Поведение в драках

Из вышесказанного вырисовывается следующий образ кавказского мужчины-мигранта. Еще раз подчеркнем, что сказанное типично не для всех, но для части мигрантов, причем именно эта часть, что важно, и оказывается наиболее задействованной в межнациональных конфликтах.

Мигрант – молодой мужчина, оказавшийся в условиях инокультурного окружения, что обусловлено как переездом в другую этническую среду, так и перемещением в непривычные жизненные условия (из аула или маленького города – в мегаполис).

У мигранта высока склонность к «воинственной» маскулинности, что обусловлено следованием национальным традициям и особенностям воспитания. Он импульсивен, вследствие чего достаточно легко провоцируется на конфликты. Имеет установки на защиту собственного мужского < 383: 384> статуса и на «доказательство» собственной маскулинности в повседневной жизни.

Мигрант склонен к поисковой сексуальной активности, что обусловлено его молодостью, «походным» состоянием, повышенной маскулинностью и несовпадением национальных установок, связанных с сексуальностью.

В ряде случаев (например, вследствие антирусской пропаганды на родине) мигрант имеет негативные установки и склонен к агрессивности. Эти установки резонируются возможным несовпадением собственного (обусловленного этничностью) мировоззрения и системы ценностей с мировоззрением и системой ценностей жителей Москвы. Иногда играет роль негативный опыт, полученный в общении с москвичами.

Установки мигранта на активность и конфликтность могут быть обусловлены исламским фактором.

Поведение мигранта, как правило, характеризуется повышенной «настороженностью и недоверчивостью» человека, находящегося в чужеродном окружении.

Все сказанное рисует образ «мужчины в походе» - достаточно воинственного и имеющего потенциальную склонность к конфликтности. Стоит добавить, что Кавказ, в течение последних десятилетий неоднократно становившийся зоной боев и военной напряженности, действительно способен поставлять мигрантов с опытом участия в войне. Реально и то, что мигранты с «воинскими» установками склонны к включению в деятельность, имеющую военизированный характер (в условиях современного российского города эта деятельность, как правило, криминальная)[x][10].

Описания конфликтов, имевших место на московских улицах, показывают, что кавказцы, ставшие жертвами нападения, < 384: 385> часто оказываются достойными соперниками и даже наносят нападающим урон.

«Драка произошла между двумя группами молодежи примерно около 23: 10 мск. Шесть молодых людей славянского типа напали на двух выходцев с Кавказа. Последние оказали сопротивление и нанесли ножевые ранения нападавшим. Драку прекратил наряд милиции. Все участники потасовки задержаны»[xi][11].

В телевизионном сюжете о погроме в Царицыно 30 октября 2002 года был представлен владелец одного из ларьков, кавказец средних лет, который отбил у нападающих (а в нападении участвовало несколько сотен человек) своего соседа по торговле.

В 29 декабря 2006 года в уличном столкновении был убит 18-летний активист ДПНИ Павел Рязанцев. Насколько можно судить по информационным сообщениям, убийство произошло следующим образом: несколько русских парней сделали некое внушение проходившему мимо молодому кавказцу, после чего тот достал нож и нанес смертельную рану одному из них и скрылся. «Характер повреждений свидетельствует о наличии у преступника навыков ножевого боя»[xii][12]. Здесь также прослеживается ситуация обоюдостороннего конфликта: оказавшись лицом к лицу с превосходящими силами противника, молодой кавказец не убегает, а вступает в драку, являя себя не как жертву, а как полноправного участника столкновения.

Перечень подобных примеров можно продолжить.

Оказываясь в России, молодые кавказские мужчины часто включаются в ситуацию, которую мы назвали бы соревнованием маскулинностей, иногда заявляя об этом напрямую: «Вспоминаю два конфликта с кавказцами, в которых звучала фраза типа: “Если ты мужчина – давай драться”. < 385: 386>

Первый случай – в 1987 году в горах Чечни к нашей группе пристало несколько чеченов. Задирались на драку. Мы драться не хотели, а чечены подначивали: вот, мол, давайте как мужчины с мужчинами; вот, у вас девушки – вы перед ними себя покажите.

В другом эпизоде я сам не участвовал – видел со стороны. Поздно ночью в автобусе ехали два нерусских (не знаю, кто они были по национальности, но один летом был в меховой шапке, совсем дикий). И, выходя на остановке, они как-то задели двух парней, стоящих у выхода. Потом, с улицы, один злобно кричал: “Эй, выходите, если вы мужчины! ” Русские не вышли, но один из них, маленький, интеллигентный, потом долго переживал, а другой успокаивал его: мол, с кем ты хотел связаться – это ж чучмеки» [У.Д.].

Аналогичные примеры апеллирования кавказцев к маскулинности противника приводили и другие информанты.