Катрина седьмая

За зеркалом.

Прошлое. Ольга и Гарольд вдвоём сидят за столом. Перед маленькой сценой «Острова Радости» – огромное зеркало, возможно – только позолоченная с затемнениями рама от него, но в сценическом пространстве может обыгрываться - это зеркало, сквозь которое персонажи ходят сквозь времена.

ОЛЬГА (смеётся) Даже не знаю, что сказать…

ГАРОЛЬД. Скажи, как есть…

ОЛЬГА. Какой ты, Гарольд… Устрицы, эскарго, шампанское во льду и даже несколько орхидей в напольной вазе перед зеркалом… Как будто бы мы не в Берлине, в 30-ых, а как когда-то в юности, в Москве… И это зеркало в бронзовой раме…

ГАРОЛЬД. Зеркало только что купил на «блошинке» у беглого румына. Там рядом дворяночка из русских продавала шубу из голубого песца. Я спросил: «Сколько?» За бесценок. Молоденькая совсем, бледная, как комнатныецветы зимой. А немецкий язык – как из книжек Шиллера… Я отдал ей всё, чтоу меня было. И она шубу мне суёт. Я ей: «Это сейчас – лето на носу, а после лета зима придёт…Вы замёрзнете, русская барынька!» - Она смеётся, совсем как ты, Оленька: «Что вы, мой дорогой! До зимы ещё нужно дожить».

ОЛЬГА. Все доживём! (смеётся) Обожаю устриц и шампанское…У нас теперь – каждый день праздник.

ГАРОЛЬД. Теперь так будет всегда.

ОЛЬГА. Но почему? (пауза) Ты видишь - опять зарево на полнеба? …И я уже не опять понимаю, Гарольд, садится ли это солнце или снова горит Берлин?

ГАРОЛЬД. Это садится солнце, Ольга… (задёргивает шторы) Летнее зарево по вечерам… Это какое-то явление в атмосфере: кажется, что горит небо, но не Берлин…нет…даже не думай…

ОЛЬГА. Да пусть горит! …Не бойся ты так! А шампанское сегодня – чудесное…Кстати, где ты взял денег на всё это великолепие?

ГАРОЛЬД. Как обычно. Занял у мужа Клары. Он очень неплохой человек. Я предвзято к нему относился.

ОЛЬГА. Он, наверное, святой, если терпит тебя так долго.

ГАРОЛЬД. Согласен. Он - святой человек. Но ты лучше и об этом не думай.

ОЛЬГА (подходит к окну) Иногда я думаю, что мир горит, а мы - на острове…смотрим издалека…Как ты считаешь, Гарольд, Мартин вернётся? ГАРОЛЬД. Я бы очень хотел сказать тебе: «нет», но вынужден сказать тебе: «да…Мартин вернётся…»

ОЛЬГА. Я беспокоюсь немного.

ГАРОЛЬД. Ну, это же твои слова: «Нам нужен ударник…», и потом – когда мы хотим кого –то вернуть, он возвращается, даже если это уже не нужно…

ОЛЬГА. Так у всех…

ГАРОЛЬД. Нет, только у нас…У таких, как мы…Когда-то на войне я знал одного парня из Гамбурга. Мы вместе служили в пехоте. Славный такой… совсем мальчишка…поэт…писал ночами в блокноте, прямо в траншее…Ганс Лейп. Так его звали…Писал днями напролёт. Я как-то спросил: «Ганс, почему ты пишешь?» - «Чтобы не чувствовать смерть…» - «А что её чувствовать? Она, либо придёт, либо нет…» А он – мальчишка совсем… Он боялся… Помню один его стишок – простенький совсем, но что-то в нём было…Про девчонку по имени - Лили Марлен, по которой он так тосковал, так томился, так боялся, что больше никогда …(смеётся) Лили Марлен, славная немецкая девушка, изменила ему, наверное, на следующий день, после того, как его призвали… Я уже и слов давно не помню, помню, что бедняга Ганс клялся, что даже если его убьют, то он призраком после смерти вернётся к ней, и будет ждать у зажжённого фонаря, под которым они когда-то встречались… Такиепростые стихи, Оленька. Почти безыскусно, но проняло. За душу взяло…

ОЛЬГА. А, правда, Гарольд, что войны не будет? Все кругом говорят…