Мифологический этап

Трудно сказать, когда возникла наука о цвете. По-видимому, она возникла в те времена, когда человек «увидел» цвет и стал пользоваться краской, когда появились названия цветов и были замечены их свойства. Именно в доисторическую эпоху вырабатываются основные понятия человека о цвете и возникают главные традиции применения цвета во всех видах деятельности. Попытаемся одним словом назвать главное, что, подобно ключу, вскрывает суть отношения первобытного человека к цвету. Это слово — мифологизм.

Едва переступив тот порог развития, который отделял его от животного, человек уже испытывает потребность познания действительности и, более того, активного влияния на нее. Единственно возможным на той стадии методом познания была «редупликация» действительности, или ее воспроизведение в чувственно доступных образах — в вещах, рисунках, изваяниях, пантомиме, музыкальных звуках и, наконец, в речи. Отразить, воспроизвести, повторить, «передразнить» — это и значит познать. Такие «отображения» и есть первые мифы.

В красной краске первобытный человек узнавал кровь, огонь, тепло, солнце. Заполняя красной краской ямки в теле нарисованного бизона, он верил, что это ■ — кровь животного. Отпечатывая изображения рук у входа в пещеру, он был убежден, что это — кровавая жертва демонам. «Приняв» эту жертву (кстати, по мифологическому принципу «метонимии» отпечаток руки был тождествен всему человеку), демон, удовлетворенный и сытый, не пойдет дальше в пещеру беспокоить людей. На этом был, возможно, основан отпугивающий эффект «красных рук» ².

Белая краска — это мифологический эквивалент дневного света, всегда воспринимавшегося людьми как благо; это эквивалент молока и семени — жизнетворных начал; это модель воды, утоляющей жажду и очищающей тело; белый цвет — это также признак верхних, потусторонних сфер, поскольку он связан с облаками, неземной чистотой и светом. Поэтому за белым цветом уже в древнейшие времена закрепляется образ блага, приумножения и святости.

Черный цвет в представлении первобытных людей воспроизводил мрак, темноту ночи и могилы, распад и смерть, а стало быть, зло.

Создавая вещи, покрывая их изображениями и знаками, человек не только изучает формы и явления природы, но и влияет на них: привлекает добрые силы, заклинает злые, вносит порядок в хаос мироздания. Цвета и краски были очень важными магически-заклинательными средствами в обиходе первобытных людей. Цвет был своего рода словом — порождающим или убивающим, добрым или злым. Включенный в структуру орнамента или живописного изображения, он выполнял также и другие функции слова, в том числе важнейшую — функцию поддержания общения между человеком и его «богами» или духами. Иначе говоря, если первые слова были вещами, то и цвет был вещью. В ряду других вещей он был так же важен и ценим.

Впрочем, в этом сказывается свойство мифологического мышления: связывая «все со всем» (по выражению А.Ф.Лосева), оно не оставляет в мире места ничему случайному, малозначащему, ничтожному. Для первобытного человека все в мире важно, все значимо, все говорит ему о существенном, так как все связанно.

Существенной чертой мифологического мышления является амбивалентность (называние одним и тем же словом противоположных понятий) и полисемантичность его образов.

Первобытные люди, конечно, не могли не заметить перехода противоположных явлений друг в друга, превращений одних вещей в другие, нерасторжимой связанности, казалось бы, несвязанного. День превращается в ночь, свет — в тьму, жизнь — в смерть, враг — в друга, человек — в зверя, бог — в демона. Это возможно потому, что сущность противоположных явлений — одна и только видимость их, внешность изменяется. Поэтому мифы-вещи и мифы-слова не имеют какого-либо ограниченного, жестко закрепленного значения. Они могут означать противоположные или просто различные понятия. Так, слово «гость» означало (и не только в доисторические времена) и друга и врага, пришельца.

Слово sacer — это и «святой» и «гнусный» а sacrum — и «преисподняя» и «святыня». Женское божество — земля — и рождает и умерщвляет; в женском символе закодированы и жизнь и смерть. Стол — это и небо (возвышение) и преисподняя (поэтому на стол кладут покойника).

Первичные слова и вещи не только амбивалентны, но и полисемантичны. Например, очень сложно и многозначно понятие «бог». Это слово означало и покойника, и жреца, и старейшину рода — «отца», и тотем, и пр. «Бог — это смерть, ставшая жизнью, преисподняя в значении неба, ночной мрак, преображенный в день». Полисемантичны такие вещи, как столбы, ворота, пологи, украшения, сосуды. Да и самый синкретизм первобытного искусства — не был ли он проявлением этой мифологической «перегруженности смыслами» всякой вещи, всякого слова или действия?

Так же обстоит дело и с цветом. В современных и тем более древних языках сохранились следы амбивалентности цветообозначений, т. е. такого явления, когда одним и тем же словом называют противоположные цвета. Например, от латинского корня flavus происходят и «желтый» и «голубой» или «синий» (blau). Русское слово «половый», происходящее от корня ро1у, означало в XVII в. то «желтоватый», то «голубоватый». Даже в наше время ярко-желтые цветы называются в народе «лазоревым цветом». Может быть, древнейшие люди интуитивно чувствовали связь между противоположными цветами, их дополнительность и готовность переходить один в другой. В том, что они назывались одним и тем же словом, заключалась как бы догадка относительно общей их природы.