Последняя работа

«Если я взойду на сцену и помазания Святого Духа не будет, я уйду и никогда больше не буду проводить «служе­ние с чудесами». Без Него я — ничто», — это Кэтрин говорила тысячи раз в последние годы своей жизни. В на­чале своего служения она верила в это. Но ближе к концу, я убежден, она просто произносила эти слова. Не было возможности остановиться. Телевизионное служение тре­бовало само по себе 30 тысяч долларов в месяц. Тот факт, что у нее была самая длинная серия из всех, что производи­лись на дорогих студиях Си-би-эс, был частью ее имиджа. Остановиться или урезать служение означало бы начало конца. То же самое касалось и «служений с чудесами». Когда боль в груди стала почти нестерпимой, вместо того чтобы проводить меньше собраний, она проводила их еще больше. Она должна была продолжать.

В мае 1975 года она приехала в Лас-Вегас для прове­дения «служения с чудесами». Святой Дух действовал с большой силой. Это был один из тех случаев, когда я думал, что вот придет день, и все в зале будут исцелены. Но ее физическое состояние было плохим. После собрания, когда мы были с ней в ее номере-люкс во «Дворце Цезаря», я побуждал ее сократить ее расписание.

«Я не могу, — сказала она, нервно шагая взад и вперед. — Нет возможности. Служение должно продол­жаться».

Она была старым членом труппы. Шоу должно было продолжаться, независимо от того, как она себя чувствовала. Ибо «опустить занавес» означало бы смерть еще более бы­струю и болезненную, чем горение на сцене.

Все же, глубоко в своем сердце она знала, что не была непогрешимой и что она не могла командовать Богу, что делать. Это было одной из причин, почему она ревновала, когда слышала, что другие служители, например Ральф Вилкерсон, проводили собрания, на которых чудеса случа­лись почти так же часто, как и на ее собраниях. И Кэтрин верила всем своим сердцем, что Бог хочет, чтобы каждое церковное собрание было «собранием с чудесами», чтобы через каждого пастора, каждого священника, каждого равви­на Святой Дух действовал и приносил людям чудеса.

Она также верила, что приближается день великих «служений с чудесами». Она знала, что не может жить веч­но. Она знала, что умирает, и она собиралась уйти пламене­ющим факелом, а не едва горящей, с колеблющимся огонь­ком свечкой. Но когда она умрет, «служение» закончится. И по мере того как факт близкой смерти становился ей ясен (хотя никто, похоже, не сознавал, как близка она была к смерти), мне казалось, она позаботилась о том, чтобы дру­гие, особенно близкие ей люди, не пытались поддерживать жизнь в том, чему Бог позволил умереть.

Все же у нее было мало времени, чтобы осмысливать будущее. Загадывать вперед, даже на 6 месяцев, было выше ее возможностей.

В то же время у нее была ужасная дилемма в вопро­сах веры. С одной стороны, Святой Дух и «служение с чудесами» были так связаны воедино, что нельзя было проводить служение без Его присутствия. С другой сто­роны, ее преследовал тот возвращающийся ночной кошмар, что она могла сделать что-то, не понравившееся Ему, и Он ушел от нее.

Снова и снова она молилась на сцене и в тишине своей комнаты, словно штурмуя небесные врата: «Не отбирай Святого Духа от меня». Она проповедовала ту же самую проповедь: «Бог не делится славой с человеком. Он — Бог-ревнитель, Он требует всю славу Себе». Она пропове­довала себе, ибо она знала, как близко она была от «дележа славы».

Осенью 1972 друзья Кэтрин запланировали парадный вечер в питтсбургском отеле «Хилтон», чтобы отпраздно­вать ее 25-летнее служение в Питтсбурге. Одним из собы­тий на вечере должна была стать презентация Евы Анжелико Фрудакис, известного скульптора, которая изготовила золотую медаль к празднованию юбилея. Кэтрин позирова­ла ей долгими часами и, похоже, была довольна рельефным портретом на золоте медали.

