Глава первая. Элис Уэнделл вышла из-под большого стеклянного купола Кислородных Садов и подняла глаза, чтобы увидеть сверкающую

Пролог

Элис Уэнделл вышла из-под большого стеклянного купола Кислородных Садов и подняла глаза, чтобы увидеть сверкающую, холодную луну Тетуса, проходящую над головой.

Она жила в Челси 426 почти шесть месяцев, практически с получения ученой степени, но остальные жители – и даже ее коллеги – по-прежнему смотрели на нее и говорили с ней, как если бы она была совершенной незнакомкой. Она была уверена, что они ничего не хотели этим сказать, конечно; просто таков был их стиль.

Даже ее босс, профессор Уилберфорс, обращался к ней так сжато и формально, что можно было подумать, что они только что впервые встретились, а не работали вместе почти каждый день с ее прибытия.

Но Профессор жил в колонии дольше, чем кто-либо другой. Он прибыл, когда она впервые открылась как часть первого на Сатурне водородного рудника Межпланетной Горнодобывающей Корпорации. Тогда его роль была в том, чтобы содержать Кислородные Сады, работа, которую он по-прежнему выполнял, хотя рудник был давно как закрыт и колония стала собственностью «Предприятий Поув-Луна».

Это они сменили название колонии с «Части 426» на «Челси 426», и они отделали ее заново, переделав ее из утилитарного местожительства в приближенную копию английского торгового города двадцатого века.

В герметических границах колонии были сады и обсаженные деревьями улицы, полные магазинов, офисов, школ и редких церквей. Снаружи колония походила на плот, слепленный из бочек, хотя в случае с «Челси 426» каждая “бочка” была примерно того же размера, что и блок башни. Примыканием множества частей, которые составляли колонию, были громадные полупросвечивающие диски, каждый больше мили в диаметре, которые напоминали Элис листы водяной лилии. Эти диски, как и термоядерные горелки колонии, держали ее в полете на поверхности газовых облаков Сатурна.

Утром 20 августа сады роились ботаниками, снующими туда и сюда, делающими последние приготовления и вносящими корректировки перед большим открытием Цветочного Шоу. С каждым следующим днем прибывало все больше и больше гостей, и предвкушение торжественного открытия растений достигло лихорадочного уровня.

После минутной паузы и глубокого вздоха Элис прошла через сады, где профессор Уилберфорс стоял у подножия самого большого экземпляра, создания, которое он назвал Caeruliflora Saturnalis, “Синий Цветок Сатурна”.

Это был гигант растений, почти четыре метра в высоту, его толстый ствол возвышался высоко над пучком лапчатых листьев перед тем, как прорваться в один грандиозный синий цветок. Множество других кустов и кустарников были разбросаны в клумбах вокруг его основания, ни в одном из них нельзя было узнать какое-либо земное растение.

Элис раньше видела и изучала инопланетную флору в университете, но впервые какая-либо подобная растительная жизнь была открыта в границах Солнечной системы. Хоть Цветочное Шоу, может, и не казалось захватывающим приглашением, инопланетные растения им были. Предполагалось, что тысячи пройдут через двери Кислородных Садов на грядущей неделе, и тысячи, действительно, уже прибыли, совершив путешествие к Сатурну через всю Солнечную систему.

Когда Элис пересекла сады по направлению к Профессору, ее неосторожно толкнул в бок коллега, который был слишком увлечен черканием в блокноте, чтобы смотреть, куда он шел.

– Простите! – сказал ботаник спустя несколько секунд после того, как прошел мимо нее.

Элис поправила свой лабораторный халат и очки, сделала глубокий вдох и, в конце концов, дошла до Профессора.

– Эм, Профессор Уилберфорс, – сказала она робко. – Я… можно сказать?

Профессор Уилберфорс обернулся к ней и секунду не говорил ничего, уставившись на нее без следа эмоции.

– Это было бы приемлемо, – в конце концов, сказал он. – Ты, кажется, несколько встревожена. Что-то не так?

Элис кивнула, нервно поправив свои очки еще раз.

