Р. Дворкин: право как целостность

Наиболее известным из современных сторонников естест­венного права является американский философ Рональд Двор­кин (р. 1931), автор многих книг, например, «Принимая пра­ва всерьез» (1976) и «Империя права» (1986)**. Р. Дворкин, имевший большую юридическую практику, выступает, как са­мый мощный критик юридического позитивизма (прежде все­го в версии Г. Харта), сосредоточиваясь на самом его уязви­мом месте — теории принятия судебных решений в трудных случаях.

Р. Дворкин утверждает, что хартовская модель принятия решений в трудных случаях неудовлетворительна, поскольку, сосредоточивая все внимание на правилах, она не учитывает, что часто такие решения неизбежно основываются и на мораль­ных по своей сути соображениях (теория естественного права). Однако не на всяких моральных соображениях. Р. Дворкин подчеркивает важность правовой традиции, истории и «мораль­ных принципов, лежащих в основе институтов и права данного сообщества»: все это накладывает ограничения на апелляции

* Hart H. L. The Concept of Law, p. 202.

** Взгляды Дворкина излагаются в основном по: Murphy J„ Coleman J. Op.cit., p.39-51.

к морали при принятии судебных решений. Хотя Дворкин и не сводит право к некоторому предельному правилу признания, он тем не менее признает нечто похожее на позитивистское понятие происхождения как важное условие действительности (validity) законов.

Поскольку Дворкин сосредотачивает свое внимание на хар-товской модели принятия судебных решений, вернемся к пози­тивизму и рассмотрим эту модель несколько подробнее.

По мнению многих авторов, слабым местом работы Г. Хар-та является то, что она не содержит разработанной теории при­нятия судебных решений. Написанное Хартом можно изло­жить примерно следующим образом. Право — это система правил. Поэтому судьи часто просто применяют правила, до­вольно-таки механическим образом. Однако некоторые прави­ла содержат, так сказать, «открытые» понятия — понятия, ко­торые явно работают в некоторых случаях, но неясно, насколь­ко они уместны в «пограничных случаях». Возьмем, к приме­ру, понятие «транспортное средство».

Предположим, имеется распоряжение, говорящее о том, что нахождение транспортных средств в данном парке запрещено. Понятно, что легковые автомобили, грузовики и автобусы явля­ются такими транспортными средствами. Однако означает ли это, что в парк не может въехать инвалид на инвалидной коля­ске? Означает ли это постановление, что в парке нельзя кататься детям на велосипедах? На самокатах? На роликовых коньках? Что если кто-то захочет поставить в парке военный монумент с танком на постаменте — распространяется ли запрет и на по­стамент? Запрещено ли детям приносить в парк игрушечные ав­томобильчики? Из постановления это не ясно, и судья имеет бо­льшую свободу в том, как решить эти проблемы.

Поскольку само правило не отвечает на эти вопросы, то не­льзя сказать, что судья просто применяет закон, когда их реша­ет. А что же он тогда делает? Согласно Харту, судья в таких случаях законодательствует, и нет никакого смысла это скры­вать*. Законодатели не могут предусмотреть всех ситуаций, ко-

* Для нас это утверждение может показаться очень странным. Мы при­выкли думать, что законодательствуют законодатели в парламенте, а задача судей в том, чтобы применять законы. Но для стран англосаксонской право­вой традиции это значительно менее странно. Там привыкли, что в отсутст-

Торые могут возникнуть в будущем (например, изобретение ро­ликовых коньков), для них нет никакой возможности создать абсолютно ясные и четкие правила, без малейшего элемента не­определенности. Поэтому суды в качестве как бы заместителей законодателей с помощью творческого подхода заполняют эти пробелы в законодательстве. Харт пишет: «Фактически все сис­темы разными способами достигают компромисса между двумя социальными целями: необходимостью в некоторых правилах, которыми индивиды могут руководствоваться во многих сфе­рах жизни, не нуждаясь каждый раз в указаниях официальных лиц или в анализе общественной ситуации и необходимостью оставить открытыми для разрешения информированными офи­циальными лицами проблемы, которые могут быть должным образом оценены и разрешены лишь тогда, когда они возникнут в том или ином конкретном случае <.. •> [когда мы сталкиваем­ся с неясным понятием. — С. М.], мы сталкиваемся с этими проблемами и можем тогда решить этот вопрос, выбирая между соперничающими интересами таким образом, который более всего удовлетворяет нас. Поступая таким образом, мы делаем более определенной нашу первоначальную цель и решаем во­прос о значении общего понятия в рамках данного правила <...> Открытая структура права означает, что действительно есть области поведения, где многое должно быть оставлено для развития судами или официальными лицами, устанавливающи­ми баланс, в свете обстоятельств, между соперничающими ин­тересами, вес которых меняется от случая к случаю. Тем не ме­нее жизнь права состоит в очень большой степени в том, что оно является руководством для официальных и частных лиц с помощью определенных правил, которые в отличие от приме­нения меняющихся стандартов, не требуют от них свежего суж­дения в каждом новом случае»*.

