Последнее помазание

Конец был неровный и полный суеты, вместо того что­бы быть гладким и величественным, как любила Кэтрин. Три дня спустя после возвращения из Израиля она провела свое последнее служение в зале «Святыня». Все было так, как бывало всегда. Однако Кэтрин была так слаба на этот раз, что с трудом смогла дойти от гримерной до сцены. Но когда хор, руководимый Полом Феррином, начал петь свою любимую «Аллилуйя», лицо Кэтрин внезапно засияло. Сверхъестественная сила излилась на ее тело, и еще один раз она стала молодой женщиной. Она летала по сцене, размахивая руками, чтобы руководить музыкой. В тот мо­мент она была вне времени — сосуд Святого Духа, канал силы Божьей.

После служения Кэтрин спросила Тинка, который при­летел в Лос-Анджелес один, оставив Сью в Талсе, не по­звонит ли он своей жене: «Может быть, она прилетит сюда и сделает что-нибудь для моего желудка. Мне так плохо».

И хотя она лишь несколько часов назад прилетела из Израиля, Сью бросила все и полетела в Лос-Анджелес. Она приехала примерно в 19.30, когда Кэтрин уже легла в постель. Рано утром Тинк встал и полетел в Денвер, чтобы проверить «Лир Джет», который был почти готов. Пока он был там, ему позвонила Сью: «Кэтрин нехорошо. Тебе надо вернуться сюда поскорее».

Тинк вернулся в середине вечера. Кэтрин сказала, чтобы Сью послала Мэгги назад в Питтсбург. Она была еще в постели, жалуясь на боли в верхней части желудка. Тинк пытался уговорить ее отменить встречу с ее телеви­зионным продюсером, Диком Россом, назначенную на вторник утром. Кэтрин отказалась. Во вторник утром она встала рано, но сказала Сью, находившейся в комнате: «Я чувствую себя не очень хорошо. Я хочу встретиться с Диком внизу, в зимнем саду, но ты будь рядом, на случай, если понадобишься мне».

Сью и Тинк проводили ее на встречу. Они спустились с ней вместе, а затем заняли столик поблизости. На сере­дине разговора с Россом Кэтрин внезапно встала из-за стола и, шатаясь, направилась в дамский туалет. Сью броси­лась помочь ей. Они зашли в туалет, где Кэтрин вырвало. Тинк и Сью довели ее до ее номера, и пока Сью готовила ее, чтобы уложить в постель, Тинк спустился поговорить с Россом.

«Дик, если вам что-то нужно делать, то идите и делай­те. Она не сможет сегодня работать. Возможно, она будет готова записать программу завтра».

Тинк думал, что Кэтрин подхватила грипп и скоро выз­доровеет.

В тот вечер он позвонил кардиологу, который лечил ее в Талсе в июле. Он расспросил о симптомах болезни Кэт­рин по телефону.

«Может ли она спокойно лежать в постели?» — спро­сил доктор.

«Да, — сказал Тинк, — и, похоже, у нее кет трудно­стей с дыханием».

«Я предполагаю, что у нее грипп», — сказал доктор. Он порекомендовал некоторые лекарства, чтобы не было тошноты.

Тинк и Сью сняли номер как раз напротив номера Кэтрин. Они забрали ключи от ее номера и настояли, что­бы она не запиралась на замок, тогда они смогут войти но­чью проверить ее состояние и потихоньку выйти. На еле- дующее утро улучшения у нее не наступило. Однако, по­скольку восемь человек прилетели со всех концов Америки для записи телепрограмм, она настояла, что она оденется и пойдет на Си-би-эс на запись программы.

Это было тяжелое утро. Спускаясь вниз в холл и на пути к студии, Кэтрин несколько раз останавливалась, тяже­ло опираясь на руку Тинка. Она записала утренние про­граммы, но несколько раз чуть не теряла сознание.

В то же утро раздался телефонный звонок в оператор­ской будке Дика Росса. Звонил Орал Роберте из Талсы. «Передайте Кэтрин, чтобы она позвонила мне во время обеда, — сказал он. — Тинк звонил мне раньше и про­сил меня и Эвелин молиться. Я хочу поговорить с ней».

Тинк ответил на этот звонок в полдень и подвел Кэт­рин к телефону.

— Кэтрин, Господь сейчас показал мне нечто, как только я взял телефонную трубку. Вокруг вас — тьма.

— Да, — сказала Кэтрин, кивая. — Я чувствую это.

