II ДЕЙСТВИЕ 1 страница

Марюс Ивашкявичюс

Мадагаскар

драма в трёх актах

Действующие лица:

Казимир Покшт – идеалист
Саля – поэтесса
Миля – подруга Сали
Геля – подруга Сали
Отец – отец Покшта
Мать – мать Покшта
Вероника – развратница
Гярбутавичюс – старый телевизионер
Чудище Коммунарское – четырёхглавое
Оскар – посланник, телевизионер
Стяпонас – авиатор
Стасис – авиатор
Чудище Литератское – трёхглавое
Френк – божество баскетмёта
Певец – он же профессор, и он же духовный отец
Святошка – захолустница
Прихожанин I – захолустник
Прихожанин II – захолустник
Ковненка I – каунасская гражданочка
Ковненка II – каунасская гражданочка
Ковненка III – каунасская гражданочка
Ковненский хор
Француз – молодой человек, цветочный торговец
Эмигрант – литовец США
Ронни – молодой человек, мечтающий стать голливудским артистом
Режиссёр – постановщик из Голливуда
Актёр – исполнитель роли Кинг-Конга
Марлен – артистка из Голливуда
Ксёндз – священник из Каунаса
Хор священнослужителей
Петрович – любовник
Врач
Медсестра

I действие

Сцена

Начало двадцатого века. Литовская деревня. За столом сидят Покшт, Отец и Мать. Совершается чинное, натужное облупление варёной картошки и её поедание. Долгое время никто не произносит ни слова

Отец: Коровок надобно резать. Что уж тут.

Мать: (вздыхает) Что уж.

Отец: Корм, почитай, весь вышел. Что уж тут.

Мать: Что уж.

Отец: Казимира надобно приструнить к работе. Потому – непосильность.

Мать: Непосильность.

Отец: Больно ты, Казимир, с книгами проституешь. А наперво, это, работу давай сполнять. А то тебе что уж тут.

Мать: Что уж.

Отец: Об тебе, Казимир, говорим-то, а ты, это, вроде без чувства, и немотой нас томишь.

Мать: Казимирчик.

Отец: И это твоё компанейство с книгами нас премного заботит. Радикальство от них, а никакой полезности.

Мать: Страшное такое твоё компанейство.

Отец: Будет, я говорю, молчать-то. Мать и отец с тобой совокупно теперь обобщаются. В разумение тебя норовят вернуть. Взойди в разговор, безалаберник, не сиди ты, будто язык тебе кто повыдёргивал.

Мать: Пускай дитя насыщается. У него организм ещё подрастающий. Кем больше накушается, тем толстее вырастет.

Отец: Не в корм ему те картофели. И не бинцепсы-принцепсы он растит, а одну нутряную увеселенную. А что нам та нутряная, когда за всё в ответе снаружная. Не мути моё чувствие, Казимир, говори, не то я сам своими руками язык тебе выдергаю.

Покшт бросает картофелину обратно в горшок. Обиженно, исподлобья посматривает на родителей, дожёвывает, что осталось во рту

Покшт: (тихо) Совокупная обобщаемость невозможна, если тебя не почитают за ровню. Неморально подобное положение.

Мать: Тебя ли не почитают?..

Отец: Не почитают и не почтут (ударяет кулаком по столу). Не бывать компанейства меж нами. Не попущу, чтобы меня поучала радикальская шунтрапа.

Покшт опускает голову в собственную тарелку

И ничего ты в том не поделаешь.

Мать: Опять промолчит двадесять лет. Слова не выдернешь.

Отец: Зато работа пойдёт сподручней. Вообрази, будто он немой. Таким уж Господь сподобил. А лучше умом пораскинем, куда деть убоину.

Покшт: (себе под нос) Трагедийная непроз ó рливость. И беспросветность.

Отец: (Матери) Как это разуметь?

Мать: (Покшту) Ты жилы отцу не рви. У отца ретив ó е не сдюжит.

Отец: (Матери) Стой. Пусть совокупно общается. Я желаю доподлинно слышать, в ком, это, завелася трагедийная непроз ó рливость. Пускай он мне выложит.

Мать: Детонька, ты не молчи. Выложи, об чём ты один внутри себе промышляешь.

Отец: Неча ему вылаживать. Мысл я надорвалась в зародыше, и ничего ты в том не попишешь.

Мать: Жалость, что наш Казимир уж такой малословный. С бабёнками тяжко будет.

Покшт: (себе под нос) Трагедийная беспросветность в том, чтобы зарезать домашнюю живность.

Отец: Слыхать какое-то шерохование.

Мать: Это, сталося, Казимир бульбяную шкурочку прикусил.

Покшт: (тихо) Трагедийная беспросветность в том, чтобы резать домашнюю живность. (громче) Трагедийная непроз ó рливость в том, чтобы резать домашнюю живность. (почти кричит) Трагедийная беспросветность в том, чтобы резать!

Покшт встаёт. Родители умолкают

Зарезать домашнюю живность – то же самое, что не сберечь в закромах семена для посева. То же самое, что хорошему пианисту, игрецу на гармошке, не страховать своих пальцев. То же самое, что...