На следующее утро я задержался в ее офисах в «Карльтон-Хаус» перед тем, как вернуться во Флориду. Она щедро подарила мне одну из медалей, размером с се­ребряный доллар, а затем вручила копию информационного сообщения для национальных газет. Описание медали в этом сообщении было изложено следующим образом: «Мисс Кульман изображена с протянутыми для исцеления руками на передней стороне медали в виде золотого релье­фа. На другой стороне медали — рельефное изображение Иисуса, исцеляющего больного».

Я прочел напечатанное сообщение, затем снова взгля­нул на Кэтрин. В таком напряженном ожидании ответного знака или реакции я видел ее много раз: взгляд, пристально смотрящий на меня, прямо в лицо, словно замороженная улыбка.

Я знал, что на сей раз мне нужно дать ей нечто большее, чем просто согласие, о котором она просила. Я сказал мяг­ко: «Как Вам кажется, не лучше было бы сказать, что Иисус изображен на передней стороне медали, а Кэт­рин — на оборотной?»

Она не стала упорствовать: «Вы правы! Вы абсолютно правы!» Повернувшись к Мэгги, которая сидела за своим столом, она сказала: «Мэгги, нам нужно изменить это сооб­щение».

Но было слишком поздно. Сообщение уже пошло по всей стране. И хотя Кэтрин не обращала на это внимания, я знал, что она была неспокойна, ибо это означало, что не­что случилось с ней, нечто, чего она не любила, хотя и не знала, как бороться с этим.

Два года спустя Кэтрин приехала в Монтрит в штате Северная Каролина, чтобы выступить перед «Собранием христианских издателей». Почти три тысячи человек со­брались в большом зале «Андерсон холл», и большинство из них надеялись увидеть чудеса. Когда она прибыла, я про­скользнул за кулисы, чтобы сказать ей, что мы все готовы. Она схватила меня крепко за руку и шепотом спросила: «Джеми, что вы здесь делаете?»

Я улыбнулся: «Я здесь, чтобы поддержать вас».

Она покачала головой. Ее лицо выглядело уставшим. «Мы не будем проводить «собрания с чудесами», — се­рьезно сказала она. — Я буду только проповедовать. Это все. Я буду только проповедовать.

Несколько секунд спустя она была уже на сцене, привыч­но жестикулируя. Она махала руками и говорила о Святом Духе. Пока она таким образом вышагивала по сцене, люди начали беспокоиться. Кэтрин имела в распоряжении едва больше часа, а она привыкла использовать 4 или 5 часов для «служения с чудесами». В конце служения она отчаянно пыталась спасти собрание, но было слишком поздно.

Бывшая певичка из ночного клуба, которая была спасена и исцелена на служении мисс Кульман, вышла на сцену. К концу собрания она подошла к одному из стоявших на сцене микрофонов, чтобы усилить звучание голоса, и начала петь «Аллилуйя». Кэтрин была недовольна. Чтобы положить этому конец, она дотронулась до женщины, молясь за нее. Та упала, сраженная силой.

Затем Кэтрин обернулась, схватила меня за руку и под­толкнула к микрофону. Если уж кто-то должен был вести пение, то она хотела, чтобы это был знакомый человек, а не посторонний. Люди пели, но апатично. Кэтрин ходила взад и вперед по сцене, произнося свои любимые фразы. Они, похоже, были пусты. Певица поднялась на ноги, и Кэтрин коснулась ее снова. На этот раз ничего не произошло. В отчаянии я услышал, как она сказала: «Дух сейчас на Вас, Джеми». Она махнула рукой в мою сторону, указывая пальцем на мое лицо, когда я пел. В прошлом были случаи, когда, даже если она просто приближалась ко мне, я падал под действием силы. Но в тот день это была просто Кэтрин и рука, указывающая на мое лицо. Я любил ее слишком сильно, чтобы разочаровать. Со смиренным вздохом я упал назад на руки человека позади меня. Пока он помогал мне встать на ноги, Кэтрин снова начала говорить: «Я воздаю Тебе славу. Я воздаю Тебе хвалу» и пыталась коснуться меня, чтобы я упал. Но на сей раз это уже не получилось. Я просто отступил назад, когда она коснулась меня. Она повернулась и пошла к другой части сцены. Затем она ис­чезла за дверью. По пути в аэропорт она сказала Дэну и Виоле Малачук, которые везли ее: «Я хотела бы еще про­вести «служение с чудесами», но мне надо сесть в этот са­молет, чтобы вернуться в Питтсбург».

