РАЗЛОЖЕНИЕ 8 страница

Уже ночью меня будит звонок. Взглянув на часы и поняв, что прошло где-то два часа с тех пор, как я упал в кровать, беру трубку. Это Юля.

- Привет. Прости, что разбудила.

- Откуда ты знаешь, что я сплю?

- Сейчас ночь. Ночью спят. Ты один?

- А с кем же?

- Приезжай ко мне.

Сажусь на кровати, прочищаю горло.

- Прости? У тебя какие-то проблемы?

- Да. Мне очень плохо. Мне нужно с тобой поговорить.

- Ну, хорошо, я сейчас соберусь.

- Приезжай, пожалуйста. Я очень прошу.

- Хорошо, ты только не нервничай.

Бросает трубку.

Все это начинает становиться похожим на какой-то фарс, но, вместе с тем, мне все интереснее, что же, на самом деле, с Юлей, и я одеваюсь и сажусь в машину и двигаюсь в строну ее дома, игнорируя, по возможности, красные светофоры и опасность влажного от прошедшего недавно дождя дорожного покрытия.

Она же никогда не водила!

У нее не может быть прав.

Ночью юлин дом ночью смотрится еще более одиноко, потерянно. Паркуюсь абы как. Быстро подхожу к крыльцу. Дверь открыта. Замираю и прислушиваюсь. Практически абсолютная тишина, нарушаемая только пением редких ночных птиц вдалеке. Редкие дуновения ветра. Осторожно подхожу к двери, открываю ее и вхожу внутрь.

В прихожей никого. Прохожу дальше, и уже рядом с гостиной меня встречает Юля. Она абсолютно голая, лишь на ее запястье висит браслет «пандора» с какими-то элеменами, которые я не успеваю рассмотреть, потому что подтянутое голове тело Юли вводит в меня в ступор. Вижу шрам на ее бедре. Странно, что раньше я его не замечал.

- Привет, - нежно произносит Юля.

- Тебе стало так плохо, что ты решила раздеться?

- Что-то в этом духе, - улыбается и подходит ко мне.

Ее соски напряжены, грудь мерно и страстно вздымается. Кажется, она сильно возбуждена, и ее тепло переходит ко мне, когда она прикасается своими ладонями к моей груди.

- А ты снова слишком одет для меня. Я хочу, чтобы мы с тобой были на равных

- Почему бы нет.

Она игриво пожимает плечами и начинает снимать с меня одежду. Поняв, что все гораздо лучше, чем мне казалось, я помогаю ей, и уже спустя пару минут я стою рядом с ней в одних трусах, натянутых крепкой эрекцией.

- Снимай и это, - она проводит руками по самому напряженному участку моего тела и, запустив руки под резинку трусов, плавно снимает их, при этом присаживаясь. Перед тем, как встать, она быстро, вроде как невзначай целует головку моего члена, и от этого моя кровь, кажется, вскипает, и мне уже плевать на то, что было до этого и на ее поддельные, как я понимаю, права. Мне кажется, Юля сейчас решила демонстративно подтвердить, что все в порядке.

- Знаешь, есть вещи, которые просто необходимо узнать. Вещи, которые могут показаться странным или страшными. Но предстать перед ними необходимо. Ты можешь отвернуться от них, отказаться, и все пройдет гладко. Но тогда можно всю жизнь провести в мучениях, сомнениях, прожить жизнь в лишении чего-то важного.

Или нет?

- О чем ты?

- Ты готов?

- Возможно.

- Ну, вот и отлично, теперь пойдем и займемся делом, – она берет мня за руку и ведет за собой.

В гостиной, прямо посередине стоит стол, а на нем, к моему тихому шоку, лежит связанный по рукам и ногам голый мужик далеко не спортивной комплекции, с обвисающим брюхом и обильной растительностью по всему телу.

Я останавливаюсь, и Юля дергает меня за руку, а потом вопросительно смотрит мне в лицо.

- А он… - не нахожусь, что сказать, и решаю хотя бы поинтересоваться значением этого мужика здесь.

- Он здесь по доброй воле, правда? – Юля отпускает мою руку и подходит к своему гостю.

- Конечно, - мужик улыбается и поднимает большой палец правой руки вверх. – Тебя как зовут, дружище?

