Это определение права, как подчеркивает Финнис, построе­но на основе требований практического разума с учетом ос­новных ценностей и эмпирических особенностей людей и их сообществ.

Финнис различает фокальное, или центральное, значение понятия права (право как подкрепленное властью упорядочи­вание сообщества, направленное на реализацию общего блага (сравни с определением Фомы Аквинского)), и его периферий­ное значение. В фокальном значении суть права раскрывает приведенное выше определение.

Но что если один или несколько из этих составляющих от­сутствуют? По мнению Финниса, перед нами тогда все равно право, но только в периферийном, пограничном значении это­го понятия:

«Если кто-либо хочет подчеркнуть эмпирическую/истори­ческую значимость или практическую/рациональную желатель­ность санкций, он может сказать, что набор законов без санк­ций — это не право в подлинном смысле. Если кто-либо хочет подчеркнуть эмпирическую/историческую значимость или практическую/рациональную желательность определенных за­конодательных и/или судебных учреждений, он может сказать, что в сообществе без таких учреждений настоящая правовая система отсутствует <...> Если кто-то хочет подчеркнуть эм­пирическую/историческую значимость или практическую/ра­циональную желательность правил, устанавливающих или ре­гулирующих <...> изменения в правилах или их принятие, он может сказать, что <...> это не правовая система. Подобные вещи часто говорились и могут с некоторыми основаниями го­вориться при условии, что говорящий хочет привлечь внима-

* Ibid. Р. 170.

ние к центральному значению права, а не поместить остальные нецентральные случаи по другому ведомству»*.

Право, как говорит Финнис, — это «совокупность челове­ческих действий, предрасположенностей, взаимосвязей и кон­цепций, которые (1) существуют как совокупность в силу их адаптации к суммарным человеческим потребностям, рассмат­риваемым в свете эмпирических особенностей природы чело­века, и (2) они обладают иными формами и иной степенью при­способленности или, наоборот, отклонений, намеренных или неосознанных, от этих потребностей, чем это кажется полно­стью разумному человеку»**. Юристам трудно примириться с идеей того, что те или иные установления могут быть более или менее законными, что законность может быть в большей или меньшей степени. Но тем не менее, по Финнису, это так.

Такой подход позволяет Финнису утверждать следующее:

критики неправомерно приписывают теории естественного пра­ва представление о том, что несправедливые законы вообще не являются законами. Финнис даже утверждает, что несправедли­вые законы —это второстепенная проблема для теорий естест­венного права, а главным для них является «исследовать требо­вания практической разумности по отношению к благу челове­ческих существ, которые, живя друг с другом в сообществе, сталкиваются с проблемами справедливости и прав, власти, за­кона и обязанностей»***. (С такой категоричной формулиров­кой кроме него, впрочем, мало кто согласен.)

Несправедливые законы не являются законами в фокальном значении этого понятия: они не содержат одного из элементов «полноценных» законов — направленности на общее благо. Но они являются пограничными случаями законов (входят в полутень, как сказал бы Харт). Несправедливые законы (при­нятые с соблюдением формальных процедур) — это все-таки законы, они имеют юридическую силу. Но они не полностью проявляют природу закона и не налагают полноценных право­вых обязанностей на граждан. Предельное основание власти правителя, по Финнису, в том, что он (правитель) «имеет воз­можность и поэтому обязанность способствовать общему бла-

* Ibid. P. 171.

** Ibid. *»*Ibid.P. 177.

гу, решая координационные проблемы сообщества. <...> по­скольку власть основывается исключительно на потребностях обеспечения общего блага, использование власти правителем глубоко неполноценно, если он использует свои возможности, принимая решения, направленные не на общее благо, но на свое или своих друзей, или благо партии или фракции, или злоумышляет против какого-либо человека или группы»*. Та­кие решения, хотя они могут быть формально законными, по­дрывают нравственные основы власти правителя и не обеспе­чивают моральных оснований для подчинения им. Финнис пи­шет: «Традиция естественного права не избирала лозунги, приписываемые ей современными критиками, например, „то, что явно аморально, не может быть законом", или „некоторые правила не могут быть законами из-за их моральной неспра­ведливости", < •..> или что „ничто чудовищное не может нигде. иметь статус закона", < •. •> или что „не может быть несправед­ливого закона". Напротив, даже в самых прямолинейных фор­мулировках традиция утверждала, что несправедливые ЗАКОНЫ — это не законы <...> Традиция явно приписывает ужасающе несправедливым правилам юридическую силу в том смысле, что эти правила приняты в судах как руководства для принятия решений, или на основе того, что они соответствуют конституционным или иным юридическим нормам, или в обо­их этих смыслах. Традиция заходит так далеко, что утвержда­ет, будто может существовать обязанность повиноваться неко­торым несправедливым законам, чтобы поддержать уважение К правовой системе в целом < •..> Lex injusta поп est lex означа­ет: (1) что некоторое нормативное утверждение имеет для дан­ного сообщества статус закона, (2) что этот закон несправед­лив (критическое суждение практического разума, правильное или неправильное) и (3) что подчинение этому закону не обо­сновано или не требуется <...> принципом практического ра­зума о том, что законы накладывают нравственные обязатель­ства»**.

Дж. Финнис предлагает вполне убедительный вариант тео­рии естественного права, одновременно, как это видно из оп­ределения права, которое он дает, пытается учесть и подходы

* Ibid. Р. 178.

** Ibid. P. 184.

Современного юридического позитивизма. Финниса, однако, критиковали за недостаточную обоснованность его списка фундаментальных благ, недостаточно ясную связь между эти­ми благами и правом, а также за вечную проблему всех теорий естественного права — недостаточную определенность пред­писаний. Понятно, что фундаментальная ценность жизни дик­тует закон, запрещающий убийство. Но должны ли быть запре­щены аборты? Или убийство тирана?

Л. Фуллер: внутренняя мораль права

Одним из современных сторонников теории естественного права является Лон Фуллер (1902-1978), важнейшей работой которого является «Моральность права» (1964)*. Фуллер пред­принял попытку показать, что к идее естественного права (то есть необходимой связи между правом и моралью) ведут два важных вывода Г. Харта: теория права должна, прежде всего, рассматривать правовые системы, а не отдельные законы; пра­вовые системы могут рассматриваться как системы правил.

Фуллер пишет, что критики теории естественного права справедливо указывают на то, что отдельные правила, даже если они глубоко аморальны, все равно могут являться закона­ми. Но могут ли они оставаться законами, будучи частью пра­вовой системы, которая вся целиком глубоко аморальна? Фул­лер отвечает, что нет. Аморальная правовая система переста­нет быть правовой системой, потому что она перестанет быть системой правил.

Что означает контролировать поведение людей с помощью правил? Это означает заранее оповещать людей о том, что за некоторые поступки придется расплачиваться таким-то и та­ким-то образом, и затем обращаться с людьми в соответствии с этими предупреждениями. Но что если правила будут уста­навливаться произвольно (например, одинаковые проступки будут караться по-разному)? Если правила не будут оглашать­ся? Если они будут вводиться задним числом, или меняться от случая к случаю, или будут туманными и малопонятными, или