ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Нужна ли в наши дни кодификация?

Нужна ли в наши дни кодификация? Более того, есть ли у нее будущее? Способна ли она в начале наступившего тысячелетия по-прежнему успешно противодействовать кризису источников права, как ей удавалось это ранее, когда с помощью кодификации преодолевались многочисленные кризисы, имевшие место на протяжении истории, которые, собственно, и породили ее на свет?

По данному поводу высказываются серьезные сомнения. Строго говоря, они высказывались и прежде, уже сто лет назад, когда некоторые авторы начали даже оспаривать целесообразность классических кодификаций XIX в., отмечая, что последние, будучи призваны превзойти обыкновенные законы, на деле ничем не отличаются от них в лучшую сторону. Ф. Жени, например, сомневался, что «кодификация способна увеличить эффективность законодательства, так как она всего лишь является его особой, причем второстепенной, формой»¹. Однако сегодня у доводов о беспомощности кодификации становится все больше и больше сторонников, чья критика делается день ото дня острее, что в немалой степени связано с пороками нынешней «непрерывной кодификации права». Кодификация видится им чем-то вроде гипнотического средства в руках государственной власти, с помощью которого власть пытается притупить чувство правовой неопределенности, хотя в реальной действительности кодификация совершенно не в состоянии справиться с кризисом источников права, т.е. она бессильна выполнить то, ради чего, собственно, и проводится. Кодекс есть на самом деле всего лишь рядовой закон, который ни в чем не превосходит остальные законы. Следовательно, нет ни малейших оснований рассчитывать на то, что кодификации удастся избежать мощного кризиса, ныне поразившего закон и многократно описанного в литературе², где, в частности, отмечается: «Десакрализация и дестабилизация закона извратили саму рациональность права, в результате чего не могли не зашататься основы кодексов»³. В такой ситуации кодифицировать означает не решить проблему, как раньше, а просто-напросто перевести ее в другую

¹ F. Gé ny, Mé thode d'interpré tation et sources en droit privé positif, op. cit., t. I, № 52.

² Кризис закона великолепно показан, например, в работе: F. Terré, La crise de la loi 11 Archives de philosophie du droit, 1980, p. 17 et s.

³ F. Terré, La codification // Europé en review of private law, 1993, p. 40.

Заключение

плоскость: за избытком законов грозит последовать избыток кодексов¹, т.е. существует риск возникновения инфляции кодексов, которая грозит быть значительно опаснее, нежели инфляция законов². Не понадобится ли в скором времени кодифицировать сами кодексы, срочно разрабатывая не кодекс законов, а кодекс кодексов? Размножение кодексов, вне всяких сомнений, концептуально убивает кодекс как таковой: трудно себе вообразить, что продукты нынешней кодификации когда-нибудь добьются такого же уважения, как наполеоновские кодексы. Кроме того, рост числа кодексов является явным «признаком регресса права»³. Кодексов становится все больше и больше, они появляются, словно грибы после дождя, путаясь между собой, громоздясь друг на друга, но кризис источников права остановить тем не менее не удается, из чего следует, что кодификация представляет собой «пройденную форму законодательства»⁴.

С другой стороны, скептическая критика кодификации выглядит несколько парадоксальной именно сейчас — во времена, когда явно наблюдается очередной всплеск интереса к кодификации. Мы уже отмечали, что история кодификации, насчитывающая более четырех тысяч лет, всегда развивалась циклично⁵: кодификация рано или поздно приспосабливалась к многочисленным кризисам источников права, и это не может в общем-то не настраивать на оптимистический лад. Думается, что сегодняшний кризис есть не столько кризис кодификации как таковой, сколько кризис позитивистского подхода к кодификации, который к тому же касается лишь двух ее ипостасей, упорно противопоставляемых современной доктриной между собой, — кодификации-

¹ В. Oppetit, Essai sur la codification, op. cit., p. 66. См. также: F. Terré, Introduction gé né rale au droit, op. cit., № 377: «Административное безумие вкупе с исступленным рвением ученых мужей не в последнюю очередь привели к тому, что мы сегодня наблюдаем настоящую вакханалию кодексов, которая не только не позволяет справиться с вакханалией правовых норм и устранить ее вредные последствия, но скорее, напротив, вносит дополнительный хаос, еще более усугубляя проблему».

