Основополагающие феномены человеческого бытия (любовь, творчество, счастье).

Гегель: " Бытие есть восхождение духа к самому себе. Познание же бытия есть

процесс приобщения человека через религию к христианском богу, как

нерасторжимой связи всеобщего простого и вечного духа со всем и самим собой".

Формы бытия

· бытие природы,

· бытие человека и

человечества,

· бытие общественное

· бытие духовное

Феномен. три основных значения:

1. В греческом языке

phainomenon значит " являющееся", т.е. в первоначальном смысле слово

" феномен" – то же, что явление.

2. В обыденной речи и средствах массовой информации слово феномен, часто

употребляют, когда хотят сказать об особенном, редком, необычном явлении или

о выдающемся человеке, обладающем исключительными способностями.

3. Философское употребление слова феномен очень разнообразное. Уясним себе

только основное, а именно: феномен – это нечто переживаемое человеком: иначе

говоря, то, что составляет содержание человеческого переживания.

Феномен – это предмет, который непосредственно есть то, что он есть.

Феноменом философы называют непосредственное, дорефлексивное (еще не

подвергнутое сомнению), переживание (например, грозы). В этом смысле феномен грозы непосредственно есть то, что оно есть.

" Феномен" – одно из центральных понятий феноменологии, философского направления,

основанного немецким философом Эдмундом Гуссерлем (Husserl, 1859-1938).

Немецкий философ Ойген Финк (Eugen Fink 1905-1975) в книге " Основные феномены

человеческого бытия" выделил в качестве основных феноменов труд, игру,

любовь, господство и смерть. " Человек, – писал он, – в своей сущности есть

работник, игрок, любящий, борец и смертное существо".

Любовь

Те многообразные значения, которые в русском языке охватываются одним словом " любовь", язык древних греков выражает разными словами: " эрос", " филия", " сторге", " агапэ".

Эрос у древних греков – главным образом половая, страстная любовь, способная

дойти до безумия. (Мифологическим олицетворением эроса является бог Эрот, или

Эрос.)

Филия – приязнь к самым разнообразным " вещам". Это и любовь к родителям, к

детям, и любовь к родине, и любовь к товарищам (дружба), и эротическая любовь

(эрос – лишь один из видов филии), и любовь к познанию, и прочее. По

сравнению с эросом филия – более " мягкое" влечение.

Агапэ – еще более " мягкая" любовь, жертвенная и снисходящая к " ближнему".

Именно такое понимание любви восхваляло христианство в период заката

языческой культуры; у ранних христиан были в обычае " агапы" – братские

трапезы.

Сторге – любовь-привязанность, особенно семейная.

Христианская любовь по Кузанцу

Николай Кузанский (Nicolaus Cusanus [Krebs], 1401-1464), мыслитель

раннего Возрождения, представлял понятие любви в двух аспектах: во-первых, как

всеобщую связь в универсуме, во-вторых, как отношение Бога к человеку и

человека к Богу.

Бог, в трактовке Кузанца, это – абсолют, абсолютный максимум. А раз так,

ничего не может находиться за Его пределами и быть противоположным Ему.

Поскольку Он – единственный максимум, значит, Он одновременно и минимум; ведь

нет никакой внешней по отношению к Богу меры, чтобы ею измерить и отличить

бесконечно большое от бесконечно малого. В Нем все совпадает – все

противоположности. Тем самым Он един со всем, пребывает во всем. Вера всех

народов, считает Николай, видит Бога этим непостижимым максимумом.

Говоря о любви Бога к человеку и человека к Богу, Николай отмечает, что

божественная любовь превосходит человеческую. Любовь Бога опережает

человеческую – так же, как отеческая любовь опережает сыновнюю. Бог настолько

великодушен, что дает свободу людям не любить Его (а любить кого-то или что-

то вместо Него), тогда как Он всегда любовно связан со всем и каждым.