Покшт замолкает и вслушивается в эхо своего выступления. Он приходит в священный ужас от самого себя

Отец: (Матери) Слышь, какой пианизьм. Прямо вулкан пробудился. Вот она порча, вот оно всё – греховодное компанейство с книгами.

Покшт: Просьба не обижаться на такую обобщённую совокупляемость. Отнюдь! Задушевное компанейство с высокопробной книгой – оно глубоко пропахивает рациональную борозду, то бишь извилину в наших мозгах. А незнание грамоте – это пиленье сучка, на котором располагается курочка, что кладёт золотые яйца.

Отец: Ну-ка, совокупляй по порядку. Выкладывай тую свою проз ó рливость.

Покшт: Тут и выкладывать нечего. Целый свет утеснённо содержится в изящной литературе. Научитесь приобщению к книге и тогда опознаете свет.

Отец: Мать, это, поди, популизьм так и прёт из нашего сына?

Покшт: Почему ж вы такие все пассивисты? Потому как вы есть пропитаны фатализмом, который идёт от Востока. Чуть чего – а вам оно худо, помимо вас уже всё решено. Коровку чуть чего, сразу резать. Я во всём таковом различаю недостачу инициативы. Обернитесь лицами к морю. Оторвите глаза от земли. Будьте как англо-кельты. Они берут от неё энергию, инициативность и динамизм. Ни один уважаемый собой англо-кельт не зарежет такую несушку. Лицом к морю, не профилем. Лицом, кому сказано.

Мать: (Отцу) Старый, ты делай, как сын тебе просит.

Отец: А где же та моря, матушка? Ты хоть знаешь, более-менее?

Мать: Детка, а что же ты прежде не говорил? Столько-то лет молчал. Печалил родителей.

Отец: Он разумность накапливал. К матросской службе готовился. В морю плыть захотел. В англо-кельтах решил зарабатывать.

Покшт: Я, почтенные тятя и матушка, способен выразить много более. Я, почтенные, вас наблюдал. Вашеские оценивал качества. Когда вы в последний раз зубы ходили чинить, папаша?

Отец: По-радикальному дитёнок заговорил. Обидно мне его слушать, но пускай себе совокупляет. В морю отчалит – уже, небось, не расслышу.

Покшт: Вон оно чем завершается созерцание над скудной литовской плотью. Жуткое убожество нездоровья прямо кидается мне в глаза. Мелкие, кособокие мужичата, бледновитые, без кровинки женщины, похиревшие, трёпаные детишки и всё это перепитано флегмой. Подобное самостояние литовцу часто не позволяет даже смеяться. Всю охоту сбивает. Приподнимем литовцу качество, начиная с его телес, тогда уже сможем чинить и его нутряную вселенность.

Отец: Старая, верить ли нам такой матросской проз ó рливости?

Мать: Доктор у нас Казимир-то. Второй за Басановичюсом1.

Отец: Матросом я его зрю. Плывёт, это, в морю с большим англо-кельтом, и ничего ты в том не поделаешь.

Мать: А я его в морю не отпущаю. Накинутся в море такие всякие окаяны, могут корабель даже перековырнуть. Страшенной величины бывают. Даже тёлку способен пожрать такой великан-окаян.

Отец: Всё, матушка, от корабельки исходит. Ежели ладно скроена, никакой окаян с хвостом не перековырнёт.

Покшт: (ладонями касается родительских плеч) И мне заново слышится этот чудовищный ваш фатализм, унаследованный от Востока. Оберните же лица к морю. Гляньте ему в глаза. Не будьте вы морефобами, лелейте в себе морелюбов. Это потребует с вас большого упорного самосоздания и особливой проз ó рливости. Ничего уже в том не поделать. Наипервым из тех свершений, по моему глубокому представлению, должна бы стать оговорённая выше коровка, оставленная вплоть до лета с целью дальнейшего исполнения мясо-молочных работ. Это и есть моя такая проз ó рливость. Я душевно и компанейски привязан к нашенской коровёнке.

Пауза. Родители смотрят на Покшта, распростершего руки, с нескрываемым обожанием

Мать: (крестится) Преповедник!

Отец: (крестится) Матрос Божеской корабельки. А я-то язык хотел повыдёргивать. Божье слово унять. Свысока отношался. Вот ты каков есть, Казимир. Принижаю перед тобою колена (преклоняет колени). Вертай ты моё лицо в которую хочешь сторону. Обуздай нас, этаких непроз ó рливых, блудящих по окаянской тьме безо всякой нутряной освещённости.

Отец стоит на коленях, а мать облачает Покшта в сутану

Сцена

Сельский храм заполняется прихожанами. Покшт несмело взирает на них, ёрзает под новым своим одеянием, неловко себя ощущает в виду изрядной толпы

Святошка: (шёпотом) Клирик.

Прихожанин I: Молоденький.

Вероника: Сексуаленький.

Прихожанин I: Тсс, Вероника. Уже почти возвещает.