Я настолько опешил от этого всего, что не знаю, что ответить, но имя свое сообщать точно не хочу.

- Его зовут Саша, и он достоин быть твоим хозяином. И вообще, - юлин голос грубеет, - я тебе давала слово?! – она начинает хлестать мужика по щекам.

- Нет, госпожа, - трусливо визжит мужик.

– Что надо сказать?! – кричит на него Юля.

- Спасибо, госпожа! Спасибо! Спасибо! – торопливо и едва не задыхаясь, повторяет мужик.

- Юль, что это за хрень? – я поднимаю руки над головой в порыве наступающей паники.

Она резко оборачивается ко мне, что-то берет со стола, к которому привязан мужик, прячет за спину и движется в мою сторону.

- Вещи, которые необходимо знать, - улыбается дьявольской, агрессивной улыбкой.

В момент ее приближения я пытаюсь сделать шаг назад, но страх от всего происходящего сковывает движения, и я едва не спотыкаюсь, а когда Юля подскакивает ко мне, что-то прикасается к моей спине гладкой холодной поверхностью, и я по контурам понимаю, что это нож.

- Осторожно, ты можешь упасть и пораниться, - вздыхает Юля. – Пойдем, этот раб хочет начать, да и я тоже.

Нож, крепко прижатый к спине, выглядит довольно приличным аргументом в пользу того, чтобы прислушаться к этой команде, и я иду вместе с Юлей к лежащему и ждущему своей участи «рабу» или «слейву» - как они там себя любят называть, эти долбанные садомазохисты?

У мужика уверенно стоит, и Юля дает мне в руку какое-то резинотехническое изделие и дает понять, что его следует одеть на короткий стоячий член «раба», и я это делаю, а она, не отпуская моей спины гладью приличных габаритов ножа, начинает дрочить мужику этой секс-игрушкой, но делает это совсем недолго, до первого блаженного стона со стороны мужика.

- Ты что-то сказал, раб?! – кричит она, снимая игрушку с члена мужика и шлепая появившейся откуда-то плеточкой по его крошечным сжатым яйцам.

- Нет, госпожа! Прости меня! – орет мужик.

Я думаю, как быстро и безболезненно выйти из этого бреда, но непонимание того, что вообще уготовано мне, в конечном итоге, сбивает с толку, и я не могу понять, как грамотно лишить Юлю оружия и обездвижить, в то время, как она уже дает мне очередное указание.

- Встань на стол. Без глупостей, милый.

- Какого…

- Встань на стол напротив меня! – рявкает и толкает меня, после чего забирается на стол и становится над мужиком спиной в сторону его лица. – Быстрее, прошу тебя!

- Хреновая идея, - качаю головой, но потом решаюсь и залезаю на стол и встаю так, как того хочет Юля. – Послушай, я не любитель этой темы, и я, конечно, понимаю, что ты решила меня с ней познакомить вот так резко, но…

- Мочись ему в рот. Быстрее.

- Да ты свихнулась! – возмущенно пытаюсь слезть со стола, но Юля напоминает о своем доминировании ножом, которым она взмахивает в воздухе передо мной.

- Прошу, не спорь.

- Госпожа, я хочу, чтобы меня быстрее напоили, - мученическим тоном протягивает мужик.

Я странно, истерически смеюсь, глядя в лицо Юли, но потом что-то меня останавливает, и я ловлю странную, бесформенную мысль, и мне становится удивительно легко и абсолютно плевать на моральные рамки, которые говорят мне, что надо уйти отсюда, что надо связать Юлю и сдать ее кому-нибудь типа полиции или психиатров. Мужи ведь не обращает внимание на нож, хотя прекрасно его видит. Почему?

- Зачем тебе нож?

- Чтобы угрожать тебе, милый, - отвечает Юля.

- Господин, ты как будто не в курсе нашей игры, - мужик уже возмущается.

- Открой рот и молчи, кусок животного! – Юля легонько бьет раба стопой по голове, и тот снова благодарит ее.

- Да, и плевать. Хочешь развлечься – не вопрос, - смеюсь я и беру в руки член.

Мужик широко открывает рот, и струя мочи залетает в него и обливает лицо, волосы.

- Осторожно, не попади на меня, - весело смеется Юля, расставляя ноги шире.