² См., например: R. Drago, La codification en droit administratif franç ais et comparé // Droits, 1996, № 24, p. 101: «Кодификация отнюдь не останавливает нормативную инфляцию (если не подходить к проблеме сугубо арифметически, а постараться увидеть суть). Иногда происходит совершенно обратное... она еще больше провоцирует эту инфляцию (в чем мы смогли убедиться на примере Кодекса законов о здравоохранении)».

³ F. Terré, Introduction gé né rale au droit, op. cit., № 377.

⁴ См.: La codification, forme dé passé e de lé gislation // XI Congrè s international de droit comparé, Caracas, 1982, spé c. R. Sacco, Rapport italien, p. 65 et s. См также: G. Taor- mina, La codification est-elle encore utile? Elé ments pour une mé thodologie historique // RRJ, 2002, p. 21 et s.

⁵ См. самое начало введения.

Кодификации

реформы и кодификации-компиляции. Нельзя не согласиться с теми, кто, сомневаясь в чудодейственных свойствах кодификации, отмечает, что ныне просто-напросто нет более условий, обеспечивших расцвет кодификаций образца XIX — начала XX в.: «Где сейчас четыре парадигмы, на которых основывалось успешное проведение кодификации в эпоху ее триумфа (правовой монизм, политический монизм, дедуктивная и линейная рациональность, прометеевское ощущение времени)? Они полностью разрушены»¹.

Наверное, дальнейшее развитие кодификации должно проходить через преодоление традиционного позитивистского подхода, от чего в конечном итоге зависит ее будущее. Постараемся набросать несколько направлений такого преодоления.

Современная законодательная инфляция, о которой столь часто пишут и которую столь же часто обличают, есть, пожалуй, лишь видимая часть айсберга кризиса источников права — его самое явное и, возможно, самое болезненное проявление. Но в ней абсолютно нет ничего оригинального, поскольку все предыдущие кризисы, встречавшиеся в истории, равным образом характеризовались избыточным ростом числа правовых норм. Если прибегнуть к метафоре, то любой кризис источников права напоминает ситуацию, когда течение протяженной спокойной реки на определенном участке сменяется нескончаемой чередой каскадов, беспорядочно разбрасывающих воды реки в самых разных направлениях. В интересующем нас случае происходит примерно то же самое: право, исходившее исключительно от государства и создававшееся институтами государства национального — политической организации, возникшей на развалинах феодальной системы, ныне постепенно уступает место более или менее стихийному праву, вырабатываемому независимыми административными органами*, органами экономического регулирования**, комитетами

¹ M. Van de Kerchove, F. Ost, Le systè me juridique entre ordre et dé sordre, PUF, 1988, p. 116. См. также: M. Delmas-Marty, Pour un droit commun, LeSeuil, 1994, p. 207: «Сама концепция кодексов, каждый из которых создавался как изолированный и самостоятельный памятник, с трех сторон подпиралась такими глыбами, как государственное пространство, стабильное время и правопорядок, основанный на законе».

* О так называемых независимых административных органах см. наше примечание выше. — Примеч. пер.

** Органы экономического регулирования (organes de ré gulation é conomique) - термин, обозначающий во Франции «независимые административные органы» (НАО) в случаях, когда хотят подчеркнуть именно экономическую составляющую деятельности многих НАО (о них см. наше примечание выше), допустим, Совета по конкуренции. Впрочем, более распространенным и юридически корректным является все-таки понятие «независимые административные органы», предпочтение которому отдают не толь-

Заключение

по этике* и т.д., причем вырабатывается оно не только в границах какого-то определенного государства, но все чаще и чаще, едва ли не ежедневно, — на надгосударственном уровне, имея в виду, допустим, Европейский Союз, а то и всю планету в целом.