Фрэнсис Бэкон (Bacon, 1561-1626) – английский мыслитель позднего

Возрождения, сформулировавший важнейшие принципы философии Нового времени, – с

одной стороны, почтительно отзывался о принципах христианской любви, с другой

стороны, уделил внимание и " земной" любви, подвергнув ее разбору с точки зрения

здравого смысла.

Христианская любовь, по мнению Бэкона, является синтезом всех добродетелей.

Она воспитывает у людей добрые нравы гораздо лучше, чем любой учитель этики.

Она возвышает душу и в то же время успокаивает, избавляет от излишних

страстей. Поэтому " только одна христианская любовь никогда не может быть

чрезмерной". Когда ангелы попытались сравняться с Богом в могуществе, они

согрешили и пали; когда человек посягнул на знание, равное божественной

мудрости (вкусил плод древа познания), он согрешил и пал; однако " ни ангел,

ни человек никогда не совершали и не совершат греха, стремясь уподобиться

Богу в благости и любви".

Рассуждая о " земной" любви, Бэкон держится осмотрительно – не хвалит и не

порицает ее огульно. Он выделил два ряда аргументов – " за" любовь и " против".

" За" любовь следующее: благодаря ей человек находит самого себя; великая

страсть – наилучшее состояние души; без любви человеку все кажется простым и

скучным; любовь спасает от одиночества.

" Против" любви: любовь хороша на сцене – в виде комедии или трагедии, но в

жизни она приносит много несчастий. Любовь вызывает у людей противоречия в

мыслях и оценках. Она делает людей одержимыми одной мыслью, навязывает им

слишком узкий взгляд на вещи.

Среди великих людей, считает Бэкон, почти нет никого, кто позволял бы этой

страсти в себе вырасти до безумия, – это удел слабых людей. Бэкон приводит

поговорку: " Невозможно любить и быть мудрым". По мнению философа, разумно

поступает тот, кто удерживает любовь в " подобающем ей месте", раз уж нельзя

без нее обойтись совсем, и полностью отделяет ее от серьезных дел и

поступков.

Таким образом, мы видим, что Бэкон в общем не против " земной" любви, но

против ее чрезмерностей. По его мнению, человеческой природе присуща " тайная

склонность" любить других, и если не растрачивать всю любовь на одного или

немногих, то она распространяется на многих людей, она делает нас гуманными и

милосердными. " Супружеская любовь создает человеческий род, дружеская любовь

совершенствует его", и только " распутная любовь его развращает и унижает".

Владимир Сергеевич Соловьев в работе " Смысл любви" оспаривает

распространенное мнение, будто любовь – это лишь средство для продолжения рода.

Смысл ее не в том. Наоборот, чем сильнее любовь, тем менее она способствует

размножению. Подтверждение этой мысли можно найти в природе: во-первых,

размножение возможно не только без любви, но даже бесполым образом (деление,

почкование, партеногенез); во-вторых, можно заметить, что чем выше определенный

вид существ стоит на ступенях эволюции, тем меньше у него оказывается " сила

размножения" (т.е. плодовитость особей), а сила полового влечения, наоборот, –

больше. Значит, " половая любовь и размножение рода находятся между собою в

обратном отношении: чем сильнее одно, тем слабее другое ". "...На двух концах

животной жизни мы находим, с одной стороны, размножение без всякой половой

любви, а с другой стороны, половую любовь без всякого размножения, – значит,

эти явления не подчинены друг другу и имеют самостоятельное значение.

Эти соображения Соловьева направлены прежде всего против теории

А.Шопенгауэра, согласно которой половая любовь является средством полового

инстинкта, орудием размножения. По мнению русского мыслителя,

шопенгауэровская теория не способна объяснить тот факт, что у людей самая

великая любовь обычно не дает не только великого, но и вообще никакого

потомства, а подчас приводит человека и к самоубийству.