Когда вымученное желание писать пропадает, я, тяжело дыша, смотрю в лицо Юли и вижу в нем потрясающий, едва ли не детский задор. Она садится на лицо мужика и приказывает ему целовать ее анус, а в это время делает мне минет, от которого я просто не могу отказаться. Я быстро, энергично и с огромным удовлетворением кончаю ей в рот, и сразу после этого она щелкает наручниками на моей руке, скидывает меня со стола, спрыгивает сама, рывком скручивает мне, еще не успевшему опомниться после падения, вторую руку и защелкивает наручники и на ней. Удивительно сильными, мощными движениями она подводит меня к стулу, стоящему напротив стола, и усаживает на него. Карабин на сидушке стула удивительно быстро защелкивается на наручниках. К тому времени, как я очухиваюсь от всего этого рывка, от оргазма и от падения, мне уже не пошевелиться. Стул оказывается прикрученным к полу и, поняв это, я в отчаянии выдыхаю и начинаю просто смотреть за тем, что будет происходить дальше. Кажется, я ввязался в игру, правил которой не знал.

Юля, тем временем, забирается обратно на стол и снова садится так что ее попа оказывается ровно надо ртом мужика.

– Ты любишь получать в ротик, раб? – спрашивает она.

– Да, моя госпожа, - в экзальтированном благоговении бормочет мужик. – Пожалуйста, дай мне еще.

- Хорошо, тебе сегодня везет, - она слегка тужится, и в рот мужика поступает струя газов.

На дальнейшее я не могу смотреть и отворачиваюсь, насколько возможно, вправо. Слышу странное хлюпанье, но потом, после секунды затишья, что-то дергается, и я оборачиваюсь и вижу, что в одной руке Юли – крепко сжатый спущенный шприц, игла которого воткнута в живот мужика, а в другой – тот самый длинный нож, который она погружает ему прямо в задницу. Когда нож входит по рукоятку, изо рта «раба» поступают какие-то гулкие звуки, но мужик парализован, он не может пошевелиться, а Юля, не теряя времени, быстро вскрывает ножом его живот, а потом, до кучи, отрезает член вместе с яйцами.

Мне становится дурно. Я знаю, что бежать некуда, да и прикручен я сейчас довольно крепко. Все происходит настолько быстро, что я не могу уследить за последовательностью событий и не могу связать их с тем, что происходило еще недавно – с быстрым знакомством, с прекрасным сексом, с неделей раздумий и кое с чем еще, без чего я точно не пришел бы сюда и уже тем более – не стал бы участвовать в садомазохистском развлечении Юли.

Она подходит ко мне с ножом в руке, слегка улыбаясь, поглаживая лезвие, перебирая пальцами по рукоятке. Я пару секунд думаю, что мне сделать, как напасть на нее, но потом понимаю, что это бессмысленно и просто пытаюсь понять, что она вообще будет делать.

Она смотрит на меня, удерживая нож в руке. Перестает улыбаться. Откладывает нож и достает откуда-то сзади, то ли из шкафа, то ли из какого-то тайника ключи и расстегивает наручники. Я выдергиваю руки и потираю левое запястье. Продолжаю сидеть. Она отходит назад и садится на пол напротив меня, упираясь спиной в стойку стола, на котором лежит тело гостя. Нож остается рядом со мной.

- Вот и все, - вздыхая, произносит Юля, а за ее спиной истекает кровью тело «раба».

- Я не понимаю, - говорю, не двигаясь, пристально следя за движением глаз, рук, губ Юли. – Зачем все это? Что это? Почему?

- Потому что так сложилось, - пожимает плечами. – Потому что это было со мной. Ты был прав, увы. Наверное, это меня и расстроило. Не бойся, тебя я не трону.

- Круто, - быстро моргаю, разминаю ладони.

- Вижу, ты боишься. Но мне всего лишь нужно было, чтоб ты знал, кто я. Знаешь, теперь я хотя бы свободна от постоянного угнетения этим. А это очень много, поверь. Но далеко не все.

- Так почему же не меня? Почему этого, - киваю в сторону трупа.

- Потому что за все эти годы ты оказался единственным, кто прочувствовал меня, единственным, кто стал мне действительно близок. С тобой я ощутила себя предназначенной кому-то, но это, конечно, ничего не значит для тебя теперь.

