Глава 23. Мурка в кожаной тужурке

Увидев на экране результаты поиска, отец Павел сплюнул в сердцах:

– Фу, срамота какая! – и опорожнил стакан.

Красивые, а иногда и очень красивые, женщины предлагали представителям обоего пола расстаться с некоторой частью материальных благ, предоставляя взамен излечение от психологического дискомфорта и депрессии.

Одни слегка прикрывали свою наготу, а другие, наоборот, её выпячивали.

Были там и ангельские личики, но нас интересовали совсем другие.

Мы и Иваном перебрали два десятка кандидатур, но он всё был недоволен:

– Не то, не то! И опять не то!

Я вошёл в «закрытую группу»: в такой надо специально регистрироваться, и принимают туда только по рекомендациям постоянных членов, проверяя не только возраст кандидата, но и его возможные связи со всякими «недружественными организациями»: полиции, церкви и различными объединениями «стражей морали».

Но для этого планшета понятия «вы не авторизованы!» просто не существовало!

А вот и он, особый раздел, для садомазохистов: такие работницы называют себя «госпожами».

В кожаных одеждах, с плетями и намордниками, жрицы экстремальной любви предлагали любую экзотику, начиная с обыкновенного «пажизма», и заканчивая жёстким бичеванием и использованием паяльной лампы.

Иван просматривал их все, бубня себе что-то под нос:

– Эта борборитка, вот эта сеифянка, а эта – явная гностичка. Мотай дальше!

Наконец, он меня остановил:

– Эта!

Невероятно привлекательная «госпожа» выложила на этой страничке целых пять фотографий. Иван внимательно разглядывал их, все до единой, попросил увеличить, и, после некоторых раздумий, сказал:

– Да, это она!

Матвей даже не собирался спать. Он привстал, подошёл поближе, и одобрительно кивнул.

Дама была просто прекрасной: высокая брюнетка с кудрявыми волосами и безупречной фигурой, в кожаном ошейнике с шипами.

Широкий пояс, тоже из кожи, обхватывал тонкую талию, а жилетка с круглыми прорезями для грудей только подчёркивала их красоту и крепость.

Она была обута в длинные сапоги, а трусиков или другой защиты от наготы у неё не было. Дама держала в правой руке плеть, и высокомерно, с загадочной улыбкой, смотрела на нас с экрана, томно облизывая губы. Да и плётка эта была непростой: у неё имелся эфес, как у настоящей шпаги.

Такая вампирша высосет у своей жертвы не только всю кровь, до последней капельки, она и его черепом не подавится!

Единственное, что меня смущало: на ней был крестик.

Он был не православный, и не католический, а какой-то языческий: символ солнца, с четырьмя расходящимися в разные стороны лучами. Такие кресты я видел только на «Горе Крестов», неподалёку от Шауляй.

Висел он на простой цепочке, и никаких украшений, вроде золотых колец или браслетов, у неё не было. И что мне особенно понравилось: у неё не было столь модного сейчас пирсинга.

Такие девочки обычно работают под псевдонимами. До неё были Эдит, Карина и Офелия.

Прочитав это имя, я вздрогнул: она называла себя Лилит!

Я стёр холодный пот со лба, взяв в руки телефон.

Была поздняя ночь, но трубку на том конце подняли сразу же: такая это профессия!

Как и следовало ожидать, стоила она очень недёшево, но я выслушал полный прейскурант, и отрубил:

– Не надо «золотого дождя»! В кожаной одежде, до утра, и не забудь свою плеть! Только крестик сними!

* * * * *

Через полчаса к дому подъехала «Лада» последней модели.

Оттуда вышли два крепких парня, которые первоначально осмотрели все комнаты.

Их ничто не удивляло: ни присутствие в доме священника, ни то, что здесь много мужчин. Портрет Демона к их приходу был опять накрыт покрывалом.

«Госпожа» в дом не входила, терпеливо ожидая решения этих сутенёров.

Несмотря на жару, она была в норковой шубке, а в руках держала круглый футляр, похожий на тубус.