Сила была слабее, чем в прошлые годы. Были другие случаи. Руфь Фишер рассказывала о том, как она была с ней в Тампе, когда случилось похожее. Там, кажется, она соеди­нила вместе все проповеди, накопленные за прошлые годы, и представила их «в одном пакете». Получилось путано и сла­бо. Люди были обеспокоены, они бродили вокруг в ожида­нии начала «служения с чудесами». Бог наблюдает за Сво­им словом, и чудеса были, но все происходило так, словно они были несмотря на Кэтрин, а не благодаря ей.

Нечто странное, судя по всему, происходило в ее служе­нии. Внешне это был пик ее славы. Аудитория была самой широкой за всю ее карьеру. Телевидение сделало ее имя привычным домашним словом. Ее книги читались по всему свету. А внутри все разваливалось и рушилось. Дино и Бартоломью ушли, облив ее грязью. Несколько ее давних работников дошли до аморального поведения, и, очевидно, она была действительно смущена и не знала, что делать. Отношения между Мэгги и Кэтрин стали натянутыми. Тинк и Сью были теперь с ней все время. И в довершение ко всему, тело ее было больным.

Двадцать лет назад она улизнула из Питтсбурга и отпра­вилась к доктору в Вашингтон на обследование. Он пре­дупредил ее, что у нее увеличенное сердце. Ей нужен был покой. Вместо этого она продолжала следовать своей фи­лософии относительно всех плохих вещей — она жила так, словно этого никогда не случалось. Но проблемы с серд­цем при этом оставались. По мере того как она старела и стресс возрастал, состояние сердца ухудшалось.

Стив Зеленко рассказал мне, что однажды Кэтрин, пос­ле спора с одной из своих секретарш, вошла в радиостудию в своем офисе в «Карльтон-Хаус». Ее лицо было пепель­ного цвета.

«Идите сюда», — сказала она Стиву.

Взяв его правую руку, она прижала ее к левой части груди.

«Я мог чувствовать, как билось ее сердце между ребра­ми, пытаясь подгонять само себя, — рассказывал Стив. — Когда я убрал свою руку, то я почти что видел ее сердце, пульсирующее между ребер, под платьем. Казалось, оно было открыто».

Бывало, что Кэтрин останавливалась во время диктов­ки писем, без предупреждения вставала со стула и ложи­лась на пол.

«Однажды она сделала так в радиостудии, — продол­жал Стив, — и напугала меня почти до смерти. Она гото­вилась к записи. Я был в операторской будке и посмотрел вверх. Она исчезла из-за стола. Я вошел в студию и уви­дел, что она лежит на деревянном полу.

«Продолжайте работу, — сказала она, — я просто отдохну несколько секунд».

Я вернулся в свою операторскую будку, но я испугался, думал, что она умирает. В конце концов я вернулся в сту­дию и предложил ей полежать на диване. Она покачала го­ловой, и на ее лице появилось странное выражение. — «Нет, я останусь здесь на минутку. Со мной все будет в полном порядке». Я понял, когда вернулся в будку, что она не может подняться. Потому она осталась лежать на полу.

Затем, примерно 10 минут спустя, она вернулась за стол, готовая начать запись. Это было так, словно этого и не происходило. Но это было».

Были и другие приступы, более серьезные. Летом 1974 года Мэгги позвонили из Калифорнии: «Мисс Куль­ман очень больна. Мы сажаем ее в самолет. Она нуждает­ся в немедленном медицинском обследовании».

Это было в субботу после обеда. Мэгги встретила ее в Питтсбургском аэропорту. Авиакомпания всегда проявляла особую заботу о Кэтрин. Представитель по делам пассажи­ров в Питтсбурге был глубоко растроган на одном из ее собраний, и большая часть персонала знала ее. Она сошла с самолета бледная как смерть, но улыбающаяся. Она кивала головой и говорила с людьми в аэропорту. Мэгги довела ее до автомобиля и принесла багаж. Когда она села в ма­шину рядом с ней, Кэтрин сказала: «Вези меня к врачу. Я умираю». — «Хорошо, ты поедешь в больницу?» — «Нет! Никаких больниц».