Традиционное представление об источниках права рушится на наших глазах, и в такой ситуации официальная кодификация, проводимая усилиями какого-либо одного государства, более, быть может, не является единственно возможной моделью кодификации.

Трудности, с которыми сталкиваются современные французские кодификаторы, беспомощно пытающиеся разрешить неразрешимое противоречие между принципом полноты кодификации (неполные кодексы бессмысленны) и невозможностью объединить в рамках национальных кодексов международные, европейские и негосударственные правовые нормы¹, служат одним из проявлений острой необходимости в преодолении позитивистской концепции кодификации. Настала пора вспомнить о неофициальных кодификациях: каковы бы ни были их неизбежные недостатки², каков бы ни был груз исторического прошлого³, они вполне способны с пользой для дела заменить немалую толику кодификаций официальных, когда те представляют собой всего лишь кодификации-компиляции. В литературе подобные соображения уже высказывались применительно к проекту французского Торгового кодекса образца 1993 г.: «В настоящий момент разумнее опереться на качественные доктриналь-ные публикации, нежели на кодификацию, совершенно не заслужи-

те административисты, но и специалисты по публичному экономическому праву (см., например: Delvolvé P. Droit public de l'é conomie. Paris, 1998. P. 264). — Примеч. пер.

* Имеется в виду Национальный консультативный комитет по этике (НККЭ) в отраслях науки, касающихся жизни и здоровья, созданный во Франции декретом от 23 февраля 1983 г., а также аналогичные комитеты с более ограниченной компетенцией (скажем, Комитет по биоэтике). Например, НККЭ, включающий председателя, назначаемого Президентом Франции, и 36 членов, дает заключения по этическим проблемам, возникающим при проведении научных исследований, проводит соответствующие расследования, высказывается о необходимости определенных законодательных ограничений и т.д. — Примеч. пер.

¹ См. об этом подробнее выше (во втором разделе данной работы).

² Об этих недостатках см. выше (в первом разделе данной работы).

³ Выше мы постарались показать, что в историческом плане первым ответом на кризисы источников права, вызывавшие социальную потребность в правовой определенности, являлись, как правило, неофициальные кодификации, уже на втором этапе сменявшиеся кодификациями официальными (см. первый раздел данной работы), т.е. с точки зрения истории обратная замена официальных кодификаций неофициальными не совсем типична.

Кодификации

вающую такого наименования»¹. Для нас очевидно превосходство доктринальных публикаций, много более динамичных и более полных, поскольку они в состоянии учитывать международно-правовые нормы, нормы негосударственные, важнейшие судебные решения и т.д. Видимо, очевидно оно не только для нас, о чем позволяет судить в весьма прагматической плоскости коммерческий успех такого рода публикаций, в частности, среди юристов-практиков.

Кем бы ни проводилась кодификация-компиляция — государственными властями или, что предпочтительнее, частными издателями, она в любом случае не может более оставаться в стороне от технического переворота, потрясшего окружающий нас современный мир. История кодификации убедительно показывает, насколько этапы ее эволюции крепко привязаны к состоянию экономики, культуры и науки в том обществе, в котором она развивалась. Решающее влияние на изменение методов кодификации всегда, в частности, оказывало появление новых способов распространения знаний. Первые кодификации возникли в Месопотамии одновременно с рождением письменности. Новый взлет кодификации произошел в эпоху Возрождения вместе с изобретением книгопечатания. Развитие информатики и распространение электронных баз данных способно через какое-то время коренным образом видоизменить само понятие кодификации. Как справедливо отмечено в литературе, «если средства обработки электронных данных достаточно развиты и внушают доверие, то ознакомление с действующими законами может происходить в самых разнообразных формах»². Данное явление лишь набирает обороты, и есть все основания рассчитывать на появление в будущем киберко-дексов или даже киберкодификаций³. В такой ситуации не исключен переворот не только в способах распространения и разработки кодексов — радикальной ломке может подвергнуться собственно концепт кодификации, т.е. смысловое значение данного термина.