– Ммм, да, – неловко сказала она. – Я наблюдала за атмосферными показаниями и заметила, что, эм…

– Выкладывай, девчонка, – огрызнулся Уилберфорс. – Я не могу тебя слушать весь день.

– Ну, я получаю высокий показатель аммиака.

Уилберфорс задумчиво кивнул, постукивая концом ручки по зубам.

– Аммиака, говоришь?

Элис кивнула подбородком в грудь.

– Что ж, это интересно, – продолжил Профессор. – В самом деле интересно. За мной, в мой кабинет. Я уверен, всему этому есть отличное разумное объяснение.

– Конечно, – сказала Элис, следуя за Профессором, когда он покинул главную комнату садов и пошел вниз по узкому коридору к своему кабинету.

Вход в профессорский кабинет был как шаг в другую эру. Стены были украшены деревянными панелями, на которых в рамках висело множество сертификатов и характеристик Профессора. Одна стена комнаты была занята исключительно книжными полками, набитыми от края до края томами в кожаных переплетах. Его стол из красного дерева был огромным и обставлен большим старинным глобусом и лампой Тиффани со стрекозой.

В одном тускло освещенном углу кабинета, под стеклянным куполом, он держал меньший образец Caeruliflora Saturnalis, копию гиганта в главной комнате размером почти с бонсай.

Когда Элис приблизилась к центру комнаты, Профессор Уилберфорс закрыл за ней дверь.

– Элис, – сказал он, его тон неожиданно теплее, более мягкий. – Как ты думаешь, почему мог быть заметный след аммиака в главной комнате?

– Н-н-ну, – замялась она. – Я… я не знаю. Окружающая среда здесь контролируется на сто процентов. Здесь не должно быть каких-либо следов аммиака. Разве что… разве что растения выделяют его, но мы…

– Уже проверяли на это?

– Да. Так что единственное, что я могу… эм… думать, что…

– Кто-то пропускает аммиак в комнату?

– Эм… да.

Профессор Уилберфорс хлопнул в ладоши всего раз, улыбаясь Элис так, как если бы она была его лучшей ученицей. Она никогда раньше не видела, чтобы он так себя вел. Это оставило у нее странно неудобные ощущения.

– Совершенно верно, – сказал Уилберфорс. – Совершенно верно. Следы аммиака подаются в комнату. Подаются, Элис. Не просачиваются.

Он прошел через кабинет к стеклянному куполу, содержащему растение поменьше.

– Они просто чудо, правда?

Элис кивнула с тем, что, как она надеялась, походило на энтузиазм, хотя все еще чувствовала себя тревожно.

– Все это, – сказал Профессор. – Это внезапное осуществление надежд, эта великолепная вспышка жизни, и все это – из мельчайших спор.

– Д-да, – сказала Элис.

– Сколько, ты думаешь, лет споры ждали здесь, Элис? Века? Может, тысячелетия? Кто скажет? Все эти годы эти крошечные, почти микроскопические споры плыли в турбулентности атмосферы планеты, все еще живые, но без нужной окружающей среды для процветания. Как думаешь, как они выжили, Элис?

Элис перевела взгляд с Профессора Уилберфорса на растение и обратно, пожимая плечами.

– Они были все время живы, – сказал Уилберфорс. – Живые дышащие организмы, парящие в облаках водорода, гелия… и аммиака.

Элис подняла взгляд, ее глаза расширились за стеклами очков.

– Они дышат аммиаком?

Профессор снова ослепительно улыбнулся.

– Дорогая моя девочка, – сказал он, – ты умница. Они дышат аммиаком. Но только споры. Для растений, чтобы по-настоящему процветать, нужно много других элементов. Ультрафиолетовое излучение, углекислый газ… Все то, что требуется земным растениям.

Теперь Элис нахмурила брови.

– Но в этом нет смысла. Зачем растению развиваться на Сатурне, если оно может выжить только в форме споры?

Профессор улыбнулся и кивнул, не отвечая на ее вопрос. Он поднял с растения стеклянный купол.

Элис сразу же почувствовала его запах: тот же слабый неприятный душок аммиака, который и привел ее к тому, чтобы проверить показания в комнате.