Кэтрин задыхалась, держась за грудь. Мэгги привезла ее прямо к офису доктора, который согласился быть нагото­ве в случае, если Кэтрин откажется ехать в больницу. Он сделал рентген и сказал, что в легких чисто, но сердце силь­но увеличено. Он прописал ей настойку наперстянки. Пос­ле одного дня отдыха она вернулась к своим обычным делам.

Хотя ее организм быстро сдавал, казалось, она только увеличивало активность. Помимо своих обычных служений, она запланировала октябрьскую серию собраний на юге: Мобил, Тампа и Уэст-Палм-Бич. Она запланировала выс­тупить в «Мелодиленд» в Калифорнии, а затем вернуться в Израиль на Вторую всемирную конференцию по Святом)' Духу в ноябре. Это выглядело почти как самоубийство.

Затем она без предупреждения решила ввязаться в ве­личайшую полемику, чтобы дать новый толчок харизмати­ческому движению, которое началось в начале 1950-х годов. Это поставило в тупик даже самых близких ей людей. Бо­лее года христианские лидеры по всей Америке обсуждали «за» и «против» так называемого «движения послушания». Это учение выдвигалось вначале проповедниками из «Слу­жения христианского роста» из Форт-Лодердейла в штате Флорида, хотя оно поддерживалось не только ими. Учение призывало всех христиан — даже тех, кто занимал веду­щие позиции, — подчинить свою жизнь и служение дру­гим христианским лидерам. Был призыв ко всем христиа­нам — соединиться в «посвященных группах» (церквях) и подчиниться «пастырям» (пасторам).

Никто не требовал большей верности или подчинения от своих последователей, чем Кэтрин.

Впрочем, учение служителей из Форт-Лодердейла шло дальше. Оно настаивало, что даже лидеры в Царстве дол­жны быть в подчинении один у другого. Это для Кэтрин было немыслимо.

5 сентября 1975 года она получила толстый пакет мате­риалов от одного из сотрудников «Общины полноевангельс­ких бизнесменов». Видимо, «Община» боролась за подчи­нение и послушание по той же причине, по которой Кэтрин противостояла этому учению. Многие люди, будучи раньше лояльными к «Общине», входили теперь в состав домашних групп и ячеек под руководством пасторов-мирян (пасты­рей). Некоторые из этих людей больше не вносили деньги в «Общину», а платили десятину своим пастырям. Сцена была готова к битве.

В этом пакете была вся нужная Кэтрин информация. Он включал несколько личных писем, написанных различ­ными независимыми служителями и мирянами, которые на­падали на лодердейлское учение, и в частности, — на Боба Мамфорда, лидера «Служения христианского роста».

Хотя Кэтрин была пионером в движении открытия Святого Духа заново, она, казалось, не осознавала, что Дух также движется во многих других частях Царства. Факти­чески, в течение последних пятнадцати лет своей жизни Кэтрин посетила лишь несколько собраний, проводимых другими служителями. Она не была под влиянием учений других людей. Она была слишком занята своим собствен­ным служением. Она говорила мне: «Святой Дух — это единственный учитель, который мне нужен». Это было уяз­вимое место в ее доспехах, и через эту щель в нее попало копье, призывающее к ответным действиям.

В середине сентября, будучи уверенной, что и другие на ее стороне, Кэтрин начала битву против тех, кто учил под­чинению и послушанию. Предполагалось, что Мамфорд бу­дет одним из учителей на Второй всемирной конференции по Святому Духу в Израиле в конце октября. Конференция спонсировалась «Логосом», и Кэтрин видела, что сможет оказать существенное влияние на нее. Она позвонила свое­му старому другу, Дэну Малачуку, президенту «Логоса», и сказала: «Если Боб Мамфорд поедет в Израиль, то я не поеду».

Это было сюрпризом для Дэна. «Этот человек — ере­тик, — сказала Кэтрин. — Я не хочу появляться на одной конференции с ним. Выбирайте — либо Мамфорд, либо я».

