когда умираешь, это очень неприятно. Это, можно даже сказать, личная психологическая трагедия.
-Надо полагать, - согласилась Барыня. – А тебе не приходило в голову, что всё это могло быть просто последствиями своеобразного устройства мозгов ламиолы, особенно по части памяти?
-А как тогда насчёт Гедоникса?
-Действительно, как?
-Нет, я, конечно, сначала думала, что всё это бред. И разве я так не должна была подумать, после всяких космосов, стука по голове, а особенно, всех этих уколов неизвестно чем попало? Но уж теперь-то я знаю, что всё не так. Да. На основе долгосрочного практического опыта.
-То есть, - решила уточнить она, - насчёт той твоей Моники, что была в Гедониксе, ты всю её биографию знаешь как свою собственную?
-Ну, наверное, - осторожно согласилась я, - если учесть, что я и свою-то биографию помню до определённой степени подробностей.
-Ну, и ладно, - неожиданно сменила пластинку Барыня. – Ты, Боярышня, ложись-ка, да отдыхай уже, а утро вечера мудренее. Тем более, ночи. А там видно будет.
И ушла. Ага, отдыхай, понимаете. Как я ни ворочалась на своей соломе, сон теперь не шёл. И чего дальше? Ну, узнала меня эта Ксенолия Пенелопьевна, и чего делать будет? Переведёт меня из старших рабынь в свои компаньонки? Я, между прочим, даже и не её рабыня, а рабыня Госпожи Шерри, если на то пошло. Будет с ней договариваться? А зачем ей? Ха! За деньгами, - вот зачем. Барыня-то сама кто? Прикинувшаяся в Гедониксе ламиолой Нола. Такая самая, которых они там день и ночь ловят, да никак всех выловить не могут. И как сумела? А что, такую же вела жизнь, как и настоящие Гедонисские ламиолы? Скакала на запряжённых в коляски Нолах и кнутом их погоняла? Других Нол плёткой лупила, клеймила, да за ошейники дёргала поминутно? А, не то, кто бы её не разоблачил? Ну, тогда понятно, чего она здесь обретается, а не в нормальном Оллитарисском городе. Там настучит кто-нибудь властям, так мало ей не покажется. А…
А я её там видала. Ха. Да я первая и настучать бы могла, вот она и в подруги набивается. Нет, это глупо. Проще ей меня банально удавить, а Госпоже Шерри объяснить, что несчастный случай вышел. А чего она тогда?
Ха! Ну и дура же я. А те самые пресловутые денежки общества защиты прав ламиол Даниса? Эти денежки, наверное, неизвестно куда пропали, а она думает, что их могли мы с Таней, Саррой и Мери с собой прихватить, да и сбежать. А уж коли мы обе Боярышни Данисские, так делиться надобно. Ну, допустим, та Моника умерла, а денежки, может, прежде в какой банк спрятала? А я знать должна.
Я-то думаю, что те денежки по-любому Гедонисская негодяйка Долли прикарманила, да разве кому докажешь? А, и не надо доказывать. Надо наоборот, прозрачно намекнуть на свою компетентность в этом вопросе. А вот тогда…
Тут передо мною начали почти что зрительно вырисовываться реальные планы предстоящей революции, правда, настолько разветвлённые и многоплановые, что я испугалась устать головой и решила поспать. А планы пока пускай себе формируются автоматически в подсознании, а мне на утверждение подаются в удобоваримом виде.
Во сне я увидела себя главной предводительницей народов победившей революции. Я сидела на внушительном троне, а спикер парламента зачитывал мой полный титул, который был столь длинным, что мне приходилось бороться со сном, чтобы не ударить в грязь лицом перед моими бесчисленными подданными. Ножками трона служили четыре установленных на карачки Серых Мамбы, причём, моя личная знакомая Серая Мамба Ву выполняла роль правой передней ножки. А к верхней ступеньке трона была прикована за шею короткой цепью сама Оранжевая Линда, которая была голая, и периодически облизывала эту самую ступеньку, чтобы на ней не скопилась пыль к тому моменту, когда мне заблагорассудится поставить на эту ступеньку свою ножку в лакированной туфельке.
Проснувшись, я даже не успела посетовать на такие свои злодейские фантазии. Вернее, на нездоровую социальную среду, которая их формирует в головах таких добрых девушек, как я.
Что интересно, никаких последующих действий Барыня в моём отношении не предприняла, а снова загнала нашу компанию на сельхозработы, а после обеда отправила запрягаться для катания. Лично мне на сей раз досталась роль задней декоративной девушки, в связи с чем, приспешницы расклепали мои кандалы, а также освободили меня ото всей одежды. Руки мне связали за спиной средним шнурком для вязания девушек, и связали, надо признать, очень квалифицированно, так, что эти «мягкие наручники» ничего не пережимали, но и не давали никакой лишней свободы шевеления запястьями. А на шею, под ошейник, накинули короткую позолоченную цепочку, замкнули на позолоченный же замочек и приковали за неё к задней скобочке коляски. Понятное дело, на меня приспешницы много времени не потратили, поэтому, пока они возились с запряганием остальных рабынь, я успела соскучиться и даже маленько устать ногами.
Но, вот, явилась Барыня в своих традиционных одеждах, и мы поехали «со двора». Должна признать, бежать за коляской босиком, да ещё на такой короткой цепочке было трудновато. Но это бы ещё ничего, хуже то, что меня, ни с того, ни с сего, неожиданно начало давить чувство стыда и унижения. И, в самом деле, с чего бы вдруг? Я ведь уже рабыня с солидным стажем и не таких ещё унижений накушалась до отвала и привыкания, почти что до степени иммунитета. Не какая-нибудь молоденькая дурочка, которая о рабстве читала лишь в книжках, да и то мимоходом. Вот, я понимаю, если такую дурочку взять, заграбастать, оголить, надеть на неё ошейник и заставить бежать на цепочке за транспортным средством, так она выпучит глаза, а то ещё и в обморок брякнется от избытка противоречивых впечатлений. Но, то дурочка, а то я, тёртая, как говорится, девушка-рабыня.
Хотя, с другой стороны, а какого чёрта так устроена жизнь, что всякие дуры гуляют тут с важным видом,