— Я вижу пучок света, и этот свет разгоняет тьму и засасывает вас.

— Я знаю, — сказала она. — Я знаю. Я знаю. Я знаю.

— Вы собираетесь доделать эти записи на телевидении, не так ли?

Кэтрин живо кивнула. Казалось, что сила возвращается к ней. Орал молился за нее по телефону, повелевая силам тьмы оставить ее, прося Бога дать ей новую силу. Кэтрин, казалось, становилась сильнее. Она закончила послеобеден­ную запись без проблем.

Однако сразу после записи она упала на стул в гри­мерной. «Вы можете отменить просмотр, — сказала она Дику Россу. — Я слишком слаба, чтобы идти в про­смотровый зал».

Впервые (а было сделано уже почти пятьсот записей) она не просмотрела свои программы перед тем, как их раз­множат и отошлют в различные станции по всей стране.

В тот вечер Тинк и Сью обедали с Дианой Мак-Грегор и Джимом Вестом в зале для гурманов в «Сентури плаза». Диана, которую пригласили на телевидение, была бывшей танцовщицей в Лас-Вегасе, исцеленной на «служе­нии с чудесами» в зале «Святыня». Вест, калифорнийский миллионер, был приятелем Дианы.

Во время обеда Вест сказал: «Тинк, если вам понадобит­ся медицинская помощь для мисс Кульман, позвоните мне. Я знаю весь персонал в госпитале святого Иоанна, а также в медицинском центре Калифорнийского университета».

Тинк поблагодарил его и сказал, что надеется на выз­доровление Кэтрин и на то, что врач ей не понадобится.

Кэтрин провела еще один день за записью программ на Си-би-эс и вернулась в «Сентури плаза» совершенно из­можденная. В субботу утром в 5.30 Сью тихонько вошла в номер Кэтрин, чтобы проверить ее состояние. Она наполо­вину сползла с постели и лежала лицом вниз, настолько слабая, что не могла поднять голову.

Сью помогла ей лечь в постель и сказала: «Вы знаете, нам нужно что-то предпринять. Нам следует обратиться к врачу».

Не в состоянии говорить, Кэтрин просто кивнула голо­вой. Живот у нее распух, и это создавало, очевидно, дополни­тельное давление на ее уже расширенное сердце. Она чув­ствовала сильную боль.

Тинк пытался дозвониться до Джима Веста, но того не было дома. Он набрал номер Дианы Мак-Грегор.

— Где Джим?

— Он на своем ранчо в Элко, в Неваде.

— Нам нужен доктор для Кэтрин. Как мне с ним связаться?

— В этом нет необходимости, — сказала Диана. — Я знаю доктора, к которому он обращался, когда у него был сердечный приступ. Это — доктор Карл Забия.

Она дала Тинку его номер. Было почти 9 часов утра, когда Тинк наконец связался с доктором Забия.

— Мое имя Вилкерсон. Я — знакомый Джима Вес­та. Я с Кэтрин Кульман в «Сентури плаза», у нее сильные боли из-за болезни сердца.

Доктор сказал, что он как раз едет в госпиталь и по пути заедет в отель.

Случайно у Тинка были все медицинские карты Кэт­рин из Талсы. Доктор Забия приехал, осмотрел Кэтрин и затем повел Тинка в холл. — «Нужна немедленная гос­питализация. Я вызову «скорую». Дайте мне ее карты, я просмотрю их, пока вы довезете ее до госпиталя святого Иоанна».

Доктор вызвал «скорую» из номера Тинка и затем по­ехал в госпиталь. Тинк вернулся в номер Кэтрин. — «Нам надо собираться. «Скорая» приедет сюда через не­сколько минут».

«Что?!» — сказала Кэтрин со сверкающими глазами. В первый раз она заговорила, если не считать того, что она пробормотала доктору. Она села в кровати, отбросив одея­ло. — «Я не пойду ни в какую «скорую», и не говорите об этом больше. Все в этом отеле будут знать об этом, а значит, и весь мир узнает. Я пойду пешком, прежде чем сесть в " скорую"».

Пока Сью помогала Кэтрин одеться, Тинк спустился вниз, встретил «скорую» и отправил ее в госпиталь святого Иоанна, заплатив 40 долларов за поездку. Он вернулся в номер Кэтрин, и они втроем пошли по коридору к лифту, а затем — к азтомобилю Тинка.

