Глава 19. Харон XXI века

Автобус до конечного пункта назначения ходил каждый час.

На вокзале жизнь била ключом: бабушка «божий одуванчик», торжественно восседавшая на четырёх мешках с картошкой, курила «Приму» без фильтра, бомжи собирали пустые бутылки и спрашивали каждого встречного, нет ли у того закурить.

К нам вальяжно подошла цыганка, попыхивая трубкой:

– Здравствуй, золотой, хочешь судьбу свою узнать? Недорого возьму, всю правду расскажу. Что было, что есть, и что будет!

– Я сам тебе будущее предскажу, коли не отстанешь: полетишь на метле, да в мусорном ведре, в сторону вон тех контейнеров!

Цыганка сверкнула карими глазками:

– Не старайся злым показаться! Ты любовь потерять можешь, только смогу я её вернуть, а пока она на распутье. Много вёрст ты прошёл, ещё больше на днях предстоит, а потом – и совсем немерено!

Дурили цыгане пару раз и меня. Они хорошие певцы и танцоры, а заодно, и незаурядные психологи. Но их кодекс чести не всегда полностью совпадает с уголовным кодексом страны пребывания. У нас они освоили новый бизнес: половина всех продаж наркотиков совершается в таборе.

Гадалка безошибочно нажимала нужные клавиши моей души, и я опять «повёлся»:

– Хорошо, ромала, твоя взяла, «позолочу ручку», но на многое не рассчитывай. Пятьдесят «рэ» с тебя хватит!

Она, вытащив трубку изо рта, стала водить ей по моей руке.

– Сильный амулет у тебя, – постучала она мундштуком по браслету, – но не на него надейся, сам всё делай! Хозяин твой сильный. Много раз тебе уйти захочется, да не получится: он умнее! И под землю спускаться ты будешь, и много вёрст там пройдёшь. Вернёшься оттуда седым, но здоровым, и счастье не минует тебя.

Главная заповедь всех прорицателей: пообещать «лоху» удачу, за предсказание несчастья много денег не дают, а за предсказание скорой смерти и самого прорицателя часто вешают.

– А что про него ты скажешь, ромала? – кивнул я в сторону Ивана.

– Он старше тебя, из дальней страны к нам пришёл, –ответила она, даже не глядя в его сторону. – Злое дело сотворил когда-то, но для добра сюда пожаловал. Позолоти ручку!

Я дал ей ещё сто.

Цыганка пыхнула трубкой и взяла руку Ивана.

– Такой же амулет у тебя, и спасёт он тебя скоро. Большое проклятие на тебе висит, но всё хорошо будет, и снимут его с тебя!

– А долго жить мне ещё? – недоверчиво спросил Иван.

– Сто лет ещё проживёшь, и много больше, правнуков сестры своей увидишь. А больше ничего говорить не буду, о том тебе моя внучка поведает. Позолоти ручку, да своими деньгами, а то не сбудется!

Иван достал сотню, но не рублей, а долларов!

Цыганка спрятала честно заработанное в каком-то кармане между четырьмя юбками.

– Ciao, bambini!

И она растворилась в вокзальной толпе, выискивая других доверчивых «лохов».

* * * *

«Народ» уже приготовился к посадке, и мы стали позади образовавшейся толпы.

К площадке неторопливо подкатил «ЛАЗ» грязно-зелёного цвета со ржавыми пятнами возле бампера. Содрогаясь от напряжения, он пыхтел и чихал, потом издал довольно неприличный звук и остановился.

Иван глянул на меня изумлённо:

– И мы на ЭТОМ поедем?

– Я тебя предупреждал. Междугородние автобусы – в основном коммерческие, там даже кондиционеры бывают. А на подобных направлениях большого бизнеса не сделаешь, они все государственные. Придётся немного потрястись и пожариться. Ты не бойся: это всего «первый круг»! [******]

Задняя дверь открылась, и пассажиры с улюлюканьем кинулись на абордаж, но бабулька с картошкой опередила всех.

Она легко подняла первый мешок, в полцентнера весом, и махнула им, поправляя его на плече. Тут же левая половина толпы позади дружно повалилась на землю.

Бабулька ещё раз махнула мешком, но уже в другую сторону, и теперь правая половина очереди оказалась там же.