«Старший» напомнил мне прейскурант, и добавил:

– Если мужиков будет двое – полуторная оплата, если «групповушка» – двойной тариф. Кто клиент?

Я показал на Матвея.

– Хорошо! С вас четыреста баксов, деньги вперёд. Мы приедем за ней в восемь. Запомните: минута простоя – два бакса. Если перестараетесь, и повредите девочку – пожалеете, и очень сильно. Мы шуток не любим.

Я отстегнул нужную сумму. «Хозяин» был вполне удовлетворён, и пригласил её:

– Заходи, похоже, тут «чисто»!

Я не хотел заранее расстраивать «менеджеров»: они были бы очень удивлены, узнав, какая «оргия» ожидает эту «жрицу порочной любви»!

«Госпожа» прошла в коридор:

– Меня зовут Лилит. Помогите снять шубку!

Я сделал это с нескрываемым удовольствием.

Под низом оказалась только её «спецодежда», что была на фотографиях.

В жизни она оказалась ещё красивее и агрессивнее: дама просто провоцировала на грех!

Мельком взглянув на священника, она вдруг улыбнулась, наверняка подумав про него что-то непотребное.

Отец Павел увёл из комнаты Ивана шофёра, и сам удалился.

По пути он проклинал и современные распутные нравы, и Содом, и Гоморру, и «всех этих вавилонских блудниц», перемежая старославянский язык с современным русским.

«Госпожа» открыла футляр и достала плеть.

Она оказалась непростой: к верёвочкам были привязаны свинцовые шарики, «для большего сладострастия». Черенок её был деревянным, покрытым тёмным лаком.

Лилит нажала какую-то кнопку, как на зонтике, и снизу раскрылась рукоятка. Такая плёточка явно стоила недёшево, она была изготовлена по спецзаказу!

Поигрывая ею, она облизнула губки, и начала кокетливо заигрывать с Матвеем:

– Ну что, начнём? Как ты хочешь? Пойдём, мой непослушный мальчик, «мамочка» сейчас тебя примерно накажет. Ты хочешь это сделать при всех, или интимно?

Матвей растерялся.

– Снимай свои причиндалы! – приказал я. – И сапоги тоже!

– Зачем? Так сексуальнее!

– Как сексуальнее, клиент решает!

Она сверкнула большими глазками, и скинула ремень и тужурку.

Её стройное нагое тело, выбритое до последнего волоска, было неотразимо! Я заметил, что она послушалась, и оставила крестик дома.

Лилит потянулась, и заложила руки за головой, изображая томность.

Я отлично понимал её клиентов, которые платили немалые деньги только за просмотр этого тела!

Я помог снять сапоги, кивнув в сторону окна:

– Проходи туда!

Матвей задёрнул шторы, и включил все лампы.

Пока мы ожидали эту «служанку Маркиза де Сада», он подготовил холст, кисти и краски. Теперь он коротко приказывал:

– Стань так! Подними плеть выше. Ещё выше. Вот так! И не двигайся!

И Художник стал творить.

«Госпожа» была удивлена этим «авангардизмом», спросив совершенно искренне:

– А когда меня будут трахать?

– Если останется время, надо успеть до восьми. За тебя уплачено, поэтому стой, и не рыпайся! А садисты тоже бывают разными! – ответил я вместо Матвея.

– У меня такие клиенты впервые! – рассмеялась она. – Вы кто: импотенты или гомики?

– Ни то, ни другое. Твои сиськи скоро обвиснут, а на попе появится целлюлит. Твоя «корма» не пролезет даже в эти двери, а на лице будет сорок морщин. Да и волосы поредеют. Надо успеть увековечить такое тело, Джоконда ты наша!

Услышав такие комплименты, Лилит испепелила меня взглядом.

Матвей уловил этот момент, и начал портрет именно с глаз.