Она чуть не умерла в машине. Тинк думал, что она умерла. По дороге в госпиталь она теряла сознание. Вдо­бавок к этому, в госпитале доктор Забия ждал, что ее при­везут на «скорой». На то, чтобы найти ее и положить на носилки в комнате первой помощи ушло почти 15 минут. К тому времени давление крови у нее упало ниже крити­ческой черты, и ее направили в кардиологическое отделение, где врачи лихорадочно работали почти 5 часов, пока ее жизненные показатели не стабилизировались.

Тинк и Сью были при ней постоянно. Тинк звонил Мэгги каждый день, рассказывая о ее состоянии.

«Она хочет домой на Рождество, — сказал Тинк. — Она хочет, чтобы вы запланировали большую рождествен­скую вечеринку, как вы всегда делали».

Прилетел доктор Ричард Овеллен из «Джона Гопкинса» и провел почти неделю, навещая Кэтрин в ее пала­те — больше как друг, чем как терапевт. Мэгги тоже при­летела, но получилось не совсем удачно. Они едва погово­рили. Мэгги молча стояла у кровати. С разбитым сердцем она вышла в маленький холл в конце коридора и сказала: «Я посижу здесь. В конце концов, пастор узнает, что я здесь, и что я люблю ее». Казалось, какие-то силы пытают­ся разрушить общение, которое существовало более 30 лет.

Мэгги вернулась в Питтсбург в День Благодарения. Доктор Овеллен улетел на выходные в Балтимор. Кэтрин, похоже, пошла на поправку.

В январе 1974 года Кэтрин пересмотрела свое заве­щание. В нем она завещала Джерому и Эллен Стерн из Портленда в штате Орегон ценную картину «в благодар­ность за доброту, проявленную господином и госпожой Стерн по отношению к моей сестре, Миртл Парротт в то время, когда она отчаянно нуждалась в такой доброте».

Остаток ее ценных вещей был оставлен Маргарите (Мэгги) Хартнер «в абсолютное владение или на распре­деление таким образом, как она посчитает нужным, посколь­ку она знает мои желания в отношении данных вещей» (Кэтрин дала Мэгги подробную информацию, кому из «Организации» должны отойти те или иные вещи из ее дома и коллекции драгоценностей).

Характерным образом она добавила: «В течение моей жизни я щедро обеспечивала и снабжала мою сестру, Же­неву Диксон и ее сыновей Гари и Роберта, мою племянницу Вирджинию Крейн и ее детей, Пола, Коллен и Терезу, и по этой причине я не делаю никаких завещаний им здесь».

Остаток ее состояния должен был быть разделен на пять частей между ее сестрой, Миртл Парротт, Маргаритой Хартнер, Чарльзом Лёшем, Марион Марш и Уолтером Адамаком. Они должны были получать 5% от «суммарной рыночной ценности вверенного состояния» на ежегодной основе. Если что-либо останется после смерти всех пяте­рых, остаток должен поступить в «Организацию Кэтрин Кульман». Вильям Хьюстон и Питтсбургский нацио­нальный банк были назначены доверенными лицами для распределения средств между пятью упомянутыми лицами.

Врачи в Калифорнии продолжали настаивать, чтобы Кэтрин согласилась на сердечную катетеризацию. Она от­казывалась, говоря, что есть «личные вещи», которые ей надо сделать вначале. Одной из этих «личных вещей» было составление нового завещания.

Некая неразбериха опутывает реальные факты нового завещания. Тинк Вилкерсон сообщил мне, что даже когда Кэтрин попросила его позвонить его адвокату Ирвину Ун- герману и попросить его прилететь из Талсы в Лос-Андже­лес на конференцию, то он не спросил, зачем. «У меня было ощущение, что они могли говорить о подобных вещах, — сказал он, — но у меня не было никаких сведений, что там происходило. Фактически, я обнаружил, что есть новое за­вещание, когда я говорил с Мэгги в воскресенье, после того как Кэтрин умерла в пятницу».

«И вы только тогда впервые узнали о ее новом заве­щании?» — спросил я его.

«Да, тогда я впервые узнал о нем», — ответил он.

Мэгги, однако, рассказывала мне со слезами, что она не имеет представления, когда Кэтрин обсуждала составление нового завещания. Она ничего не знала о нем, пока не при­была в Калифорнию на похороны. Это открытие упало на ее надломленный дух, как кузнечный молот. Я поверил ей, когда она сказала, что не говорила с Тинком о завещании ни в воскресенье, ни в какой-либо другой день.

