Глава третья. – Вот так Поднимите ваш подбородок чуть-чуть, пожалуйста Вот так вот Да И держите его А теперь постарайтесь не моргать И Да.

– Вот так… Поднимите ваш подбородок чуть-чуть, пожалуйста… Вот так вот… Да… И держите его… А теперь постарайтесь не моргать… И… Да.

Мистер Седжфилд, мэр «Челси 426», искоса бросил взгляд на голографа и громко фыркнул носом, закатывая глаза тогда, когда приезжий не смотрел на него.

– Это еще много времени займет? – нетерпеливо спросил он.

– О, нет, – сказал голограф, неряшливо одетый молодой человек, который звал себя Зик. – Еще несколько снимков, и мы закончим.

Словно одного его стиля в одежде – рваные, сшитые из кареллиума брюки и мерцающая неоновая футболка – было недостаточно, чтобы вызвать раздражение, Зик еще и жевал жвачку. Мистер Седжфилд не мог не задаться вопросом, почему он не добавил жевание жвачки в список запрещенных действий Кодека Колонии. Она, конечно, нигде не продавалась на «Челси 426», так что маленький неряшливый малыш должен был брать ее с собой. Достаточно было бы лишь нескольким подросткам колонии увидеть приезжего, лениво жующего жвачку, и довольно скоро они бы все ее жевали.

Они были в офисе мэра, стеклянном куполе на вершине узкой башни в сердце колонии. Они были здесь уже какое-то время, пока мистер Седжфилд, устраивался на большом деревянном стуле с очень большого размера, в кожаном переплете копией «Размышлений» Марка Антония, открытой на его коленях и озаглавленной под таким углом, что название, отчеканенное в листе золота на корешке книги, было видно лазерной камере Зика. Хотя испытывалось его терпение, портрет был первоочередной мыслью мистера Седжфилда.

В конечном счете он должен был быть показан на выставке в Обергаллерее, огромном искусственном острове в Северном море. Там изображение мэра Седжфилда оказалось бы среди портретов «самых влиятельных людей» галактики. Впервые о выставке, мистер Седжфилд использовал свои контакты с домом, чтобы убедиться, что он займет место среди политиков, предпринимателей и знаменитостей.

Когда Зик установил лазерную камеру в другом углу комнаты, мистер Седжфилд спросил: «Скажи, рядом с кем я буду на выставке?»

– Простите? – сказал Зик, глядя на него из-под нахмуренных бровей и по-прежнему жуя свою жвачку.

– На выставке… чья голограмма будет рядом с моей?

Зик пожал плечами, регулируя камеру и наклоняя ее так, что теперь объектив смотрел прямо на мэра.

– Не знаю, – сказал он. – Я просто делаю картинки, верно?

Мистер Седжфилд презрительно тряхнул головой и снова принял свою королевскую позу с открытой на коленях книгой, но его пристальный взгляд застыл на черном навесе космоса над куполом.

Когда камера излучила внезапные вспышки зеленого и красного света, в дверь постучали.

– Входите, – сказал мэр сквозь зубы, едва открывая рот, как если бы он пытался говорить голосом чревовещателя.

Дверь легонько открылась, и один из его помощников вошел в комнату.

– Господин мэр, – сказал он. – Вас хочет увидеть мистер Смоллс.

Седжфилд застонал, словно ему было больно; все его тело кажется спустившимся. Он захлопнул увесистый, в кожаном переплете том с громким хлопком и положил его на свой стол.

– Что ж, – вздохнул он, – я думаю, тебе лучше ввести его. – Он повернулся к Зику: – Нам придется закончить это позже.

Зик пожал плечами, как если бы ему не было дела ни до чего в мире, и вразвалку вышел из офиса.

За те секунды, когда Зик уходил, Райли Смоллс вошел в комнату. По сравнению с его обычным настроением, он, казалось, так же был рад видеть мэра, как мэр – его.

– Вы звали меня? – спросил Смоллс, садясь напротив письменного стола мэра, не дожидаясь, когда ему предложат сесть.

– Да, совершенно верно, эм, да, – сказал мистер Седжфилд, возвращаясь на свое место и даря телеведущему неискреннюю улыбку.

– По поводу чего? – спросил Смоллс.