– Но что, – сказал Профессор Уилберфорс, – если растение не развивалось на Сатурне? Что, если оно развивалось где-то еще?

Элис задумчиво кивнула, изо всех сил стараясь не морщиться от неприятного запаха.

– Что ж, мы обсудили экогенез, – сказала она, закрывая ладонью нос. – Они могли прилететь сюда на комете или метеорите. Они могли прилететь с другой планеты.

– Молодец, – сказал Профессор Уилберфорс, по-прежнему улыбаясь до ушей.

– Но вы сказали «развивалось», – сказала Элис. – Что вы имеете в виду?

Профессор Уилберфорс рукой поманил ее подойти ближе к растению.

– Иди сюда, – сказал он, все еще тепло улыбаясь. – Поближе, если тебе несложно. Вот так. Наклонись ближе. Что, если растение развивалось где-то еще и предназначено для того, чтобы выполнить цель?

Элис нагнулась ближе к растению, изучая его лазурные лепестки и извивающийся, подобный рептилии стебель.

– Что, если, – продолжал Профессор, – его неспокойное состояние потребовало бы только дышать аммиаком, очень терпеливо ожидая дня, когда остальные смогли бы это обнаружить?

– Остальные? – спросила Элис, оборачиваясь к Профессору. – Вы имеете в виду нас?

Уилберфорс кивнул.

– Да, – сказал он, все еще улыбаясь. – Тебя.

– Простите, но я не понимаю, что вы им…

Прежде чем она закончила предложение, синий цветок выбросил маленькое, но густое облачко сильно пахнущей зеленой пыли; частицы были такими мелкими, что оно выглядело почти как дым.

Элис резко вдохнула, кашляя, плюясь и хватаясь за горло. Она попыталась говорить, но не могла; ее горло словно становилось уже и уже. Цветные огни танцевали у нее перед глазами, а комната начала кружиться.

Профессор Уилберфорс обхватил ее рукой и понес на стул, мягко ее опустив. Все вокруг нее начало терять фокус; кабинет, письменный стол, Профессор. Комната становилась темнее, и голос Профессора раздавался отголоском, как если бы он был очень далеко.

– Ну, ну, – она слышала его так, словно была проглочена темнотой. – Через мгновение все закончится.

Минутами позже Элис Уэнделл и Профессор Уилберфорс стояли в главной комнате садов, у подножия Caeruliflora Saturnalis.

– Мы не ожидали людей, – сказала она с презрением.

– Нет, – со значением сказал Профессор Уилберфорс. – Не ожидали. Оказалось бы, что наши враги не только те, кто добывает водород на этом участке.

– Сколько нас здесь сейчас? – спросила Элис.

– Несколько, – ответил Профессор. – Не много, но скоро здесь будут посетители. Тысячи посетителей.

– Тысячи? – сказала Элис, обернувшись к Уилберфорсу и злобно усмехнувшись.

– О да, – сказал он ей, улыбаясь в ответ. – Тысячи.

Глава первая

Джейк Карстейрс выглянул в чернильно-черное полотно космоса и ждал. Он прижал свой нос к холодному стеклу, каждый его вздох затуманивал окно чуть больше, чем предыдущий; и он ждал.

Наконец открылся вид колоссальной цилиндрической громады гостиничного отсека, его ретро-ракет, испускающих потоки газа. В окнах были люди, чуть более чем силуэты на фоне внутреннего освещения гостиницы; гости и персонал гостиницы, догадался он. Ему было интересно, смотрел ли кто-нибудь из них свысока на небольшую гостиницу его родителей так же, как он снизу вверх смотрел на них.

Медленно и с удивительной грацией для объекта почти в сто метров в длину, гостиничный отсек повернулся и выровнялся по самому западному крылу колонии.

Простиравшаяся вдали от западного крыла и гостиничного отсека поверхность планеты была похожа на необъятную и на вид бесконечную пустыню, четко разделенную на две части, к югу, тенью.

Гостиничный отсек теперь был окружен кораблем-буксиром, тянущим его ближе к платформам пристани. Гидравлические рычаги протянулись и закрепились на корпусе отсека, пока, наконец, не остановились.

– Еще один?

