Зарубежная этнопсихология в XX веке

В начале XX в. в исследованиях западных ученых начинают вы­рисовываться совершенно новые по форме подходы к изучению этнической психологии. Они опирались, как правило, на наби­равшие силу молодые учения бихевиоризма и психоанализа, ко­торые быстро завоевали признание исследователей и нашли при­менение в описании черт национального характера представите­лей разных народов.

Этнопсихология в это время, выступая в качестве междисцип­линарной области знаний, включала в себя элементы таких наук, как психология, биология, психиатрия, социология, антрополо­гия и этнография, что наложило отпечаток на способы анализа и интерпретации эмпирических данных. Различные подходы к изу­чению этнических процессов сопровождались дискуссиями о со­держании и форме этнопсихологических понятий и терминов. Наибольшее распространение получило «социологизирование» концептуального аппарата, что было свойственно и для всей за­падной науки того времени в целом.

Большинство западных ученых-этнопсихологов начала XX в. придерживались так называемого психоаналитического подхода. Предложенный в конце XIX столетия 3. Фрейдом психоанализ из своеобразного способа изучения подсознательной сферы психики человека постепенно превратился в «универсальный» метод ис­следования и оценки сложнейших социальных явлений, в том числе психического склада этнических общностей.

Психоанализ, основоположником которого был 3. Фрейд, воз­ник одновременно как психотерапевтическая практика и как кон­цепция личности. По Фрейду, формирование человеческой лич­ности происходит в раннем детстве, когда социальное окружение подавляет как нежелательные, недопустимые в обществе, в пер­вую очередь сексуальные, влечения.

Таким образом, психике человека наносятся травмы, которые потом в различных формах (в виде изменений черт характера, пси­хических заболеваний, навязчивых сновидений и т.д.) дают о себе знать в течение всей жизни.

Заимствуя методологию психоанализа, многие зарубежные эт­нопсихологи не могли не считаться с критикой, указывавшей на несостоятельность стремления Фрейда объяснить поведение людей только лишь врожденными инстинктивными влечениями. От­казавшись от некоторых наиболее спорных положений Фрейда, этнопсихологи тем не менее не смогли порвать с основной на­правленностью его методологии, но оперировали более модерни­зированными понятиями и категориями.

Одна из них — так называемое социальное взаимодействие — сводилась к тому, что представители одной этнической общности воздействуют друг на друга посредством своих идей, настроений и чувств, соотносящихся с их «культурой» каким-то смутным и абстрактным способом, не имеющим ничего общего с их осоз­нанием и осмыслением, а также с практической деятельностью [293. — С. 124]. Очевидно, что некоторые этнопсихологи рассмат­ривали социальную среду не как исторически определенные от­ношения людей в системе общественного производства, а как ре­зультат проявления психологических влечений, чувств, эмоций, совершенно оторванных от породившей их основы.

Большое влияние в это время на развитие этнопсихологичес­ких воззрений и их методологических основ на Западе оказали работы французского философа и этнографа Л. Леви-Брюля (1857— 1939), который полагал, что людям различных этнических общностей свойствен специфический тип мышления. Он утверждал, что над мышлением отдельных людей довлеют коллективистские, представления, отражающиеся в обычаях, обрядах, языке, куль­туре, социальных институтах и т.д. Тот факт, что логика перво­бытных людей отличается от мышления современного человека, свидетельствовал, по его мнению, о длительности эволюции на­циональной психики.

Согласно Леви-Брюлю, логика первобытного человека была «мистической», она не подчинялась четырем законам формаль­ной логики, зато была подвластна закону «партиципации», в со­ответствии с которым все предметы и явления обладают свой­ством «единосущности», т.е. могут одновременно быть самими собой и чем-то иным и проявляться в разных временных и про­странственных измерениях. По его мнению, в основе мышления первобытного человека лежали практический опыт и способность к развитию, зависящая от роста знаний. В то же время он считал, что дологическое мышление проявляется в таких сферах обще­ственной жизни, как религия, мораль, нравственность, нацио­нальное самосознание и национальные отношения [228].