– Ну, – сказал мэр немного неловко. – По поводу этих ваших программ… Цветочного Шоу…

– Что с ними?

– Да… верно… ну… есть определенное единое мнение… в совете Колонии, я имею в виду… что ваши программы немного… эм… негативны … по отношению к приезжим.

– Абсолютно точно, – сказал Смоллс, скрещивая руки с ханжеским кивком.

– Да, – сказал Седжфилд, уголки его улыбки стали растягиваться. – И, эм, разумеется, вы озвучили свое мнение, но… эм… некоторые люди не могут не чувствовать, что, возможно, создался бы лучший… эм… образ колонии… в целом, понимаете, если бы мы были немного более… эм, какое же слово я ищу… позитивны по отношению к нашим гостям? Пока они здесь? Я хочу сказать… Ваше шоу транслируется на всех общественных экранах, и… эм… гости могут увидеть экраны и… эм… услышать, что вы о них говорите. Так что некоторые люди говорили, что, эм…

– Некоторые люди? – спросил Смоллс, наклоняясь немного ближе к мэру. – Вы имеете в виду, вы?

– Ну, – сказал мэр, нервно смеясь, – я не говорил, я хочу сказать, то есть я, эм…

– Совершенная ерунда. Все это совершенная ерунда. Я не просил никаких приезжих. И я разговаривал с довольно многими людьми в совете Колонии, и они тоже их не просили. Есть вопросы, на которые нужно ответить, мистер Седжфилд.

Мэр неуклюже сдвинулся на своем стуле, его сиденье неосторожно заскрипело от кожаной обивки.

– Например?

– Как удержать их от того, чтобы остаться? – спросил Смоллс. – Как только закончится Цветочное Шоу, я имею в виду. Как удержать всех этих приезжих с их причудливой одеждой и странными волосами от того, чтобы остаться здесь, на «Челси 426»? Сейчас их больше пятидесяти кораблей, мистер Седжфилд. Их почти столько же, как и нас. Достаточно, чтобы остались несколько кораблей приезжих, и через пять лет вы бы не узнали место. Они бы провели кандидата на выборах в совет, и следующее, что вы бы узнали, то, что мы внесли бы изменения в Кодекс Колонии.

– Ну, я не думаю, что сейчас нам нужно беспокоиться об этом, – выплюнул мистер Седжфилд. – Я хочу сказать, действительно …

– О, правда? – сказал Смоллс. – Может, вы и не думаете, что нам нужно беспокоиться, но многие люди беспокоятся, мистер Седжфилд. Многие люди. Люди, которые голосуют.

Между двумя мужчинами повисла долгая пауза. Они рассматривали друг друга через стол, и мэр сложил руки холмиком, шпиль указательных пальцев уперся в его губы. Он глубоко вдохнул и резко выдохнул долгим медленным вздохом.

– Понятно, – сказал он, и затем более уверенно, словно это была заученная речь: – Что ж, разумеется, хотя мы признаем… резонанс, который вызвали приезжие на «Челси 426», мы убедимся, что есть жесткие регламенты для предотвращения какого-либо изменения нашего стиля жизни сразу после того, как Цветочное Шоу закончится. Здесь важна гармония, вы согласитесь, я думаю?

Смоллс кивнул, хотя он по-прежнему не улыбался.

– Согласен, – сказал он. – Мы хотим, чтобы они покинули эту колонию в ту же минуту, как закончится Цветочное Шоу. Все они.

– Все?

– Все.

– Хорошо. Да. Конечно. Хотя, на самом деле, это может быть немного…

– Я сказал все они, мистер Седжфилд, – сказал Смоллс, резко вставая и поправляя свой пиджак. – А иначе будут проблемы. Приезжие, собирающиеся с силами ко всему возможному. Бунтующие на улицах. И приходит время выборов…

– Да?

– Ну… скажем так, люди «Челси 426» могут хотеть такого человека в качестве мэра, который бы в первую очередь их об этом предупредил.

– Вы же не хотите сказать…

– Мистер Седжфилд, я не честолюбивый человек, но если того потребует гражданский долг… Что ж, кто скажет, что принесет завтрашний день. Надеюсь, я понятно объясняюсь.

Мэр робко кивнул.

– Абсолютно, – ответил он.