Но её понравилось сравнение с Джокондой, и она смилостивилась:

– Так вам нужна была натурщица? Придурки, объяснили бы по телефону, я бы вам таких девочек посоветовала! Вы бы их только увидели - по восемь раз в штаны кончили! Они все аж кипятком писают, в актрисы рвутся, а их на каждом «кастинге» в постель тащат! И все подешевле меня, хотя кое у кого рожицы не хуже Николь Кигмен.

– Не Кигмен, а Кидмен! Держи крепче плётку, Лилит! – прервал я её красноречие.

* * * * *

Творцу мешать не стоит.

Выходя из комнаты, я спросил:

– А почему «погоняло» такое придумала: Лилит?

– А тебе не всё равно?

– Интересно!

– Хрен с тобой, поделюсь секретом. До этого я Мессалиной называлась, а лучшая подруга по паспорту Лилит[§§§§§§]и была. Мы часто на пару выезжали. Она была армянкой из Армавира, землячкой моей. Два года назад какие-то маньяки обкуренные её сначала трахнули, а потом и порезали на части. Голову так и не нашли, в закрытом гробу похоронили. А вообще-то я – Вика! Но об этом здесь мало кто знает: паспортный стол, менты-крышеватели, да ещё пара человек.

* * * * *

Все остальные отдыхали кто где: послушник дремал в кресле, слушая музыку, но священник зря времени не терял, засев за накрытый стол.

Я присел рядом.

– А кто это такая Лилит, отец Павел?

– В священном писании она почти не упоминается, только в книге Исайи предсказывается появление ночного привидения «Lilith». А во многих еретических апокрифах говорят, что это первая жена Адама. Она не желала подчиняться мужу, считая себя таким же творением Бога, как и он. Она отказывалась ложиться под него: это он должен под неё подкладываться!

– И из-за такого пустяка развелись? Первая женщина в истории – и та феминистка! «Миссионерская поза» ей, видите ли, не понравилась! В «Камасутре» много вариантов, могли бы найти, в конце концов, компромисс!

Отец Павел махнул на меня рукой, продолжая:

– Лилит поднялась в воздух и улетела, а после этого стала женой Самаэля, Падшего Ангела, и матерью демонов. У неё была и другая ипостась: Нахема, богиня и покровительница проституции. А Адаму Бог сотворил другую женщину, Еву. Та оказалась образцовой женой, родила троих детей, но это все знают. А Лилит стала детоубийцей. Если супруги ссорились, ребёнок был нелюбимым или внебрачным, она могла придти ночью и задушить его. Но его можно было сберечь, если написать на табличке имя Лилит и положить ему под подушку. Ещё её считают первым вампиром в истории.

– А не греховно ли читать вам апокрифы, отец Павел?

– Нет, никакого греха в этом нет! И грех не в сомнении лежит, и даже не в неверии, а в разочаровании. Библию же писали люди! И если бы всё там сходилось слово в слово, была бы видна чья-то диктовка: или Бога, или Сатаны. Людям свойственно забывать, приукрашивать или что-то придумывать от себя, но из воспоминаний десятков свидетелей можно уже сложить определённую картину. И это доказывает, что Христос жил на самом деле. А если смерть сына простого плотника до сих пор волнует миллионы душ, это только доказывает его божественное происхождение. Сколько сект возникло и угасло за это время, сколько лжепророков и кликуш появлялось – и все ушли в небытие, а христианство до сих пор живёт! Лаодикийский собор признал четыре Евангелия истинными, но их в то время было немало: и от самой Богородицы, и от Марии Магдалены, и даже от Иуды Искариота! Но читать такие в церкви нельзя: только дома, и только в одиночку!

Я был ошарашен:

– Иуда Искариот написал Евангелие?

– Не совсем, Евангелием это даже не назовёшь. Но перед тем, как повеситься, он успел исповедаться кому-то. Лишь недавно нашли остатки папирусов, где он кому-то говорил: только ему Христос открыл многие тайны и показал другие чудеса. И то, что Иуда вёл «двойную игру», Христос хорошо знал, но у него был свой план!

– У вас нет версии, какой?