Взгляды Леви-Брюля оказали влияние на глубинно-психоло­гическое направление в психоаналитической школе Запада, ко­торое выводило архетипы «коллективного бессознательного» человека, в том числе и национально специфического, из своеоб­разия «первобытного мышления». В рамках этнической психоло­гии его работы помогали осознать факторы и механизмы зарожде­ния национальной специфики мышления (психологии этнической общности в целом) и ее влияния на поведение, действия и по­ступки людей.

Под влиянием этих взглядов в окончательном итоге сформировались устойчивые представления о социально-психологических (этнических) архетипах, которые представляют собой наборы специфически направленных ценностных ориентации и ожиданий представителей конкретных этнических общностей, вызывающих привычную для них гамму чувств и способов поведения, проявля­емых при реакции на воздействия предметов и явлений окружаю­щего мира.

Социально-психологический (этнический) архетип передает­ся человеку по наследству от предыдущих поколений, существует в его сознании на невербальном, чаще всего нерефлексируемом (неизменном, подсознательном) уровне.

Действия, поступки, проявления чувств, возбуждаемые соци­ально-психологическим (этническим) архетипом, бывают гораз­до более сильными, чем побуждения, инициируемые в психике человека простыми воздействиями окружающей его среды.

На развитие этнопсихологических взглядов оказали влияние и идеи К. Леви-Строса (1908 — 1987), французского этнографа и социолога. Главным направлением творчества Леви-Строса был анализ структур жизни и мышления, не зависящих от индивиду­ального сознания, на примере исследования первобытных об­ществ Южной и Северной Америки. По его мнению, культура как важнейший компонент образа жизни людей обладает при­мерно одинаковым набором признаков в различных национальных общностях.

Цель исследования социальных, культурных и национальных структур, как полагал Леви-Строс, должна состоять в обнаруже­нии законов, которые управляют общностями. Анализируя пра­вила брака, терминологию родства, принципы построения пер­вобытных обществ, социальных и национальных мифов, языка в целом, он видел за разнообразием социальных форм поведения общие механизмы и факторы, его инициирующие. Соотношение между сосуществующими современными обществами — индуст­риально развитыми и «примитивными» — он назвал соотноше­нием «горячих» и «холодных» обществ: первые стремятся произ­водить и потреблять как можно больше энергии и информации, а вторые — ограничиваются устойчивым воспроизводством простых и схожих условий существования. Однако, по его мнению, чело­века нового и древнего, развитого и «примитивного» объединяют всеобщие законы культуры, законы функционирования челове­ческого разума [228. — С. 104].

Леви-Строс выдвинул концепцию «нового гуманизма», не зна­ющего сословных и расовых различий. Его теория во многом этнопсихологична по своему содержанию, но она направлена не на выявление различий между представителями различных этниче­ских общностей, а на нахождение того, что может их объединить.

В 30-е г. XX в. развитие западных научных представлений проис­ходило под преимущественным влиянием американской этнопси­хологической школы, выделившейся из этнографии. Ее родоначальником был Ф. Боас, а возглавил ее и длительное время руково­дил ею А. Кардинер. Наиболее известными представителями были Р. Бенедикт, Р. Линтон, М. Мид и др.

Ф. Боас (1858—1942) — немецкий физик, бежавший от фа­шизма в США и ставший выдающимся американским этногра­фом и антропологом, заинтересовался на склоне лет вопросами национальной культуры и фактически создал новое направле­ние в американской этнографии. Он считал, что изучать поведе­ние, традиции и культуру людей без знания их психологии не­возможно и рассматривал анализ последней как составную часть этнографической методологии. Ф. Боас также настаивал на необходимости исследования «психологических изменений» и «психо­логической динамики» культуры, считая их результатом аккуль­турации.

Аккультурация — процесс взаимовлияния людей с определенной культурой друг на друга, а также результат этого влияния, заключа­ющийся в восприятии одной из культур, обычно менее развитой (хотя возможны и противоположные влияния), элементов другой культуры или возникновении новых культурных феноменов. Аккультурация часто ведет к частичной или полной ассимиляции.