Более пяти тысяч человек со всего света уже зарегист­рировались для посещения конференции. Многие из них приезжали не только послушать учителей (одним из кото­рых был Мамфорд), но и посетить «служение с чудесами», которое Кэтрин собиралась проводить в Тель-Авиве. За­явление Кэтрин поставило Малачука в трудную ситуацию. И хотя у него самого были серьезные оговорки относитель­но многих концепций учения послушания, он все же верил, что Мамфорд был человеком Божьим. Кроме того, «Логос» делал все возможное, чтобы проповедовать единство Тела Христова, и Дэн чувствовал, что присутствие Мамфорда поможет исцелить раны.

Малачук был человеком волевым, и его первой реакци­ей было воспротивиться угрозам и запугиваниям Кэтрин. Он знал ее в течение многих лет как добрую приятельницу, но он не знал, что она может действовать так резко.

Он собрал Совет директоров и сказал: «Что-то не так. Это так не похоже на поведение Кэтрин. Я знаю, что она очень больна. Я опасаюсь за ее жизнь».

Совет директоров международной ассоциации «Логос», который включал в себя самые известные имена в хариз­матическом движении — Давид дю Плесси, преподобный Деннис Беннетт, генерал Ральф Хейнс и другие, — со всей серьезностью рассмотрел дело. Дэн уже позвонил Бобу Мамфорду и рассказал ему, что произошло, пытаясь выяснить его позицию. Боб немедленно предложил снять свою кандидатуру, если захочет Совет. Это была исключи­тельная ситуация, и она привела людей к сильной молитве. Многие вещи не стыковались с возможными вариантами выбора, но ни один из аргументов не указывал ясно на волю Божью. Тем не менее, им нужно было выбирать, и в конце концов они решили принять предложение Боба и подчиниться требованию Кэтрин.

В следующее воскресенье Кэтрин появилась в зале «Стэмбог» в Янгстауне, что случалось теперь не так уж ча­сто. Она собиралась нанести, как она полагала, смертельный удар движению «послушания».

«Робкие могут покинуть зал прямо сейчас», — начала она. Больше часа она проповедовала, стуча по кафедре, за­щищая «служение» от лжеучителей.

«Есть новая доктрина, называемая «движение послуша­ния и подчинения», — сказала она. — Возможно, вы о ней не слышали прежде. Но она настолько хитра и прино­сит так много зла, что если кто-то не противостанет сатане и не остановит это движение, то оно полностью разрушит ве­ликое харизматическое движение».

Кэтрин также напала на учение о работе в группах, ут­верждая, что это — зло: «Они не только призывают вас отдавать деньги пастырю, но и позволяют вовлекать в работу по группам и открывать ваши самые сокровенные мысли. Вот что я вам скажу: я не собираюсь кому-либо говорить о моих сокровенных мыслях».

Зал смеялся и аплодировал, когда она сообщила, что по­требовала, чтобы Мамфорд не присутствовал на сцене Все­мирной конференции по Святому Духу.

Это полностью выходило из рамок характера Кэтрин. Ни один человек в истории не был использован таким де­монстративным образом, чтобы соединять вместе уклонив­шихся от общения членов Тела Христова. Ее вера обычно была спокойной, но на сей раз она, похоже, умышленно рас­качивала лодку. Это походило на некую силу, которая по­буждала защищать «свое служение».

Когда Дино и Бартоломью обнажили на публике свои сабли против нее, она успокоилась тем, что Бог позаботился и о ней, и о них. Она знала о строгом предупреждении Пи­сания «не поднимать руку на помазанников Божьих». И даже когда у нее была тяжба с Далласом Биллингтоном из Акрона в штате Огайо, она не позволяла ей перейти в лич­ную битву и никогда не называла его еретиком. А в конце приложила все силы, чтобы «починить заборы». Но теперь, в гневе и разочаровании, подогреваемая своей неувереннос­тью и побуждаемая людьми, которые дали ей лишь частич­ную информацию, она бросилась в бой против тех, кого мно­гие считали также помазанниками Божьими — в той же степени, как и ее.