– Пока не могу сказать, я сам об этом думаю. Но и ты к своему «протеже» присмотрись: он не так прост, как кажется. Что креста на нём нет – ничего не значит! Он не самозванец, и не авантюрист: такого бы Архиепископ мне ни за что не прислал! Твой друг – профессионал, только «расстрига» он: его за что-то разжаловали. Он так грамотно «отчитку» провёл, что даже я диву дался! Но не по «римскому канону» он говорил, и не зря себе в помощь Архистратига призвал! У него есть что-то особенное: он или в Африке, или в Тибете попрактиковался.

«Час от часу не легче!»

Я был в полной прострации.

– А как вы это определили?

– Я же говорил, что когда-то в Афгане был. А там, если чего-то важного не увидишь – моментом: или пулю в лоб, или нож в спину получишь! Учили быстро, «на второй год» не оставляли: «двоечников» «Чёрный Тюльпан» домой увозил. Иван говорил с Демоном жёстко, но без ненависти. Его предшественники явно палку перегибали, пытались того запугать, а вместо этого сами в панику ударялись. К каждому демону индивидуальный подход нужен, вот Иван его и нашёл! Он не низвергнуть его в Ад обещал, а простую сделку предложил! А теперь выпьем за Бога-отца, Бога-сына и Святаго Духа, аминь!

* * * * *

Меня так и подмывало подсмотреть, как работает Художник, и я подкрался к двери и заглянул в щелку.

В этой женщине были три неразрывных составляющих: божественная красота тела, дьявольский огонь в глазах и простая человеческая усталость, от долгого стояния в неподвижной позе.

Лилит Матвея привлекала как Женщина, но не в сексуальном плане: его интересовали линии её тела, пропорции, выражение глаз. Он фиксировал всё, что видел, и всё, что было в его фантазиях.

В семь утра портрет был закончен.

* * * * *

Матвей встал, кинул кисти в раковину и пошёл мыть руки.

Отец Павел храпел за столом, а шофёр хрюкал в кресле.

Лилит первой увидела эту картину.

От её вопля, казалось, даже мёртвые сейчас проснутся:

– Это я? Это я? Неужели это я?

Мы с Иваном подпрыгнули на своих местах.

Матвей пририсовал ей маленькие рожки, широко раскрытые крылья за спиной и небольшой хвост, а на тело нанёс какие-то каббалистические знаки.

В одной руке Лилит держала уже не плётку, а меч, а в другой – секиру.

На коленях и локтях висели детские черепа, я насчитал их четыре.

Это была та Вика, что стояла рядом, но она же была и Лилит!

Её глаза горели зелёным пламенем, и он пылало даже в темноте.

Теперь я понял, как это просто: влюбиться в простой кусок холста или кусок камня, или наоборот, воспылать к нему лютой ненавистью!

– Я покупаю это! – твёрдо заявила Лилит.

– Сначала оденься, Нахема! – отрезал я.

– Десять тысяч долларов!

– Деточка, эта картина даже арабским шейхам не по карману!

– Двадцать тысяч!

Иван внимательно смотрел на портрет, и, наконец, произнёс:

– Потерпи немного! Возможно, ты получишь её, и даже бесплатно, но не сегодня!

На глазах Вики появились слёзы, и она закуталась в свою шубку.

Иван накрыл картину покрывалом и вышел из комнаты.

* * * * *

– Вика, сейчас приедут твои «менеджеры». Они тебя, случайно, не бьют? – спросил я уже в коридоре.

– Хочешь меня защитить, благородный рыцарь? – усмехнулась она. – К физической боли я давно привыкла: это моя работа. А эти «менеджеры» – мой брат и его одноклассник.

И грустно добавила, потирая рукой промежность:

– Жаль, трахнуться сегодня не удалось, весь день живот болеть будет!

За воротами раздался клаксон: за Викой уже приехали.

Вместо прощания она крикнула из салона машины:

– Передайте вашему маляру: если он захочет написать ещё одну, я ни копейки не возьму, сама заплачу! А картина все равно будет моей!