Согласно Р. Дворкину, лучший способ проверить модель Харта — это взять реальные судебные дела и посмотреть, по-

Вие прецедентов судья принимает решение, которое само становится преце­дентом, то есть участвует в формировании законодательства. Впрочем, и в англосаксонских странах много людей, которые думают, что задачей су­дей является максимально строгое и четкое применение существующих зако­нов и не более того, никакого «творчества». Но, как видим, это невозможно. * Hart H. L. The Concept of Law, p. 129-135.

могает ли теория Харта в них разобраться или искажает ситуа­цию. Дворкин утверждает, что в основном искажает. Он счита­ет идею о том, что судьи либо применяют правила, либо зако­нодательствуют, слишком упрощенной. С одной стороны, пра­во содержит не только правила, но и другие юридические ос­нования для принятия решений, в том числе моральные по своей природе.

С другой стороны, судьи не имеют такого простора для зако-нодательствования, как это представляет Г. Харт (именно пото­му, что они ограничены этими юридическими основаниями).

Чтобы подтвердить свою критику Г. Харта, Р. Дворкин пред­лагает рассмотреть два судебных дела. Первое из них — про­цесс «Риггс против Палмера» (1889). Шестнадцатилетний Эл-мер Палмер убил своего деда, опасаясь, что тот изменит заве­щание, по которому все имущество отходило Элмеру (старый джентльмен собрался жениться). Элмер отсидел срок за убий­ство, и формально ничто не мешало ему получить наследство. Суд должен был решить, законно ли это.

Суд признал, что все законы о завещаниях (правила) на сто­роне Э. Палмера, то есть эти законы отдают собственность убийце. Однако суд не присудил наследство внуку. Он нашел способ контролировать и изменять существующее правило, сформулировав это таким образом: «Действие всех законов, так же как и контрактов, может контролироваться общими, фундаментальными максимами (принципами) обычного права. Никому не должно быть позволено выиграть от собственного мошенничества, получить выгоду от собственного преступле­ния, основывать какие-либо требования на собственной не­справедливости или приобретать собственность посредством преступления».

Таким образом, в деле «Риггс против Палмера» имело мес­то не применение правила, а отход от правила на основании иных соображений.

Рассмотрим также дело «Хеннигсен против Blumfild Mo­tors» (1960). Некто Хеннигсен купил автомобиль. При покупке он подписал договор, согласно которому в случае обнаруже­ния дефектов в машине ответственность производителя будет ограничиваться тем, что он заменит дефектные части. В маши­не обнаружились дефектные части, Хеннигсен из-за этого по-

пал в аварию и получил телесные повреждения. Пострадавший потребовал, чтобы производитель автомобиля оплатил ему расходы на лечение и иные, связанные с аварией расходы, не­смотря на положения подписанного им договора.

Закон не поддерживал требования Хеннигсена, но тем не менее суд встал на его сторону. Подчеркивая важность прин­ципа, согласно которому, если речь не идет о мошенничестве, тот, кто подписывает договор не читая, не может потом осво­бождаться от требований договора (и этот принцип на стороне фирмы-производителя), суд решил, что важны также и другие факторы:

• свобода заключения контрактов;

» свобода контракта не является абсолютной и может быть ограничена в интересующей нас области;

• есть «особое обязательство», которое возникает в слож­ном и безличном (impersonal) обществе, когда кто-либо производит столь широко используемое, сложное, необ­ходимое и потенциально опасное устройство, как автомо­биль;

• существует фундаментальная доктрина, согласно кото­рой суды не должны позволять использовать себя в каче­стве инструментов нечестности и несправедливости;

• суды обычно отказываются участвовать в реализации «сделки», в которой одна сторона несправедливо исполь­зует экономические нужды другой.

Таким образом, суд решил: производитель будет нести от­ветственность, несмотря на договор, эту ответственность огра­ничивающий, потому что фирма получила бы несправедливое преимущество, если бы покупатели могли приобретать такой необходимый предмет, как автомобиль*, только подписав до­говор, не дающий им никакой реальной компенсации ущерба.

Чем интересны этих два дела? Согласно Р. Дворкину, тем, что они не опирались на правила, наоборот, в деле Палмера, решение было принято в противоречии с существующими пра­вилами. Являются ли эти случаи примерами того, как (соглас­но Харту) судьи законодательствуют, то есть используют свою

* Действительно абсолютно необходимый предмет в Америке, где пло­хо развит общественный транспорт, а во многих городах его нет вообще.