Существует еще одна причина, по которой государство должно без малейших угрызений совести прекратить выполнять работу ча-

¹ F. Terré, A. Outin-Adam, Codifier est un art difficile..., art. cité, p. 100.

² S. Guy, Une utopie: la codification, art. cité, p. 300.

³ См.: D. Bourcier, E. Catta, Du code au cyber-code, peut-on simplifier le droit? // Revue franç aise de finances publiques, 1996, p. 51 et s. (киберкодификация определяется здесь как «продуманный и упорядоченный процесс составления, поддержания в надлежащем состоянии и распространения самих кодексов»).

Заключение

стного издателя, чем оно без особого успеха занимается сегодня, пытаясь составлять кодификации-компиляции. Отказавшись от этой бессмысленной затеи, государство смогло бы уделять больше времени и сил тем формам кодификации, для развития которых его помощь совершенно необходима. Если говорить конкретнее, то отход от модели официальной кодификации, навязанной сверху, даст государственной власти реальную возможность инициировать другие формы кодификации, предполагающие при их проведении предварительные теоретические изыскания и составление соответствующих программ по законодательной технике, для чего потребуется активнее привлекать к кодификационным работам сообщество юристов. Представляется, что широкая часть современной доктрины отвергает позитивистский монизм и готова взвалить на свои плечи такое бремя¹, которое к тому же доктрина всегда добросовестно несла на протяжении истории², впав в полуспячку лишь совсем недавно. Если взять, допустим, в качестве примера выдающиеся кодификации, осуществленные во Франции во второй половине XX в., то они явились творением именно доктрины, будь то рекодификация семейного права, проведенная деканом Карбонье, или рекодификация гражданского судопроизводства, выполненная деканом Корню. То же самое имеет место за рубежом: полные рекодификации гражданского права, доведенные несколько лет назад до логического завершения в Квебеке или, скажем, в Нидерландах³, обязаны своим несомненным успехом главным образом огромному вкладу доктрины.

Доктринальное возбуждение, вызванное возможным принятием Европейского гражданского кодекса, выглядит, какова бы ни была позиция по данному вопросу, знаком доброго предзнаменования — возникает впечатление, что доктрина пытается восстановить свою роль, в результате чего кодификация может заблистать новыми гранями и приобрести интересные перспективы для дальнейшего развития. Труды Комиссии Ландо, в частности подготовленные ею Принципы европейского договорного права, создание совсем недавно Исследовательской группы по Европейскому гражданскому кодексу⁴ — все это

1 См., например: С. Atias, Le Code civil nouveau, Dalloz, 1999, p. 200.

² См.: F. Zé nati, L'é volution des sources du droit dans les pays de droit civil // Le Dalloz, 2002, p. 15 et s., spé c. p. 17: «Вопреки тому, что вешают многие, понимая интересующий нас феномен слишком узко, кодификация есть прежде всего доктринальная деятельность, представляющая собой плод традиции, сложившейся в мире ученых юристов».

³ Имеется в виду новый Гражданский кодекс Квебека 1994 г. и новый Гражданский кодекс Нидерландов (NBW) 1992 г. (см. о них подробнее во введении).

⁴ См. об этом подробнее во введении.

Кодификации

показывает, что интеллектуальный порыв доктрины, по определению, способен нести в себе больший творческий заряд, нежели мрачные министерские кабинеты...

Будучи вынуждена искать малейшие признаки единых для различных стран правовых норм и подходов, европейская доктрина прокладывает путь к новой форме кодификации, шансы которой преодолеть современный кризис источников права, по нашему мнению, значительно выше. В условиях безудержного роста все более и более казуистичных нормативно-правовых актов правомерные ожидания повышения уровня правовой определенности обязывают к поиску jus commune*, основанного на фундаментальных принципах или, по крайней мере, неких общих решениях¹, и именно здесь возможно появление новых целей кодификации, что должно положить конец тому антагонизму между jus commune и кодификацией, на который часто обращается внимание в литературе². Следует подумать о разработке кодексов общих принципов³, кодексов, закрепляющих только определенные стандарты, позволяющие судьям динамично развивать толкование соответствующих правовых норм⁴. Такие кодексы выглядят предпочтительнее кодексов детального регулирования, поскольку они более приспособлены для того, чтобы воспринять современный нормативный плюрализм и обеспечить правовой системе необходимую гибкость, являющуюся залогом реальной правовой определенности⁵.