Это был голос сестры Джейка, Вены. Даже больше, чем просто сестра, Вена была его близнецом, она родилась меньше, чем за двадцать минут до него около четырнадцати лет назад. Он не обернулся, чтобы увидеть ее выражение, но по ее тону чувствовал что-то, звучавшее как досада.

– Да, – сказал он. – Еще один.

– Как ты думаешь, сколько еще здесь будет? – спросила Вена.

Джейк обернулся и пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он. – Зависит от того, сколько людей придет, верно?

Вена кивнула.

Они стояли в комнате 237 гостиницы их родителей, «Гранд Отель», единственной постоянной гостиницы в колонии. Строго говоря, ни одного из них здесь не должно было быть, их родители постоянно боялись, что они могут сломать что-нибудь или разрушить опрятную аккуратность.

Джейк до сих пор бывал только в комнатах верхнего этажа, когда сюда прибывали корабли, например, гостиничные отсеки. Ему понравилось смотреть, как они стыковались, с тех пор его семья впервые прибыла на Челси 426, почти два года назад. Это было одно из того немногого, что он любил в колонии.

– Папе не понравится, – сказала Вена.

– Да, – сказал Джейк. – Маме тоже.

– Нам лучше спуститься обратно, пока они не поняли, что мы здесь наверху, а то у нас будут серьезные неприятности.

Джейк печально кивнул и последовал за своей сестрой прочь из комнаты.

Вдалеке от обзорных окон гостевых комнат «Гранд Отель» мог бы легко быть где угодно в галактике. Он даже мог бы быть на Земле. Было что-то старомодное в коридорах, дверях, даже в коврах, которые смотрелись бы как-то не к месту в летящей по небу колонии, если бы не тот факт, что практически все «Челси 426» было украшено ими. Даже экстренные аварийные люки, огромные круглые двери, которые открывались прямо в черную пустоту космоса, были спрятаны за бархатными занавесками. Картины на стенах изображали сцены из полузабытого мира холмистых полей, охот на лис и сельских деревушек.

Джейку всегда было интересно, был ли когда-нибудь похож мир, или, по крайней мере, прежний мир дома, на тот, который был изображен на картинах. Почему-то он в этом сомневался.

Мистер Карстейрс с навязчивой сосредоточенностью счищал чуть жирный отпечаток большого пальца со своих очков и выставил их к свету. Взорвавшись больше, чем жизнь, и исказившись изгибом их линз, корпус гостиничного отсека совершал свой путь тихо и грациозно по ту сторону верхних окон вестибюля по направлению к Западным Пристаням «Челси 426». Мистер Карстейрс вздохнул и положил очки на место.

– Все в порядке, дорогой? – спросила его жена, миссис Карстейрс, когда вышла из их кабинета и вошла в вестибюль.

– Да, дорогая, – сказал мистер Карстейрс. – Не на что жаловаться.

Не на что жаловаться. Вот что он говорил почти каждый раз, когда кто-нибудь спрашивал его, как он сейчас. Не на что жаловаться. Обычно он говорил это с веселой улыбкой или уклончивым пожиманием плеч, как если бы это была просто еще одна одноразовая поговорка, но в глубине души он знал, что “не на что жаловаться” было его способом сказать, что он неделями как следует не спал по ночам.

Не на что жаловаться.

Так себе.

Неплохо.

Стоя радом с ним, миссис Карстейрс проследила за пристальным взглядом своего мужа до окон вестибюля и увидела гостиничный отсек за несколько коротких секунд до того, как исчез из вида.

– Еще один? – спросила она.

Ее муж кивнул.

– Уже с гостями на борту, полагаю, – продолжила она, тихо вздохнув.

– Скорее всего, – ответил мистер Карстейрс.

– Множество приезжих.

– Несомненно.

В «Гранд Отеле» было сто пятьдесят комнат для гостей, и только одна из них была занята. Когда Мэр и Профессор Уилберфорс впервые в Кислородных Садах объявили о Цветочном Шоу, Карстейрсы ликовали. Наконец-то, думали они, представилась возможность получить подходящие средства к жизни здесь, на «Челси 426». Цветочное Шоу принесет гостей, а гости принесут деньги.