В октябре Кэтрин проехала по югу. Тинк и Сью Вил- керсоны сопровождали ее. Тинк, похоже, был польщен по­стоянным вниманием со стороны Кэтрин. Он убедил Кэт­рин, что ей нужен личный реактивный самолет. В конце концов, Орал Роберте имел свой собственный. Кэтрин со­гласилась с предложением Тинка. Он должен был купить самолет «Лир Джет» за 750 тысяч и держать его в своей компании по прокату автомобилей в Талсе. Кэтрин затем должна была арендовать самолет для своих нужд за 12 тысячь в месяц. Хотя Тинк убедил Кэтрин, что самолет сэко­номит деньги, реальные расчеты показали, что «Организа­ция Кэтрин Кульман» тратила меньше половины этой суммы на обычные авиабилеты для всего персонала, а «Лир Джет» вмещал только шесть человек, двое из которых были Вилкерсоны. Уолтер Адамак резко протестовал против по­купки, но Кэтрин настаивала, что она и «Организация» — это «одно», и если Тинк считал, что ей нужен был самолет, то она должна его получить. Кэтрин воспользовалась им лишь дважды, и оба раза она была слишком больна, чтобы понимать, что происходит. В конце концов Вилкерсон ос­тался не только с самолетом, но и с двумя пилотами, кото­рых он нанял.

Тинк также купил Кэтрин автомобиль и доставил его из Талсы в Лос-Анджелес. Это был желтый двух-дверный «мерседес-бенс», но это было все равно, что заставить ее сменить свое кафедральное платье на бикини, ибо ее стилем были «кадиллак» и «континенталь». Она ездила на нем лишь однажды, да и то с неохотой.

Несмотря на очевидную неспособность Вилкерсонов понять стиль жизни Кэтрин и ее общение со Святым Ду­хом, ее все еще тянуло к ним, и это отталкивало от нее пер­сонал офиса в Питтсбурге. Хотя бывали дни, когда она заглядывала в офис, дела шли не так как раньше. Мэгги навещала ее не очень часто в доме в Фокс-Чэпеле, куда они раньше вместе уходили отдохнуть, посидеть, поговорить и провести ночь. Теперь же Кэтрин ограничивала свое тес­ное общение семьей Вилкерсонов.

К сожалению, они знали Кэтрин недостаточно долго и не могли почувствовать тонкие изменения, которые проис­ходили в ее жизни. Они заботились о ее здоровье, желая защитить ее от недружелюбной прессы, как и от тех, кто хо­тел использовать ее. С 6 мая 1975 года до 20 февраля 1976 года, когда Кэтрин умерла, Тинк провел только 31 день в своем доме в Талсе. Остальное время он находился в поездках с Кэтрин. Каковы были его настоящие мотивы, никто не знает. Был ли он польщен ее зависимостью от него или это было подлинное служение Господу, знают только Бог и Тинк Вилкерсон. Но ясно то, что даже когда она была очень больна, Кэтрин пыталась держать дела под контролем: звонила сотрудникам и с невероятным чувством времени строила планы, вплоть до самой смерти. Она выг­лядела как одержимая, отчаянно пытавшаяся соединить рас­пустившиеся концы и в то же время «следовать за обла­ком», которое по какой-то причине, известной только Богу, вдруг снова начало двигаться, оставив ее позади.

Первого ноября она была в Тель-Авиве на Всемирной конференции по Святому Духу. Давление на нее было не­вероятно сильным.

Кэтрин хотела проповедовать о пророчествах, но мест­ные христианские лидеры в Иерусалиме и Тель-Авиве по­дошли к Дэну Малачуку и Ральфу Вилкерсону, побуждая их пойти к Кэтрин и уговорить ее избрать другую тему. По­литическая ситуацияв Израиле была слишком напряжен­ной, чтобы известный христианский лидер мог приехать и занять сторону еврейского народа. Кэтрин неохотно согла­сились с увещаниями близких ей людей.