Итак, Унгерман полетел в Лос-Анджелес и говорил с Кэтрин в ее палате. «Меня в палате не было», — сказал Тинк.

Унгерман составил черновик и затем вернулся в Талсу. В среду, 17 декабря, он прилетел снова. Кэтрин выписали из госпиталя, и она была в своем номере в «Сентури пла­за». Сиделки дежурили возле нее круглосуточно. Новое завещание было подписано Кэтрин, а свидетелями были Унгерман, доктор Карл Забия и Джим Вест. Тинк сооб­щил, что Кэтрин попросила его позвонить Весту, чтобы он приехал в госпиталь в качестве свидетеля, но Тинк продол­жал утверждать, что он не знал, что она готовила новое за­вещание. «Пожалуй, я чувствовал это, — признался он, — но, как я сказал, решил не вмешиваться. Я полагал, что это ее дело».

Новое завещание полностью отличалось от того, которое она сделала почти за два года до этого. В нем она заве­щала конкретные и существенные суммы четырнадцати че­ловекам, которые были или родственниками, или сотрудни­ками питтсбургского офиса. Среди них были Миртл Парротт, Женева Диксон, Агнес Кульман, Маргарита Хар­тнер, Марион Марш и Стив Зеленко. Меньшие суммы шли десяти другим сотрудникам. Общая сумма наличности, под­лежащей завещанию, была 267500 долларов.

После этого в завещании говорилось: «Остальная часть моей собственности, реальной и личной, любого вида и места размещения, завещаемая ли или случайно принадлежащая мне на время моей смерти, по моему завещанию отходит к Сью Вилкерсон и Д. Б. Вилкерсону младшему, совместно, аб­солютно свободно от всяких условий и ограничений».

Ирвин Е. Унгерман из Талсы штата Оклахома назна­чался единственным исполнителем завещания.

Хотела Кэтрин, чтобы «служение» продолжалось, или нет, могло быть указано в завещании. Она подготовила за­писи, чтобы их использовали после ее смерти, но она знала, что сама Кэтрин Кульман была служением. Оказывал ли Тинк давление? Был ли он интриганом? Работал ли он на кого-то еще? Придумывал ли он завещание и использовал ли он слабость Кэтрин? Трудно сказать. Могло ли это быть намерением Кэтрин, чтобы «служение» прекратилось?

Некоторые люди уже предполагали, что если бы она ду­мала ясно, то могла бы сделать все иначе. Но кто может знать?

Четыре дня спустя Тинк поручил своим пилотам дос­тавить новый «Лир Джет» в Лос-Анджелес. Они взяли Кэтрин назад в Питтсбург. Мэгги и Стив Зеленко помога­ли переправить ее домой. Две сиделки летели вместе с ней. Тинк забрал самолет назад в Талсу, взял Сью и полетел в Вейл штата Колорадо, чтобы провести Рождество в их лыжном коттедже.

В Рождество он позвонил Кэтрин. Он мог сказать по ее голосу, что ей плохо. Сиделки были там, а также Мэгги и еще несколько человек.

На следующий день Тинк вылетел в Талсу, взял с со­бой кардиохирурга и полетел в Питтсбург. Стало очевидно, что ей нужна операция на сердце.

Тинк позвонил Мэгги в офис из дома Кэтрин в Фокс-Чэпел: «Мэгги, пожалуйста приходите. Я забираю мисс Кульман в Талсу».

Мэгги была потрясена. Она села в машину и ехала так быстро, как только могла. Они уже собирались уходить, когда она прибыла.

«Мисс Кульман хочет, чтобы вы остались и позаботи­лись об офисе, — сказал Тинк, — Сью и я сделаем все остальное».

Хирург из Талсы был вместе с ними, когда они везли Кэтрин из дома в аэропорт на автомобиле. Мэгги плакала.

«Доверьтесь мне, — сказал Тинк. — Они собирают­ся оперировать в среду. Я пришлю самолет назад, так что вы сможете быть там, когда ее возьмут на операцию».

На следующий день, в субботу 27 декабря, Тинк позво­нил Мэгги: «Они забирают мисс Кульман на операцию прямо сейчас».

«Вы серьезно? — сказала Мэгги, зло и возмущенно. — Вы сказали мне, что дадите время, чтобы приехать туда».