' Jus commune (лат.) - общее (здесь - единое для всех стран) право. - Примеч. пер.

¹ См.: В. Oppetit, Droit et modernité, op. cit., p. 73 et s.; R. David, C. Jauffret-Spinosi, Les grands systè mes de droit contemporain, op. cit., № 51.

² См.: В. Oppetit, Essai sur la codification, op. cit., p. 64: «Сегодня напрашивается вопрос: не трещит ли по швам (или, по крайней мере, испытывает сильное конкурентное давление) сама идеология кодификации под натиском выражаемого со всех сторон стремления вернуться к некоему общему праву, которое не будет иметь формы права законодательного или кодифицированного». См. также ставшую уже классической статью: M.-F. Renoux-Zagame, La mé thode du droit commun: ré flexions sur la logique des droits non codifié s H Revue d'histoire des Faculté s de droit, 1990, № 10—11, p. 133 et s. См. также: J.-L. Halpé rin, L'approche historique et la problé matique du jus commune // Revue internationale de droit comparé, 2000, p. 717 et s. Ср.: M. Bussani, U. Mattei, Le fonds commun du droit privé europé en // Revue internationale de droit comparé, 2000, p. 39 et s. (здесь авторы представляют поискjus commune и кодификацию как некие параллельные пути развития).

³ О полемике сторонников и противников таких кодексов см. выше (в первом разделе работы).

⁴ О динамическом толковании см. выше (в первом разделе данной работы).

⁵ См.: M. Delmas-Marty, Le flou du droit, PUF, 1986, p. 12 (автор считает необходимым учитывать «размытость права», т.е. «уметь мыслить категориями множества и предписывать множество, не сводя его при этом к чему-то единичному, с одной сто-

Заключение

Но не слишком ли многого мы ждем от кодекса?

С первых античных кодексов и до кодексов новейших всякая кодификация является носительницей мечты об абсолютном совершенстве, что неизбежно переводит ее из плоскости реального в плоскость идеального. Примеров иногда доходящей до крайности идеализации кодекса можно привести немало. В качестве одного из них приведем слова Фридриха II Прусского, оказавшегося под влиянием философии Просвещения, когда культ совершенного кодекса достиг своего апогея¹: «Совершенный свод законов станет шедевром человеческого гения в том, что касается правительственной политики: в нем отобразится единство замысла и заработают столь точные и столь пропорциональные правовые нормы, что государство, ведомое этими законами, будет напоминать часовой механизм, все детали которого отлажены для решения общей задачи...»² Мы помним, к чему привели все эти пафосные рассуждения — к Прусскому общеземскому уложению (ALR) 1794 г. со всеми его огромными недостатками!

Ох, уж эта любовь к кодексам, настоящая любовь, любовь, которая всегда оборачивается разочарованием, но остается любовью вечной — отражением несомненного мифического ореола, обретенного кодификацией³.

Миф о кодификации пропитан флюидами прошлого, реминисценциями золотого века...

Золотого века почти без права. Вспомним, например, идеальные города-государства, создававшиеся на протяжении истории в головах утопистов, бравших, как правило, в качестве модели первобытные

роны, и не допуская полного распыления, с другой стороны»). См. также рассуждения сторонников Уголовного кодекса, построенного на основе этой теории: P. Poncela, P. Lascoumes, Ré former le Code pé nal, op. cit., p. 283 (авторы отмечают, что новый Уголовный кодекс мог бы быть «некой системой отсчета, где излагаются и легитимируются общие принципы, которые должны действовать в определенном секторе права»).