В этнопсихологии понятие «аккультурация» используется для обозначения: а) процесса социально-психологической адаптации представителей одной этнической общности к традициям, при­вычкам, образу жизни и культуре другой; б) результатов влияния культуры, национально-психологических особенностей предста­вителей одной общности на другую.

Как следствие аккультурации некоторые традиции, привычки, нормы-ценности и образцы поведения заимствуются и закрепляются в психическом складе представителей другой нации или этнической группы.

Боас рассматривал каждую культуру в ее собственном истори­ческом и психологическом контексте как целостную систему, со­стоящую из множества взаимосвязанных частей. Он не искал от­ветов на вопрос, почему та или иная культура имеет данную струк­туру, считая это результатом исторического развития, и подчер­кивал пластичность человека, его податливость культурным воз­действиям. Следствием разработки такого подхода стало явление культурного релятивизма, согласно которому понятия в каждой культуре уникальны, а их заимствования всегда сопровождаются тщательным и длительным переосмысливанием [285. — С. 102—104].

В последние годы своей жизни Боас увлекся проблемами обес­печения политиков рецептами бесконфликтной аккультураци социально отсталых народов США и колониальных народов.

Труды Боаса оставили заметный след в американской науке. у него было много последователей, которые воплотили его идеи многих концепциях, известных теперь во всем мире.

После смерти Боаса американскую психологическую школу возглавил А. Кардинер (1898—1962) – психиатр и культуролог, автор трудов «Индивид и общество» (1945), «Психологические границы общества» (1946). Он разработал признанную на Западе концепцию, согласно которой национальная культура оказыва­ет сильное влияние на развитие этнических групп и отдельных их представителей, иерархию ценностей, формы общения и по­ведения.

Кардинер подчеркивал, что в формировании личности реша­ющую роль играют механизмы, названные им «проективными си­стемами». Последние возникают в результате отражения в созна­нии первичных жизненных влечений, связанных с потребностью в жилье, пище, одежде и т.д. Отличие культур и общностей друг от друга Кардинер видел в степени господства «проективных сис­тем», во взаимоотношении их с так называемыми системами «внешней реальности» [287. — С. 124—126]. Исследуя, в частно­сти, влияние европейской культуры на развитие личности, он пришел к выводу, что длительная эмоциональная забота матери, жесткая сексуальная дисциплина европейцев формируют в чело­веке пассивность, безразличие, интравертированность, неспособ­ность адаптироваться в природной и социальной среде и другие качества. В своих теоретических обобщениях Кардинер пришел в окончательном итоге к идее культурного релятивизма, культур­ной психологической несовместимости.

Американский культуроантрополог Р.Бенедикт (1887—1948), автор широко известных за рубежом работ «Модели культуры» (1934), «Хризантема и меч» (1946), «Раса: наука и политика» (1948), несколько лет прожила в индейских племенах Северной Амери­ки, организовала исследование «транскультурных» предпосылок, ведущих к уменьшению национальной враждебности и этноцентризма. В своих трудах она обосновала тезис об усилении роли со­знания в процессе развития этносов, о необходимости изучения их исторического и культурного прошлого. Она рассматривала куль­туру как совокупность общих предписаний, норм-требований для представителей определенной этнической общности, проявляю­щихся в ее национальном характере и возможностях индивиду­ального самораскрытия в процессе поведения и деятельности.

Бенедикт считала, что каждая культура имеет свою неповто­римую конфигурацию, а ее составные части объединены в еди­ное, но своеобразное целое. «Каждое человеческое общество когда-то совершило определенный отбор своих культурных установ­лений, — писала она. — Каждая культура с точки зрения других игнорирует фундаментальное и разрабатывает несущественное.

Одна культура с трудом постигает ценности денег, для другой они основа каждодневного поведения. В одном обществе технология невероятно слаба даже в жизненно важных сферах, в другом, столь же «примитивном», технологические достижения сложны и тонко рассчитаны на конкретные ситуации. Одно строит огромную культурную суперструктуру юности, другое — смерти, третье —. загробной жизни» [272. — С. 36 — 37]. Бенедикт стремилась в то же время доказать, что набор типов поведения, задаваемых конкрет­ным обществом, национальной культурой, в достаточной степе­ни ограничен и может быть хорошо изучен. Она указывала на не­допустимость расовой и этнической дискриминации.