Вечером, за день до своей проповеди, она встретилась с большой делегацией из Финляндии в отеле в Тель-Авиве. Во время служения женщина, приехавшая из Хельсинки, у которой был рак в последней стадии, умерла. Испытывая душевную муку, Кэтрин вернулась в свой номер в отеле. Насколько она знала, это был первый случай, когда проис­ходило что-то подобное. То, что произошло, поколебало ее.

Спортивный стадион в Тель-Авиве был словно сумас­шедший дом на следующий день. Техники готовились к синхронному переводу служения с помощью наушников для тысяч людей, которые придут на стадион, но которые не го­ворят по-английски. У них было достаточно наушников, что­бы обслужить восемь основных языковых групп, за исключе­нием израильтян, говорящих на иврите, а ведь примерно 2000 местных жителей придут вечером. Конечно, это было здорово, гораздо больше, чем ожидалось, — все благодаря исключительному освещению новостей в израильской прес­се. Разумеется, руководители конференции были рады, что так много местных жителей — большинство которых, ви­димо, были неверующими — будут открыты для проповеди Евангелия. Но это поставило Дэна Малачука в неловкое положение. Ему предстояло идти к уставшей и огорченной Кэтрин и сказать, что ей придется работать бок о бок с пе­реводчиком на иврит. Он знал, что это ей не понравится, что переводчик будет отвлекать ее и что это было бы тяжело для нее даже при более благоприятных обстоятельствах.

Но обстоятельства не были благоприятными. Многие пришедшие на стадион в тот вечер чувствовали странное угнетение.

Пока молодая группа «Живой звук» пела на сцене, Кэтрин вышагивала по переходам. Вверх и вниз по темному туннелю под сценой. Молясь. Плача. Умоляя: «Дорогой Бог, позволь мне жить, пожалуйста! Дай мне жить! Я молю Тебя, я хочу жить». Это была та самая молитва, которой она молилась много раз в течение последних двух лет. В затемненном туннеле эхо отвечало на ее молитву и плач.

Дэн Малачук, извинившись, что вынужден прервать ее общение с Богом, объяснил ситуацию. Чтобы быть понятой евреями, ей предстоит обращаться к ним через переводчика. Кэтрин упрямилась. Дэн настаивал. Они имели обязатель­ства перед израильтянами. В конце концов, это был их на­род и они пришли, чтобы услышать ее.

«У вас хороший переводчик?» — спросила Кэтрин.

Дэн кивнул и дал знак пожилому человеку подойти к ним. Это был доктор Роберт Линдси, крещенный Святым Духом миссионер Южной баптистской церкви, который прожил среди евреев почти 30 лет. Он был, пожалуй, одним из лучших знатоков иврита во всем мире и заслужил ува­жение еврейской общественности.

Кэтрин отрицательно покачала головой: доктор Линдси носил ботинки для хождения по пустыне. Она не могла из­мениться. Она не могла вести служение рядом с человеком в таких ботинках, хотя половина израильтян на стадионе носили такие же ботинки.

«Я скажу вам, что мы сделаем, — решила она. — Пусть доктор Линдси выйдет на сцену передо мной. Он сможет поприветствовать израильтян на их языке и скажет им, что я буду проповедовать лишь десять минут, а затем мы приступим к " служению с чудесами"».

Но вместо десяти минут Кэтрин проповедовала один час пятнадцать минут. Более тысячи евреев встали и нача­ли уходить, крича на организаторов и хлопая дверьми. Кэт­рин продолжала проповедь, словно ничего не произошло. Она должна была так делать. Она не могла начинать «слу­жение с чудесами», пока сила Святого Духа не сошла на нее. Спустя час с четвертью она начала. Она называла ис­целение за исцелением. Многие из тех, что вышли вперед, были исцелены, и многие христиане были воодушевлены чудесами. Но это было не так, как бывало раньше.

Той ночью она плакала в Израиле. Она была слишком уставшей, чтобы продолжать сражаться. Слишком уставшей, чтобы жить. На следующее утро она пошла с Дэном в близлежащую больницу, чтобы молиться за прикованную к постели маленькую девочку. Это была своего рода тихая миссия сострадания, на которую у нее так долго не хватало времени. После мук предыдущего вечера она была в сми­ренном и подавленном состоянии — смягченная и готовая к еще одному, последнему помазанию.