¹ F. Ost, L'amour de la loi parfaite // L'amour des lois, L'Harmattan, 1996, p. 64: «Кодекс — идеал юристов XVII и XVIII веков, объект разнообразного экспериментирования, отображение всевозможных фантазмов, нечто вроде философского камня, который в один прекрасный день превратит неопределенную и противоречивую магму законов и обычаев в чистое золото совершенного закона».

² «Рассуждение о причинах, побуждающих создавать и отменять законы» (1749) (цит. по: A. Dufour, L'idé e de codification et sa critique dans la pensé e juridique allemande des XVIII et XIX siè cles // Droits, № 24, 1996, p. 50).

³ См.: В. Oppetit, Essai sur la codification, op. cit., p. 68: «...нельзя не задать вопрос, не превратилась ли кодификация, по крайней мере на этапе ее подъема и стремительного распространения, в настоящий миф в смысле утопии, по определению являющейся замыслом об организации идеального города-государства».

Кодификации

человеческие общества. В этих городах-государствах должна была царить гармония, почти не нуждавшаяся в праве, в силу чего большинство утопистов предполагало для них вполне достаточной разработку краткого свода законов, весьма напоминавшего кодекс¹. Такие представления о законе-кодексе пронизывают всю историю утопизма — от моровского острова Утопия² до коллективистских обществ, о которых мечтали отдельные социалисты в начале XX столетия³.

Золотого века с более совершенным правом. Скажем, при всей юридико-технической обоснованности яростной критики, направляемой современной французской доктриной в адрес «непрерывной кодификации права», не объясняется ли она также в определенной мере тоской по ушедшему золотому веку наполеоновских кодификаций? «Ах, милочка, кодексы сейчас совсем не те, что были раньше! То ли дело старые добрые времена Гражданского кодекса 1804 г.» — такие вздохи постоянно слышатся в «Коммерческом кафе» доктрины*. Некоторые представители университетской науки говорят о том же самом в более элегантной манере: «Мы привыкли к кодексам Консульства и Империи, которые считаем замечательным творением французской кодификации. Что же касается так называемой " непрерывной кодификации права", то она остановилась на полпути между работой архивариуса и работой нотариуса. Это сугубо административная кодификация, ничего не дающая ни уму, ни сердцу, не столько упрощающая, сколько усложняющая право. Современную кодификацию можно сравнить с изготовлением и использованием подделки, при-

¹ См.: D. Guyon, L'utopie et l'imaginaire juridique // Archives de philosophie du droit, 1985, t. 30, p. 262 et s., spé c. p. 271 (почти ничего не меняет даже то обстоятельство, что некоторые идеальные города-государства вовсе отвергали идею права). См. также в том же смысле: N. Rouland, Anthropologie juridique, op. cit., № 2 (здесь имеются указания на конкретных авторов).

² T. More, L'utopie, trad. V. Stouvenel, Librio, p. 96: «Законов здесь очень мало, однако их вполне достаточно для надлежащей работы соответствующих учреждений» (ср. с русским переводом по изданию: Томас Мор. Утопия. М.; Л., 1947. С. 171. - Примеч. пер.).

³ M. Reberioux, С. George], F. Moret, Socialisme et utopie, La Documentation franç aise, 2000, p. 11: «В начале века наблюдался расцвет социалистических кодексов». В качестве примера отметим, допустим, Проект социалистического кодекса из 129 статей, опубликованный в 1907 г. адвокатом Жоржем Дазе.

* «Коммерческое кафе» (Café du commerce) — традиционное название незамысловатого бистро, имевшегося и иногда сохраняющегося до сих пор в каждом французском городке или деревне, где собиралась самая простая публика. Такие кафе, как правило, располагались на торговой площади, поэтому в них часто обсуждали свои дела или заключали сделки местные коммерсанты (отсюда название). В данном контексте имеются в виду банальные рассуждения, которые всуе ведутся в научном юридическом мире на каждом углу. — Примеч. пер.