Они не рассчитывали на приезжих и гостиничные отсеки. Почему звезды шоу-бизнеса Солнечной системы должны тратить свое время на колонию в старомодной и немного обветшалой гостинице, когда они могли приехать сюда в шести- и семизвездочную роскошь? Куда бы ни шли деньги с Цветочного Шоу, они, конечно, не оканчивались в карманах мистера и миссис Карстейрс.

– Пожалуй, нам лучше начать со столовой, – сказала миссис Карстейрс с еще одним вздохом.

– Я подумал, я позову детей, – сказал мистер Карстейрс, – займу их и буду держать подальше от неприятностей.

– Хорошая мысль, – сказала миссис Карстейрс, слабо улыбаясь. – Кстати о детях, где они?

Словно в ответ на их вопрос, двери лифта открылись, и из него вышли Джейк и Вена.

– И что вы двое делали наверху? – спросил мистер Карстейрс, его брови сдвинулись, придавая ему внешность раздраженной совы.

– Ничего, – сказал Джейк. – Просто… ничего.

– Я надеюсь, что вы не были ни в одной из комнат, – сказала их мать. – Я только вчера закончила чистить окна. Если я найду хоть один ваш маленький грязный отпечаток пальца…

– Довольно, – сказал мистер Карстейрс, неодобрительно цокая языком и качая головой. – Что ты делал, сынок? Опять смотрел на космические корабли, да? От грез о космических кораблях пользы никогда не было. А что насчет тебя? – он обернулся к Вене.

– Ничего, – ответила она. – Я просто искала Джейка.

– Хорошо, – сказал мистер Карстейрс. – Понятно. Ладно, почему бы вам двоим не сбегать вниз к мистеру Пембертону и не купить мне несколько банок мебельной полировки? Нам еще нужно заняться столовой, и мы вымотались.

– Хорошо, пап, – сказал Джейк.

Мистер Карстейрс вынул свой бумажник и перелистывал купюры, когда скользящие двери входа в гостиницу с шипением открылись и вошел незнакомец.

Это был высокий человек в голубом костюме, рубашке и галстуке, но на ногах у него были надеты старомодные, цвета бургунди, туфли. Вроде тех, которые люди называли «кроссовками».

– О, здравствуйте! – сказал мужчина, радостно улыбаясь всем четверым. – Так это, значит, гостиница?

Мистер и миссис Карстейрс перевели взгляд с незнакомца на большую табличку за столом администратора, которая гласила «Гранд Отель», и обратно.

– Да, – несколько язвительно сказал мистер Карстейрс. – Гостиница.

– Molto bene! – ответил незнакомец. – Один номерок. Есть какие-нибудь комнаты?

Джейк и Вена посмотрели друг на друга и затем на своего отца. Выражение его лица изменилось от надменной насмешки к утомленной покорности.

– Да, – сказал мистер Карстейрс со вздохом. – У нас множество номеров.

Он зашел с другой стороны стола администратора и открыл гостевую книгу в кожаном переплете, вынимая из своего кармана авторучку.

– Только одну комнату? – спросил он, всматриваясь в незнакомца поверх очков-половинок.

– Да, только одну, – сказал незнакомец, осматривая вестибюль гостиницы. – Все лишь старый я, я и я. Все из-за моего одиночества. Никого кроме нас, ребят, и так далее.

Джейк улыбнулся и бегло поймал пристальный взгляд незнакомца. Незнакомец подмигнул ему и вновь обратил внимание на мистера Карстейрса, которого, кажется, его поведение совсем не забавляло.

– Я могу знать ваше имя? – нетерпеливо спросил он.

– Да. Доктор.

Последовала долгая пауза. Мистер Карстейрс держал кончик ручки на дюйм выше бумаги, но ничего не писал.

– Доктор? – наконец спросил он.

– Верно, – ответил незнакомец, по-прежнему сияя.

– Мне понадобится ваше полное имя, – сказал мистер Карстейрс. – Если только ваше первое имя не…?

– А, точно. Да. Конечно. Смит.

– Смит?

– Ага.