Настоящий смысл любви заключается не в размножении, а в стремлении человека к

единству с другими, причем к такому единству, в котором не теряется его

индивидуальность. В любви человек отрицает свой эгоизм и вместе с тем не

утрачивает, а, наоборот, обретает свое настоящее " Я". Заблуждение эгоиста

состоит в том, что, пренебрегая достоинством других, он тем самым лишает

смысла свое собственное существование среди людей, которых не уважает и не

любит.

Благодаря любви нам открывается идеальная сущность человека, обыкновенно

закрытая его " материальной оболочкой". Идеализация любимого человека не

искажает его " подлинный" образ, а как раз позволяет увидеть, что, кроме

животной материальной природы, он имеет в себе природу идеальную, связывающую

его с Богом.

Высшим типом и " идеалом всякой другой любви" является, по Соловьеву, " половая

любовь". По сравнению с нею меньшее значение имеют и материнская любовь, и

дружеские отношения, а также патриотические чувства, любовь к человечеству,

науке, искусству и т.п. Ведь именно в любви мужчины и женщины возникает

идеальное единство противоположных начал – образ целостного, " истинного"

человека.

Человеческой любви, по мнению Соловьева, предшествует " идеал Божьей любви".

Бог как единый соединяет с собою все другое (т.е. вселенную), и это другое

имеет для Него образ совершенной, вечной Женственности. И для человека

предметом любви является, по сути, одна и та же " вечная Женственность", хотя

конкретная женская форма земной природы может быть и преходящей, поэтому

человеческая любовь может повторяться.

Реальные условия, в которых мы живем, не благоприятствуют любви. Она должна

себя отстаивать против игры животных страстей и еще худших страстей

человеческих.

Жан-Поль Сартр исследует феномен любви с принципиально новой по сравнению

с предшественниками позиции – экзистенциально-феноменологической. Феномен любви

здесь не выводится из инстинктов, или божественного предопределения, или

социальных отношений, а рассматривается в аспекте диалогической связи " я" и

" другого", стремления личности завоевать себе свободу и признание, найти опору

и оправдание своего бытия.

Сартр подобно Соловьеву оспаривает мысль, будто любовь – это стремление к

физическому обладанию " предметом" любви. Если бы мужчина, любя женщину без

взаимности, имел полную власть распоряжаться и обладать ею, он неизбежно

испытал бы глубокое разочарование. Любящему не нужен всего лишь " автомат

страсти", с которым он был бы все же одинок, не получая от любимой искреннего

признания ценности его персоны.

Любящий, по сути, стремится к иному – не лишить любимого свободы, а

" соблазнить" и " очаровать" эту чужую свободу, чтобы она сама себя пленила,

сама привязала себя к " соблазнителю".

Почему любящий жаждет именно свободной взаимности от любимого? Как показывает

Сартр, дело в том, что человек хочет при помощи другого добиться признания

реальности и ценности своего бытия. Сам по себе я был бы " ничто", пока мое

существование и моя ценность не были бы признаны другими людьми. (На Земле

есть миллиарды людей, которые для меня – " ничто", не существуют как личности,

пока я кого-то из них не узнаю и не признаю.) То есть мое бытие (в отличие от

" ничто", каким я был бы при отсутствии признания) зависит от Другого. Другой

" дает мне бытие и тем самым владеет мною". Наибольшую ценность мне придавало

бы признание со стороны того, кого я сам признаю особо ценным существом.

Поскольку другой " дает мне бытие" (т.е. благодаря его признанию я обретаю

некоторое достоинство, становлюсь " чем-то"), постольку вместе с тем я

оказываюсь и зависимым от другого; эта зависимость ограничивает мою свободу

и, значит, умаляет мое " я". (Ведь я – настолько " я", а не вещь среди вещей,

насколько, в отличие от вещи, свободен, способен к самоопределению.) Таким

образом, замечает Сартр, мое " бытие-для-другого" изначально конфликтно:

другой дает бытие моему " я" и в той же мере отнимает у меня мое " я".