Во время Второй мировой войны Бенедикт изучала культуру и национально-психологические особенности японцев с точки зре­ния их места и роли в условиях всеобщего мира и сотрудничества. Последние годы своей жизни, используя эту методологию, Бене­дикт посвятила сравнительному изучению культур Франции, Че­хословакии, Польши, Сирии, Китая, дореволюционной России и восточноевропейских евреев.

Ученица Боаса и Бенедикт М. Мид (1901 —1978) центральной темой своего научного поиска избрала исследование своеобразия культурного характера общественного сознания этноса, под ко­торым она понимала совокупность закономерностей психической жизни людей, обусловленных культурой. Ради этого она в течение 25 лет осуществляла полевые исследования архаических культур и народов с помощью специально разработанных ею методик.

М. Мид пришла к выводу о том, что характер общественного сознания в конкретной культуре определяется набором ключевых для этой культуры норм и их интерпретацией, воплощенных в традициях, привычках и способах национально своеобразного поведения [228].

Этнопсихологическая школа значительно отличалась от других направлений американской этнографии, например исторической школы. Разница состояла в понимании категорий «культура» и «личность». Для историков культура была главным предметом ис­следования. Сторонники же этнопсихологической школы считали культуру обобщенным понятием и не полагали ее главным объектом своих научных исследований. Настоящей и первичной реаль­ностью для них являлся индивид, личность, а потому с изучения личности, индивида и следовало, по их мнению, начинать иссле­дование культуры каждого народа.

Вот почему, во-первых, американские этнопсихологи важней­шее внимание уделяли разработке понятия «личность» как основ­ного компонента исходной единицы, определяющей структуру це­лого. Во-вторых, большой интерес проявляли они к процессу фор­мирования личности, т. е. к ее развитию начиная с детства. В-тре­тьих, под прямым воздействием фрейдистского учения особое внимание они уделяли сексуальной сфере, во многих случаях излишне абсолютизируя ее значение. В-четвертых, некоторые эт­нопсихологи преувеличивали роль психологического фактора по сравнению с социально-экономическими [232. — С. 271 — 272].

К началу 40-х гг. XX в. научные взгляды зарубежных этнопсихо­логов выкристаллизовались в стройную концепцию, основные положения которой сводились к следующему. На ребенка с пер­вых дней его существования воздействует среда, влияние которой начинается прежде всего с конкретных приемов ухода за младен­цем, принятых у представителей того или иного этноса: способов кормления, ношения, укладывания, позже – обучения ходьбе, речи, навыкам гигиены и т.д. Эти уроки раннего детства налагают свой отпечаток на личность человека и влияют на всю его жизнь. В любом народе совокупность приемов ухода за ребенком прибли­зительно одинакова, однако в их содержании и способах осуще­ствления имеются и различия, в результате «члены каждого об­щества имеют многие свойства личности общие, но зато нормы поведения личности в каждом обществе различаются между со­бой, чему способствуют накапливаемые и передаваемые из поко­ления в поколение традиции и национальные привычки поведе­ния» [285. - С. 191].

Вот почему на свет появилось понятие «основная личность», ставшее краеугольным камнем для всей этнопсихологии Запада. Эта «основная личность», т.е. некий средний психологический тип, преобладающий в каждом конкретном обществе, и составляет базу этого общества.

Такая личность формируется на основе единого для всех чле­нов данного общества национального опыта и впитывает в себя такие психологические характеристики, которые делают индиви­да максимально восприимчивым к данной культуре и дают ему возможность достигать в ней наиболее комфортных и безопасных состояний. Связующим звеном общества (или культуры) оказы­вается, таким образом, свойственный для данного общества пси­хологический склад личности, обусловливающий все поведенчес­кие особенности входящих в него людей. Поэтому, считали запад­ные этнопсихологи, вполне законно «переносить данные психоло­гического изучения личности на общество в целом» [285. — С. 201].