«Врачи говорят, что нет выбора. Ей нужна операция прямо сейчас, или она не выживет».

Личная медсестра Кэтрин из медицинского центра «Хиллкрест» позвонила Тинку домой в Талсу в 6 утра в то субботнее утро: «Вам лучше бы приехать сюда. Дыхание мисс Кульман ослабевает. Я волнуюсь».

Тинк повесил трубку. Он хотел позвонить Оралу Робертсу, но он знал, что Орал поздно лег и долго проспит утром. Он постеснялся. Потом все-таки набрал личный номер Орала. К телефону подошла Эвелин Роберте.

«Извините, что беспокою вас», -— начал он, затем об­рисовал ситуацию.

«Орал встанет и будет готов через 15 минут, — сказала она. — Вы можете заехать за ним».

Двое мужчин вошли в палату Кэтрин и стояли, смотря на нее. Она умирала. Орал положил свою руку на ее лоб, помолился короткой молитвой, и затем они оба вышли. — «Все, что вы хотите сделать для Кэтрин, делайте скорее. Я никогда не чувствовал смерть сильнее за всю мою жизнь».

Эвелин Роберте и Сью Вилкерсон присоединились к своим мужьям в госпитале, пока команда хирургов заканчи­вала свои приготовления. Пять врачей делали операцию, включая крещенного Святым Духом кардиолога из Канады, который недавно поступил на отделение новой медицинс­кой школы в Университете Орала Робертса. В 10.00 вра­чи вошли в кардиологическое отделение, где их встретили Вилкерсоны и Робертсы. Кэтрин уже была подготовлена к операции и лежала на койке поблизости. Хирург-еврей по­смотрел на Орала: «Почему бы нам не соединить руки, пока вы молитесь за нас?»

Несколько мгновений спустя санитары вкатили Кэтрин в операционную, где врачи работали почти 5 часов на от­крытом сердце, чиня митральный клапан. В конце этого испытания весь медицинский персонал спустился в зал ожидания.

«Не я делал операцию, — сказал главный хирург. — Кто-то Другой двигал моими руками».

Кардиолог из Университета сказал, что он провел боль­шую часть времени, возложив руки на Кэтрин, молясь в духе, пока остальные работали. Все были довольны резуль­татами.

Но в следующую пятницу у нее случилась закупорка легкого. Потребовалась срочная операция. В течение двух следующих недель им пришлось сделать три бронхотомии, потому что размер сердца препятствовал дренированию ле­вого легкого. Много суеты было из-за этого. Тинк звонил в Питтсбург каждый день, говоря Мэгги, чтобы она про­двигалась вперед и составляла планы на ежемесячные слу­жения в «Святыне» и на «служения с чудесами» в Оклен­де в апреле. Он выпускал сообщения, что у Кэтрин серьезные улучшения и что скоро она выйдет из госпиталя. Однако сообщения от медсестер (пока им не запретили го­ворить) были совершенно противоположные. Поступили сообщения из надежных источников, что Кэтрин фактичес­ки умерла два раза и что ее пришлось оживлять с помощью механических средств.

Орал дважды возвращался помолиться за нее.

Миртл Парротт прилетела из Калифорнии. После одно­го из ее визитов она отозвала Тинка в сторону для разгово­ра. — «Тинк, Кэтрин говорит, что она хочет домой».

Ее воля жить и бороться ушла. Она была готова при­нять более далекий зов. В конце концов она осталась одна, подобно стареющему Моисею, когда Бог положил Свои руки на его плечи и повел его с вершины горы Нево в высший мир.

Так и Кэтрин. Ее мечта о том дне, когда в каждой церкви будут чудеса, все еще не осуществлена. Она отсту­пила назад, в туман и наблюдала, как мимо проходит Цар­ство. Ее задача была выполнена. Она познакомила людей со Святым Духом. Она показала им, что чудеса возможны. Несмотря на все неудачи и недостатки, она доказала, что Бог может взять даже самое несовершенное творение и ис­пользовать его как инструмент для отражения Своей славы. В смерти, как и в жизни, она воздавала Ему хвалу.

20 февраля 1976 года ее лицо начало снова сиять, ког­да Святой Дух сошел на нее в последний раз. Медсестра в палате обернулась и увидела, как сияние окутало постель. Неописуемый покой, казалось, наполнил всю палату. И она ушла.

Радостным я жил и радостно умру.

И я ухожу добровольно.

(Роберт Луис Стивенсон. Реквием).