– Первое имя?

– Джон.

– Джон… Смит?

– Ага.

Мистер Карстейрс громко фыркнул, но все же ничего не записал в книгу.

– Я не думаю, что здесь в любой момент без уведомления объявится миссис Смит, не правда ли? – сказал мистер Карстейрс, пытаясь попасть в поле зрения незнакомца.

– О, нет, – сказал незнакомец, его улыбка чуть прерывается. – Нет. Как я и сказал, только я.

– Доктор… Джон… Смит…, – сказал мистер Карстейрс, в конце концов записывая это. – У вас есть какой-либо багаж, Доктор Смит?

– Нет, – ответил Доктор, по-прежнему глядя на что угодно, кроме мистера Карстейрса. – Нет… путешествую налегке. Это мой девиз. Ну, один из моих девизов. Один из нескольких, на самом деле. У вас ведь может быть несколько девизов?

Последовала короткая пауза, словно мистер Карстейрс ждал, чтобы удостовериться, что Доктор закончил говорить.

– У вас есть особые диетические требования? – наконец спросил он.

– Нет, – сказал Доктор. – Разве что груши. Терпеть не могу груши.

– Никаких… груш…, – сказал мистер Карстейрс, помечая последнюю заметку в книге.

Как только он записал детали их нового гостя и взял плату за номер, мистер Карстейрс передал ключ-карту и пожелал Доктору хорошего дня.

Когда Доктор направился к лифтам, мистер Карстейрс дал Джейку одну купюру.

– Здесь десять. Принеси мне четыре банки полировки и не болтайся без дела. Тебе нужно будет заняться этими столами к пяти часам. Вам обоим.

Джейк и Вена печально кивнули и направились на выход к скользящим дверям, когда Доктор повернулся кругом и догнал их.

– Это ваши дети? – спросил он мистера Карстейрса.

– Да, – несколько нерешительно ответил он.

– Хорошо, только я не из этих мест и искал экскурсовода. Не возражаете, если я буду следовать за ними? Осмотрю достопримечательности?

Мистер Карстейрс повернулся к жене и пожал плечами.

– Не вижу никаких причин отказать, – сказала миссис Карстейрс, бросая смутно подозрительный взгляд на незнакомца. – При условии, что они вернутся к пяти. У них есть работа по дому.

– Они вернутся, – сказал незнакомец. – Не хотел бы удерживать двоих детей от их работы по дому, так буду ли?

Джейк и Вена переглянулись и в унисон пожали плечами перед тем, как выйти на металлическую пешеходную дорожку улицы Танбридж в компании своего нового гостя.

Как только за ними закрылись двери, Джейк обернулся и взглянул на незнакомца.

– Ваше имя на самом деле не Джон Смит, да? – спросил он.

– Неа, – с улыбкой сказал незнакомец.

– А как вас зовут? – спросила Вена.

– Доктор, – ответил незнакомец.

– Да, но какой Доктор?

– О, просто Доктор. Как вас зовут?

– Я Джейк, – ответил Джейк.

– А я Вена.

– У, – сказал Доктор. – В честь города или песни?

Вена нахмурилась.

– Неважно, – продолжил Доктор. – Приятно познакомиться, Джейк и Вена. Я Доктор. О… Уже сказал это. Ладно… куда мы идем?

Качая головами и вращая глазами, Джейк и Вена вели Доктора вниз по улице Танбридж. Хотя она и называлась “улицей”, она была чуть больше коридора, к тому же очень многолюдной. Люди волочились в обоих направлениях, таща чемоданы и рявкая на свои семьи “не отставать”.

– Много посетителей, значит? – сказал Доктор. – Должно быть, оживленно в гостинице.

– На самом деле нет, – сказал ему Джейк. – Есть эти гостиничные отсеки. Самые новые. Новее, чем наша гостиница.

– Шшш, Джейк, – скзала Вена, – ты знаешь, папе не нравится, когда мы так говорим.

В конце концов, они пришли к Садам Мирамонт, широкой площади, обсаженной серебряными березами и с каждой стороны окаймленной рядами магазинов. В центре площади были ряды ярких клумб, расположенных вокруг маленького фонтанчика.