В понимании Сартра, любовь – это предприятие по отвоеванию моего бытия у

другого путем овладения его свободой. Исследуя феномен любви, Сартр,

очевидно, имел в виду любовь вообще, а не только половую. Сартр называет

любовь " предприятием" потому, что она – не какая-то сама по себе существующая

" сила", довлеющая над свободой человека (вроде " инстинкта"), а преднамеренное

" проектирование" и осуществление человеком своих возможностей и действий. В

любви я хочу пленить свободу другого, т.е. чтобы другой сам – свободно! –

пленялся мною. Любящий не удовлетворяется даже свободной " присягой на

верность" и раздражается даваемыми ему клятвами, – он хочет быть свободно

любимым каждый данный миг, а не в силу когда-то данного ему – хотя бы и

свободно – слова.

Любовь – это как бы " игра зеркальных отражений", это " система бесконечных

отсылок", стремление отразиться в другом, чтобы увидеть в нем признание и

обоснование своего бытия. Мир зеркальных отражений невеществен, иллюзорен;

легкое смещение зеркал способно разрушить игру отражений, развеять кажущуюся

бесконечность глубины. Так же и любовь – постоянно подвержена опасности

исчезновения.

Сартр выявляет три способа невольного разрушения любви. Во-первых, добившись

поглощения свободы другого моей свободой, я теряю другого как внешнюю опору –

оправдание для моего бытия. Мое " предприятие" любви перестает в этом

отношении оправдывать себя, и я перестаю ее " проектировать".

Во-вторых, другой может в любой момент " пробудиться от чар" и увидеть меня не

непревосходимым пределом, а " объектом" среди прочих. Отсюда – " вечная

необеспеченность" моего существования в качестве любимого.

В-третьих, флер любви может развеяться под взглядом " третьего", из-за

которого каждый из двух любящих, как бы видя себя обоих со стороны, начинает

ощущать и себя, и другого " объектом". В результате – чары исчезают. " Здесь

настоящая причина того, почему любящие хотят остаться наедине, – пишет Сартр.

– Появление кого-то третьего, кем бы он ни был, разрушает их любовь". Причем

даже когда нас фактически никто не видит, мы не избавлены от незримого

присутствия " других сознании", ведь мы сами, периодически взглядывая на себя

" со стороны" (как бы " чужими глазами"), " проектируем" их в своем собственном

сознании. Таким образом, Сартр показывает, что любовь несет сама в себе

зародыш своего разрушения.

из Губина:

Поскольку нет никаких биологических, физических или психологических оснований для любви, поскольку любят не за что-то, любят потому, что не могут не любить, то у любви есть только метафизические основания…

Очень часто люди довольствуются эрзацами, суррогатами, многочисленными фор­мами псевдолюбви. Об этих формах писал Э. Фромм в своей книге «Искусство любить».

Во-первых, большинство людей считает, что любовь – дитя сексуального наслаждения, и, если два человека научатся в этом смысле вполне удовлетворять друг друга, то они постигнут искусство любить…Второй формой псевдолюбви, которая вместо человеческого счастья приводит лишь к неврозам, к страданиям, является при­вязанность одного или обоих «любовников» к фигуре одного из родителей. Уже будучи взрослыми, они переносят чувство ожида­ния или страха, которые испытывали по отношению к отцу или матери, на любимого человека… Еще одна форма псевдолюбви – любовь-поклонение… Проявление невротической любви – это нежелание замечать свои грехи и сосредоточенность на недостатках и слабостях «лю­бимого» человека… Видом псевдолюбви является также «временная аберрация». Многие помолвленные или молодожены мечтают о блаженстве, кото­рое якобы ожидает их впереди, тогда как в данный момент они уже начинают скучать друг с другом… И наконец, очень частая форма псевдолюбви – это проекция своих проблем на детей. Когда человек чувствует, что не в сос­тоянии придать смысл собственной жизни, он старается обрести его в сыне или дочери.

Творчество: см. след. вопр.