Иерархическая структура содержания «основной личности» представлялась западными учеными следующим образом:

1. Проективные системы этнической картины мира и психоло­гической защиты этноса, представленные в основном на бессоз­нательном уровне.

2. Выученные нормы поведения, принятые у народа.

3. Выученная система моделей деятельности этноса.

4. Система табу, воспринятая как часть реального мира.

5. Реальность, воспринятая эмпирическим путем.

Можно выделить наиболее общие проблемы, которые решали в этот период западные этнопсихологи: изучение специфики фор­мирования национально-психологических феноменов; выявление соотношения норм и патологии в различных культурах; изучение конкретных национально-психологических особенностей предста­вителей различных народов мира в ходе полевых этнографических исследований; определение значения ранних опытов детства для формирования личности представителя той или иной националь­ной общности.

Позже этнопсихологическая наука постепенно стала отходить от представлений об «основной личности», поскольку она давала во многом идеализированное представление о национально-психологических характеристиках людей и не учитывала возможно­сти вариаций их черт у различных представителей одной этниче­ской общности.

На смену пришла теория «модальной личности», т.е. такой, которая лишь в абстрактно общем виде выражает главные особен­ности психологии того или иного народа, в реальной же жизни всегда могут присутствовать различные спектры проявления об­щих свойств психического склада народа.

Структура и содержание «основной личности», по мнению многих ученых, к 50-м гг. XX в. уже не коррелировались с разли­чиями, выявленными среди членов одной культуры, а утвержде­ния о том, что в каждой культуре может быть только один тип личностной структуры, выглядели абсурдными. Феномен же «мо­дальной личности» большинству исследователей казался более приемлемым еще и потому, что допускал различные варианты статистической обработки результатов.

В 40-е гг. XX в. в США большой интерес проявлялся к «теории национального характера». В начале Второй мировой войны в аме­риканских военных кругах возникла мысль о том, что «понимание психологии наших врагов и их лидеров было бы полезно для пла­нирования действий в военный и послевоенный периоды, а так­же было бы важно знать психологические характеристики наших союзников: особенно, если они когда-нибудь станут нашими вра­гами. Подобным же образом знание американского национально­го характера может помочь поднять наш моральный уровень и боевой дух» [275. — С. 108].

Смысл этой теории сводился к обоснованию наличия у каждо­го народа своего, совершенно специфического национального ха­рактера, проявлением которого является функционирование в его психике определенного набора черт, влияющих на сознание, мо­тивы поведения и всю деятельность людей. По мнению американ­ских ученых, в национальном характере этноса соединены общие для всех его представителей национальные особенности личности и ее коммуникативного поведения. На этой основе была выработана точка зрения, согласно которой национальный характер фор­мируется главным образом под воздействием культурных инсти­тутов в процессе обучения и воспитания ребенка, под влиянием системы ценностей и поведения взрослых.

Национальный характер отражает психологические особенности представителей той или иной этнической общности. Взявшись за изучение национального характера, западные ученые признавали тем самым существование таких особенностей, а именно то, что в сходных условиях представители различных наций проявляют себя по-разному.

Этот взгляд был очень популярен и широко представлен в ху­дожественной литературе. Тем не менее долгое время социальные науки не брали на себя задачу описать, в чем состоят такие разли­чия, не имея для этого методологических средств.

Вместе с тем исследования показывали, что в зависимости от набора параметров и характеристик черт личности, используемых учеными при изучении национального характера того или иного народа, могут существенно различаться выводы и результаты. Зна­чительное влияние на последние могут оказывать восприятие ис­следователем чужой культуры, его кругозор, уровень профессио­нализма и компетентности, просчеты и ошибки в выбранных ме­тодиках исследования, недостаточность данных и т.д.

Для исследования национального характера был разработан и специальный метод изучения на расстоянии (at distance). После­дний представлял собой попытку изучения документов, относя­щихся к современности, так, словно изучалась культура прошлых веков. Определенные элементы непосредственного наблюдения, даже интервью и тесты, продолжали использоваться только тог­да, когда дело касалось исследования групп иммигрантов и воен­нопленных.