Заключение

своением чужого наследства, незаконным ношением униформы без права на нее»¹. Иными словами, долой жалких подражателей, путанно изъясняющихся слогом Гюго*! После «великих» кодексов великого Наполеона — нет «маленьким» кодексам маленьких наполеончиков... Тоска по золотому веку свойственна французской доктрине, но ее уже замечают даже иностранные юристы: «Все, что с начала XIX века неизбежно отдаляло от этого исключительного momentum** рационализации права, не могло не вызывать разочарования и воспринималось как отступление с завоеванных рубежей»².

Миф о кодификации навеян флюидами будущего, скрытой тоской по вечному и нетленному...

Во всяком кодексе заложено «стремление к долголетию», если вспомнить знаменитые слова канцлера Д'Агессо³. Продолжительность жизни или, по крайней мере, как сказали бы демографы, ожидание жизни кодекса рассматривается в качестве одной из его основных характеристик, вызывая к себе почти такое же отношение, как если бы причина менялась местами со следствием и эффективность кодекса зависела от его долговечности⁴. Кодексы, успешно прошедшие через горнило истории, вызывают трепетное восхищение, скажем, Кодекс Хаммураби, Законы XII таблиц, кодификация Юстиниана, Кодекс династии Мин, даже французский Гражданский кодекс 1804 г. Мы привели здесь примеры из истории, но это не значит, что тяга к вечности характеризует исключительно кодексы прошлого. Разве современные французские кодификаторы, настаивающие на необходимости того, чтобы нормативно-правовые акты, затрагивающие уже кодифицированные сферы права, составлялись не в виде автономных законов или подзаконных актов, но исключительно в форме изменений или допол-

¹ В. Beignier, La codification, op. cit., avant-propos, p. 2.

* Стиль великого французского писателя Виктора Гюго (1802-1885) характеризовался длинными пышными фразами, большим количеством синонимов и повторов. В данном контексте «изъясняться слогом Гюго» означает неумение кратко и точно выражать свои мысли, чем, по мнению многих специалистов, современные кодификации невыгодно отличаются от наполеоновских кодексов. — Примеч. пер.

** Momentum (лат.) — момент. — Примеч. пер.

² D. Mockle, Crise et transformation du modè le lé gicentrique // L'amour des lois, L'Harmattan, 1996, p. 33.

³ Преамбула к Ордонансу о дарениях 1731 г.: «Нет ни одного закона, где не было бы скрыто стремление к долголетию и единообразию...»

⁴ Возникновение этой идеи в греческой философии законотворчества прекрасно показано в работе: J. de Romilly, La loi dans la pensé e grecque, Les Belles Lettres, 2001, spé c. p. 204 et s.

Кодификации

нений к действующим кодексам¹, в свою очередь не надеются разработать долговечные кодексы? Любой кодекс в силу присущих кодификации эффектов полноты, обобщения, кристаллизации и т.д.² представляет собой попытку остановить ход времени, заставить его оставаться в застывшем положении. В этом смысле весьма показательна иконография, точно отражающая данный феномен: идет ли речь о восхвалении определенного кодификатора или о превознесении достоинств какого-нибудь кодекса, оставшегося в истории, но в иконографии всегда широко используются символы вечности, скажем, мрамор или камень, на котором кодификатор выбивает слова кодекса, либо божественные атрибуты самого кодификатора³.

Прошлое, будущее... В попытках всякого кодификатора отыскать корни кодекса в идеализируемом прошлом, чтобы, оттолкнувшись от него, устремиться в безграничное будущее, несомненно, просматривается желание бросить вызов Времени.

Чаяния эти, надо признать, напрасны. Напомним справедливые слова декана Корню: «Кто думает, что пишет на камне, всегда будет писать только на песке, обрекая себя на тягостное пробуждение после мимолетных мечтаний. Наивное подобие веры в законодательство, выбитое на скале, коим могла бы стать кодификация, вряд ли все еще полностью застит глаза тем, кто по-прежнему предан последней (и кто о ней слишком много говорит), вряд ли они не осознают опасности, что, как сказал Бодлер* о поэте, им придется копать небо или (это уже возглас отчаявшегося Боливара**) вспахивать море»⁴.