Как и улица Танбридж, Сады Мирамонт кишели народом. В некоторых можно было узнать жителей колонии – дети в коротких штанах, платьях и полированных ботинках, взрослые в строгих твидовых костюмах – но большинство людей походили на туристов, многие из них издалека щелкали своими камерами и показывали пальцами на жителей колонии, как если бы они были животными в зоопарке.

– Посмотри на них! – сказала полная женщина в большой розовой шляпе, спешно проходя мимо со своей такой же большой семьей во главе. – Они все такие милые!

Джейк и Вена были единственными жителями, которые не были одеты так, словно они пришли из 1900-ых.

– Ну, – сказал Доктор, задирая голову и смотря на высокий изогнутый потолок отсека, едва различимый за ослепительным светом ста искусственных солнц. – Значит, это «Челси 426»?

– Да, – ответил Джейк.

– Хмм, – продолжил Доктор. – Очень в пост-модерне.

Он взглянул на детей в поисках одобрения, но встретил лишь пустые лица.

– Так сколько прошло времени с тех пор, как вы в последний раз были на Земле? – спросил он.

– Два года, – в унисон сказали Джейк и Вена.

– У, загадайте желание, – сказал Доктор.

Близнецы снова нахмурили брови.

– Это поговорка. Когда ты говоришь что-нибудь в то же время, что и кто-то… о, неважно. Два года, да? Два полных года здесь, на Сатурне?

Вена кивнула, закатывая глаза.

– Кое-кто не впечатлен! – сказал Доктор, улыбаясь. – А что насчет тебя, Джейк? Как вы тут наслаждаетесь жизнью в Скучно-на-Тви?

Оба ребенка рассмеялись, быстро прикрывая рты руками, как если бы боялись, что кто-нибудь может услышать.

– Ну, понятно, почему, – сказал Доктор. – Я хочу сказать, это очень мило и все такое, но… не знаю… все это немного однообразно, разве нет? Как одно большое… празднество однообразности. Два подростка, здесь, в Квейнтсвилле? Что вы чаще всего делаете ради забавы?

Их улыбки угасают; Джек и Вена взглянули друг на друга, а затем снова на Доктора, оба нахмурены.

– Ну, знаете, – сказал Доктор. – Как вы шалите? Я имею в виду, есть же какое-то место, где вы все болтаетесь? Играете свою музыку и пугаете старичков, или что там теперь дети делают…

Джейк покачал головой.

– На самом деле, нет, – сказал он. – Мы просто помогаем в гостинице. И ходим в школу.

– Что? – сказал Доктор, и затем более настойчиво: – Что? Но это смешно. Вы хотите сказать, что здесь, на «Челси 426», детям негде просто слоняться и надоедать?

Вена засмеялась, тряся головой.

– Нет, – сказала она. – Это строго против правил.

– О, – сказал Доктор саркастически искренним тоном. – И какие же тогда правила есть?

– Кодекс Колонии, – сказал Джейк.

– А как это называется дома? – спросил Доктор. – Это что-нибудь вроде Правил дорожного движения? Штрих-код? Код да Винчи?

– Кодекс Колонии, – повторила Вена. – Правила жизни в колонии.

– Правило первое, – сказал Джейк. – Никакой громкой музыки, в которой используются повторяющиеся ритмы или слова непристойной или развратной природы.

– Номер два, – сказала его сестра. – Никакой излишне демонстративной или открытой одежды не носить ни в какое время.

– Номер три. Никакого публичного пьянства.

– Номер четыре. Никаких публичных демонстраций чрезмерной любви, например, поцелуи с открытым ртом.

Джейк хихикнул.

-… или ласканий любого вида.

– Номер пятый, – сказал Джейк. – Никакого непристойного юмора или ругательств.

– И номер шесть, – закончила Вена. – Никакого скопления детей с 4 часов вечера до 8 утра.

Доктор глубокомысленно кивнул.

– Это все? – спросил он. – В общем, в двух словах, если суммировать Кодекс Колонии, это «Да не будешь ты веселиться»?

– Да, – сказала Вена, смеясь. – Более или менее.