В то же время были разработаны методики анализа литературы, фильмов, газет, отчетов путешественников и выступлений поли­тиков, стиля пропаганды. Тогда же Г. Горер написал ставшую очень известной работу о русском национальном характере, применяя уже только дистанционные наблюдения. «Эта книга, — указывал он, — не основана на моем собственном опыте и наблюдениях. Как интурист я совершил две короткие поездки в СССР в 1932 и 1936 гг. Мое знание русского языка было и остается рудиментар­ным: я могу разбирать простые тексты со словарем» [284. — С. 8].

«Теория национального характера» впоследствии неоднократ­но подвергалась критике, однако ее авторитет постоянно исполь­зовался и в сугубо прагматических целях. Бывали периоды, когда к ней обращались в поисках средств для обоснования внутренней и внешней политики государства, для разжигания неприязни и даже вражды по отношению к другим народам, игры на национа­листических предрассудках. «Изучение национального характера может, например, помочь понять реального или потенциального врага, — недвусмысленно заявляли голландские ученые X. Дейкер и Н. Фрейда. — В этом случае оно используется в основном в качестве оружия: определив слабости и заблуждения противника, его ценности и установки, это знание может способствовать его полному разгрому. Иными словами, изучение национального ха­рактера может стать кузницей оружия психологической войны. Кро­ме того, это изучение может служить для оправдания нашего соб­ственного враждебного отношения к противнику, если мы пока­жем, как неприятен, недемократичен и нецивилизован он. Оно может укрепить нашу решимость разгромить его и устранить наши колебания относительно средств, которые при этом применяют­ся» [283. — С. 104—105]. Аналогичной точки зрения придерживал­ся и американский социолог Снайдер, который признавал, что «изучение национального характера становится жизненно важным в период горячей и холодной войны» [278. — С. 6].

Западная этнопсихология в рамках разработки теорий «основ­ной личности», «модальной личности» и «национального харак­тера» внесла много ценного в изучение этнопсихологических осо­бенностей представителей различных наций, главным образом на­родов Австралии и Океании, Дальнего и Среднего Востока. В ходе этого изучения применялись адаптированные к национальной спе­цифике новейшие достижения в области непосредственного при­менения тестовых, психодиагностических, аппаратурных и дру­гих методик. В результате на сегодняшний день имеется достаточ­но много данных о специфических чертах национальной психоло­гии многих народов мира.

Вместе с тем основным недостатком этнопсихологии на Запа­де была методологическая неразработанность теории, так как сами ее представители считали, что ни классическая психология (В. Вундт и др.), ни бихевиористское направление (А. Уотсон и др.), ни рефлексология (И. Сеченов, И. Павлов, В. Бехтерев), ни немецкая гештальтпсихология (М. Вертхаймер и др.) так и не смог­ли быть использованы в интересах их исследований [285. — С. 256].

В 70—90-е гг. этнопсихологические исследования на Западе при­няли форму кросскультурного изучения представителей различ­ных национальных общностей в процессе общения, взаимодей­ствия и взаимоотношений с ними. В частности, были проведены исследования под руководством А. Инкелеса в Аргентине, Чили, Индии, Израиле, Пакистане, Нигерии. С 1951 по 1990 г. было раз­работано около 40 тысяч межкультурных учебных программ для студентов, военнослужащих, правительственных чиновников и т.д. С 1977 г. результаты этих исследований публикуются в журнале «International Journal of Intercultural Relations». Была основана так­же профессиональная ассоциация – «Society for Intercultural Education, Training and Research» (SIETAR).

В настоящее время этнопсихология преподается и исследует­ся во многих университетах США (Гарвардском, Калифорний­ском, Чикагском) и Европы (Кембриджском, Венском, Берлин­ском). Постепенно она выходит из кризиса, который переживала в 80-е гг.

Вопросы и задания для самоконтроля

1. Под воздействием каких факторов начинали формироваться первые этнопсихологические представления на Западе?

2. Назовите основные школы этнопсихологии, которые существовали в зарубежной науке.

3. Что представляли собой теории «основной» и «модальной» личнос­ти в западной этнопсихологической науке?

4. Как соотносятся понятия «этнопсихология» и «кросскультурная психология»?