¹ Статья 4 Циркуляра от 30 мая 1996 г. о кодификации законодательных и регла- ментарных нормативно-правовых актов.

² О присущих кодификации эффектах см. в первом разделе данной работы.

³ Об иконографии см. подробнее выше (в конце первого раздела настоящей работы), где она, в частности, обсуждается применительно к отображению в литературе и искусстве французского Гражданского кодекса и римского Corpus juris civilis.

* Имеется в виду великий французский поэт Шарль Бодлер (1821-1867), известный, помимо поэтических сочинений (сборник «Цветы зла»), также художественно-критическими трудами. — Примеч. пер.

** Имеется в виду руководитель борьбы за независимость испанских колоний в Южной Америке генерал Симон Боливар (1783-1830), освободивший свою родину -Венесуэлу, а также Новую Гранаду, провинцию Кито (ныне — Эквадор), создавший современную Боливию и возглавивший в качестве президента так называемую «Великую Колумбию». Его замысел образования испано-американской конфедерации закончился неудачей, после чего С. Боливар в состоянии глубокого разочарования отошел от политической деятельности. — Примеч. пер.

⁴ G. Cornu, Codification contemporaine: valeurs et langage // L'art du droit en quê te de sagesse, op. cit., p. 370.

Заключение

Но чаяния эти тем не менее неискоренимы. Думается, что коллективное бессознательное общества, в котором действуют кодификаторы, соединяется здесь воедино с индивидуальным бессознательным последних. Любая попытка вписать себя в историю есть человеческий эрзац бессмертия - чувство, присущее и архитектору, и художнику, и обыкновенному родителю, и даже, как недавно показал Жак Аттали*, собственнику¹. Не является исключением и кодификатор: все его действия по кодификации, пожалуй, представляют собой лишь одну из форм тщетной борьбы человека и человеческого общества с неумолимым миром, в котором человек смертен и в котором ничего нетленного нет. Поэтому без большого риска ошибиться можно биться об заклад, что, покуда будут существовать люди и человеческие общества, в той или иной форме будут существовать и кодексы...

* Ж. Атгали - современный французский политолог, политик, публицист; главный советник ныне покойного экс-президента Франции Франсуа Миттерана в бытность того как в оппозиции, так и на президентском посту; бывший президент Европейского банка реконструкции и развития; автор многочисленных книг, в том числе цитируемой здесь «В прямом и переносном смысле: вариант истории собственности» (1988). - Примеч. пер.

¹ Жак Аттали, например, убедительно продемонстрировал, что привязанность к собственности есть всего лишь отражение присущей каждому человеку жажды бессмертия или, по крайней мере, отрицания смерти (J. Attali, Au propre et au figuré, une histoire de la proprié té, Fayard, 1988, p. 12: «Я думаю, мне удалось понять, что за каждой из концепций собственности, которые на протяжении тысячелетий сменяли друг друга или сталкивались между собой, стоит нечто общее, какой-то вечно зажженный сигнал, какая-то непреодолимая навязчивая идея. Это общее я бы определил так: за собственностью всегда прячется страх смерти»).

Реми Кабрияк

КОДИФИКАЦИИ

Редактор Т. Г. Христенко

Корректоры Г.Б. Абудеева, Л.А. Галайко

Художественное оформление: В.В. Самойлова

Компьютерная верстка: А.А. Науменко

Подписано в Печать 28.11.2006. Формат 60x90 '/, «, Бумага офсетная. Гарнитура Newt_on. Печать офсетная. Усл. печ. л. 30. Тираж (I) 1500 экз. Заказ № 0623220.

Издательство «Статут»:

119454, г. Москва, ул. Лобачевского, д. 92, корпус 4, офис 6;

тел./факс: (495) 649-18-06

E-mail: book@estatut.ru