Молчу.

- В сущности, можно сказать, что я сама сейчас убила тебя для себя. А этот, - она махает ладонью в сторону тела, - просто один из тех уродов, с которыми я знакомилась в интернете. В свое время я отработала схему. Я писала, что готова поучаствовать в самых адовых извращениях и тому подобном, с условием, что они расскажут мне про себя, но без имен, паролей, явок и так далее.

- И они приходили, чтобы заняться… - почесываю щеку и облизываю губы в поиске определения.

- «Копро», «садомазо», всякая хрень, - устало бормочет Юля. – У многих из них были семьи – жены, дети. Много открытой информации. Обо мне они знали только координаты дома, куда надо подъехать. Знаешь, я не трогала нормальных людей, но с некоторой периодичностью лишала мир кого-то из этих ублюдков, с которыми общество и их семьи только мучаются.

- А к обычной проститутке им было не сходить? – усмехаюсь.

- Нет, они хотели необычную проститутку, которая не называет себя шлюхой априори. А знаешь, что их всех убивало? Анонимность и наивность. А у меня было то, что им нужно было – готовность оттянуться и искреннее на то желание. Каждый из них считал себя уникальным только потому, что приходил со своим грузом неудовлетворенных комплексов. Знаешь, человека легко заподозрить в убийстве – вот тебе жертва, пришедшая в гости, вот тебе люди, которые знали об этом визите. А о них никто не знал. Будет ли человек рассказывать знакомым, что он едет в гости к девушке, которая его накормит дерьмом или заставит пить воду из унитаза?

- И как давно ты этим занимаешься?

- В широком смысле – очень давно. Конкретно этим – меньше года. Я поменяла специфику после некоторых душевных переживаний, так сказать, - разминает спину и встает, опираясь на окровавленный стол. – И сейчас, спустя стол долгое время без проблем, тебе я даю карт-бланш на решение моей участи. Иди. Делай, что хочешь. Я буду здесь всегда.

- Ага, - киваю и встаю со стула, отчасти не ощущая тела и покачиваясь.

- Только оденься, а то простынешь, - саркастическая нотка в ее голосе полна горечи.

Я молча одеваюсь, кидаю последний взгляд на стоящую на выходе из гостиной обнаженную и испачканную кровью «раба» Юлю и ухожу.

Это все слишком для одного дня. Я сбегаю. Мне нужно уйти от этого.

Еще недавно я бы не мог подумать, что буду так сбегать из дома Юли.

В следующий понедельник, спустя неделю, мне звонит Юля. Я оглядываюсь вокруг – не обратил ли кто из офисных соседей внимания на звонок моего мобильника, - и беру трубку.

Юля интересуется, как у меня дела. Спрашивает о самочувствии и о том, не травмировала ли она меня. Я с сарказмом интересуюсь, сделала ли она уборку. Жуткая картина, представшая передо мной совсем недавно, теперь кажется мне самому далекой и нереальной.

- Знаешь, я сегодня впервые за все эти месяцы и даже годы никого не ищу, - как бы невзначай говорит Юля. – Словно бы нашла… - слышу усмешку, - …и потеряла. И не могу больше искать вторичный материал, играть с ним по его правилам, быть жестокой до безумия.

- Почему?

- Как-то так вышло. Ты видел, что я делала. Ты понимаешь, кем я была. А сейчас я смотрю на это со стороны. И все чаще тянет плакать. Так странно. Не могу больше жрать пластик этих развлечений. Все, что мне казалось важным и необходимым много лет, стало мусором. И больше ничего у меня нет. Пустое место.

- Правда?

- Ощутив вкус настоящего дорогого вина, уже не сможешь жрать ларечный портвейн.

- Я…

- Да? – проблеск надежды.

- Я не знаю, что сказать. Прости.

Не могу ответить. Никак.

Короткая, постукивающая пульсом в висках тишина.

- Женщины обычно раздеваются только перед любимым мужчиной, а душу могут открыть множеству разных людей. Так вот, у меня сейчас все ровно наоборот.

- Женщину в течение жизни обнаженной видят разные мужчины.

- Сейчас видишь меня такой только ты. Это предел. Я не могу иначе.

- Но что дальше?