«Божий одуванчик» влетела в салон, поставила мешок на ближайшее сиденье и метнулась за следующим. Ей было жалко и некогда выкидывать недокуренную сигарету.

Только когда четвёртый мешок был водружён на своё место, она кинула «бычок» поверх голов ползущих по ступенькам вверх других пассажиров, и уселась на свою поклажу с победным видом.

* * * *

Мы оказались в каком-то полувисяче-полустоячем положении.

Я тихо прокомментировал сложившуюся ситуацию:

– Жизнь прекрасна, а самое прекрасное в ней: рано или поздно, она кончается!

Он кивнул, явно соглашаясь со мной, но было ясно: Иван такое видел впервые.

Водитель объявил по громкой связи:

– Мужчины, будьте джентльменами, протолкните дам в середину салона!

Послышался визг, и у нас появилось несколько сантиметров свободного пространства.

Мы переместились на пару шагов вперёд, и наше положение теперь превратилось в «просто стоячее».

– Автобус следует до пункта назначения без остановок. Просьба не сорить, и не рыгать в салоне, а то я включу зимнее отопление!

* * * * *

Эротически обнимавшая мою задницу мадонна лет пятидесяти вдруг увидела знакомую в другом конце.

– Ксюха, это ты, что ли?

– Я, а кто же ещё? – гордо ответила такая же матрона.

– А Петруха твой уже вышел из загула?

– Ещё нет! До его «трёх недель» всего-то дней пять осталось.

– Ну, потерпи, недолго ещё. А Колька Кривой тебе стольник отдал?

– Да нет ещё!

– Вот падла, но ты ему не спускай! Скажи: если до пятницы не отдаст, я всё его Нинке расскажу: и как он портвейн с Веркой пил, и как её за груди тискал!

* * * * *

Наверное, водитель до этого работал на лесовозе: так возят только потомство Буратино и Мальвины, направляющихся в гости к любимому дедушке Карло.

Автобус постоянно вилял на абсолютно прямой и пустой дороге, а шофёр вытанцовывал на педалях какую-то чечётку.

Мы дёргались вперёд и назад в режиме какого-то танца, а наш «рулевой» долго сигналил всем встречным автобусам.

Если ему удавалось обогнать какой-нибудь трактор или гужевую повозку, он кричал по громкой связи:

– Я сделал его, всех лошадей – на колбасу!

Но если обогнать какую-нибудь телегу не получалось, он высовывал голову в форточку и орал бедному погонщику:

– Прими вправо, кретин! А мне по-херу, что кобыла твоя нетраханая, сам этим займись! «Жена – не стена, подвинется»! Так и быть, я ей ничего не скажу!

Иногда он резко тормозил, и тогда у нас появлялось свободное пространство, но если он газовал, впереди стоящие отыгрывали временно утраченные позиции.

Наконец, наш шофёр, после очередного виража, решил обогнать впереди идущий трактор с прицепоми резко выехал на полосу встречного движения, выдавив полный газ.

Ненормативная лексика в салоне не смолкала ни на минуту, но тут кого-то просто прорвало. Мы услышали очень громкое описаниее анатомических особенностей особей женского пола, склонных к полноте: кто-то сел на торт, который сегодня везли на чей-то день рождения.

«Сорок минут счастья» закончились, и автобус, наконец, подъехал к автостанции.

Народ вывалился из дверей. Отряхиваясь, пассажиры поминали шофёра и всех его родственников «тихим и незлобным» словом, а бабулька, безмерно довольная собой, вытащила все мешки, и опять уселась на них сверху.

И опять закурила «Приму» без фильтра.

Иван с облегчением вдыхал свежий воздух:

– Если бы Данте жил сейчас, он вместо перевозчика Харона описал бы этого водителя!

– Привыкай, ты тут и не такое увидишь! Это тривиальная прогулка по нашей глубинке. Бывает и похуже, особенно после дождя. Такие «гондолы» часто ломаются или буксуют в грязи, и пассажиров просят их подтолкнуть.

На соседней площадке другой автобус тоже готовился к посадке, но уже в обратную сторону. Пассажиры там тоже сосредотачивались перед штурмом, а на трёх огромных мешках сидела другая бабулька.

Она тоже везла картошку, но уже в ту сторону, откуда мы прибыли.

И она тоже курила, только не «Приму» без фильтра, а «самосад».