- Не знаю. У меня, в сущности, никого в этой жизни нет. Если не будет и тебя, все будет просто также. Как сейчас. Но не так же, как раньше. Просто не осталось того, с чего я началась. И, кажется, даже меня самой у меня больше не будет.

А кто есть у меня?

- Прости.

Она в ответ кладет трубку.

Я звоню Лехе, и мы встречаемся и снова нажираемся в хлам, и Леха начинает приставать к девушке за соседним столиком – миловидной, миниатюрной блондинке, - и, когда он заходит слишком далеко – а вернее – подходит слишком близко, - он получает от девицы крепкую пощечину, и его стройная теория о несчастных женщинах терпит крах, когда к нам подходит парень этой девушки – здоровый крепкий накаченный брюнет, - и предлагает нам покинуть заведение, пока все хорошо, и мы соглашаемся и выходим на улицу и идем по уже холодному ночному городу, куда глаза глядят – два одиночества – одно абсолютное, другое – украшенное нелюбимой женой и утомляющим ребенком.

По ночам я вижу странные сны, полные тоски, душераздирающей печали, и когда просыпаюсь, я на пару секунд теряюсь в пустоте одинокой квартиры и сижу в страхе, и лишь отдышавшись и успокоившись, пытаюсь продолжить спать, упорно уходя от мысли, что завтра будет такая же одинокая ночь, насыщенная странными, неразличимыми образами, полными горечи и сожаления.

Время превратилось в нитевидный пульс усопшего. Луч, начатый на рывке в пропасть и устремленный в ее бесконечность. Иллюзорную бесконечность. Бегать можно от кого и от чего угодно – от близких, от работы, от правосудия. И бегать успешно. Вот только от себя бегать не выйдет. Стать своим же хвостом, который убегает от владельца – не лучшая идея. И когда круг замкнется, я буду вынужден признать, что был неправ. Как назло, этим чревато любое мое решение.

Проснувшись в начале ночи, я переживаю жуткую паническую атаку и не могу больше уснуть. Разбив вручную стекло шкафа-купе, я понимаю, что пора прийти в себя и падаю на пол. Мне кажется, во мне роются миллионы сущностей – крошечных паразитов со своим индивидуальным мнением, - и они вот-вот вырвутся наружу и сожрут мое тело, и я одеваюсь и выхожу на улицу и иду гулять, пока на улице не стало слишком холодно.

В конце очередной ночи, полной салютов и толп молодежи в центре города, я обнаруживаю себя сидящим на каменном бордюре около входа в подземный переход у метро. Тупо озираюсь вокруг, понимая, что уже скоро утро, а я даже не знаю, где я, но конкретики на этот счет не возникает, потому что я еще в странной прострации между сном и реальностью. Я спасаюсь этим состоянием, когда снова вспоминаю о Юле, о том, во что я поверил, когда начал регулярно видеться с ней и когда ощутил, что она моя, ио том, что я увидел в последнюю встречу с ней. Я не могу поверить, что все это происходило в одной реальности и иногда хочу думать, что это лишь шизофрения в моей голове построила эту иллюзию, но каждый очередной день убеждает меня, что с моей психикой все даже слишком хорошо, гораздо лучше, чем могло бы быть, и это потому, что где-то в глубине души у меня все еще теплится странная, наивная надежда на то, что все еще исправится.

Я закрываю глаза, и их обжигают первые утренние слезы.

Здесь чертовски спокойно, по сравнению с городом. На третью минуту мне начинает казаться странным, что я все еще смотрю на дверь вместо того, чтобы пойти к ней. И это значит, что пора что-то изменить, как когда-то то же самое дало мне понять, что так дальше нельзя.

Я нажимаю на кнопку звонка. Зачем-то нервно поправляю волосы на голове.

Что я здесь ищу? Видимо, ту часть себя, которую безвозвратно оставил с ней.

Дверь открывается, и ее лицо за мимолетное мгновение становится из деловито-серьезного и даже унылого в сияющее, радостное. И мне даже кажется, что она становится моложе в этот момент. И я забываю, какой я ее видел в последний раз. Забываю шрам и забываю весь тот день. У меня есть, что помнить вместо этого.

Она осторожно улыбается и с придыханием говорит «Привет» и жестом приглашает зайти.

И я уверенно вхожу в ее дом.

Потому что она дает мне больше, чем я могу потерять.