Святошка подаёт Покшту требник

Святошка: Начинайте (взмахивает обеими руками).

Прихожанин II звонит в колокольцы

Вероника: Уютненький.

Прихожанин I: Тсс, Вероника.

Долгая пауза. Покшт озирает аудиторию

Покшт: (вполголоса Святошке) А где орг á н?

Святошка: (полушёпотом) Уволили мы органиста. Пропойца он был. Вы уж нас побраните.

Покшт листает требник и захлопывает его

Покшт: (глубоко вдыхает, закрывает глаза и разражается речью) Любезные. Формалогически я говорить не стану. Начну с поруганий. Мне бросается прямо в глаза сразу ряд неустройств. Наипервейшим из них я полагаю непомерное опорожнение стопок. Чем более наш литовец, ведомый дурным инстинктом, вливает в себя пиянства, тем более низко он упадает в глазах у женства и дамства. Но женственный пол проявляет себя в супротивной ответности. Каковая усугубляет не только пьяниц, но и злостных табачных куряк. К тем двум неустройствам оне являют ещё и третье – половую развратность. Женщины нашей нации, ведомые подлым инстинктом сквозь пьяный угар и трубочную прокуренность, побуждают наших еле живых мужчин, а побудив охмуряют своими половыми пороками. Что в этот случай проделывают мужчины? Мужчины не видят зги. Они полупьяные и курн ы е. Всё за них исполняет павшая женская половинность. Каковым является качество у подобного полового действа? Никаковым. Это будет сплошь услужение гиблой похоти. Каковой в состоянии зародиться литовец от подобного полового действа? Неупотребный. Качества от него будет мало, Отчизне один урон. Лучше подобной женщине последовать к женскому доктору и за невеликую мзду продать ему эту свою брюхатость. Доктор знает работу. Погрузивши ладонь в половизну, он вытащит подобного соплемянника за одно его ухо и отправит на поселение в мусорку. Поскольку неважно, что народился, а он стал бы поганить Отечество. Он либо дебил, посрамитель священного имя Отчизны, либо заядлый вор при своём законе. Воровайством теперь пробавляется треть нашего населения. Опасаюсь, что их бедные матери вовремя не успели пройти к женскому доктору.

Вероника теряет сознание и падает на пол

Святошка: Вероника. Зовите доктора.

Прихожанин I: Тсс, очухивается девка.

Покшт: (невзирая на шум, делает новый глубокий вдох и продолжает) Таковое будет моё прорицание относительно вашей развратности. Но теперь об ином предмете. Вот вы органиста отчислили. Говорите, что жуткий пропойца. А другого нанять не торопитесь. Ждёте, что Божии ангелы станут для вас бряцать на орг á нах? И достойного хорового мастера тоже, небось, не имеете? Всякий поёт как ни попадя. Слыхал я подобное пение. Извиняйте меня за резкость, но больно уж вы, любезные, воете. Всякий ревёт как может необработанным голосом. Ведь Бог нам вложил песнопение, дабы почтили мы Его гимном и душу свою превысили. Но в рассуждении этого надобно выполнить песню мастеровито, с художеством. Она обязана течь не побоку, как речная извилина, в низменной горизонтальности. Она обязана вертикально вздыматься, како дым из трубы. Лишь таковая песенная направленность достигнет до задремавшего Господа, постановит нашенский дух и придаст нам инициативности. А вторичный этап – обращаемость ликом к морю. Обернём все стат ý лки, святые иконки и Господа Бога нашего в упомянутом направлении. Пусть небесное воинство первым из наших сограждан отрясёт летаргический сон. А вдогонку и сами мы обернёмся. Перестроим церквы, чтобы могли мы славить Господа нашего и в одночасье пребывать лицом к морю. Токмо в море я вижу литовца изрядного качества. Токмо там всенародный дух может всячески изливаться. Сотворим подобную благонародность, и сможем тогда умереть в сознании, что наша Отчизна да здравствует. Это вам утверждаю я – Казимир Покшт, с предоставленной мне трибуны. Неизменно рядом с чётками или нательным крестиком имейте настоящую вещь (достаёт компас). Компас посодействует вам ориентироваться по свету. Озаботьтесь чем более чаще взирать в направлении Запада. Восток есть недомогание, Запад – превозмогание, а в море плавает вся духовная мощность. Храбро с нею совокупляйтесь, и не страшитесь, что отстояние от неё непомерно. Таково моё слово, на том и покончу.

Пауза

Вероника: (вскрикивает) Браво!

Прихожанин I: Тсс, Вероника. Это ж Господня обитель.

Вероника: Ну такой неизгибаемый, такой эротический, я не могу.

Святошка: (взвизгивает) Декадант он. Заступник всякого радикальства! Гнать его напрочь, выскочку! Он обгадил покои Господа нашего.

Прихожанин I: Мистикёр!

Прихожанин II: Популиз!

Святошка: (воинственно) Так обчистим обитель Божию и одеяние слуги Божьего от декадантского тела!

Прихлынувшая толпа срывает с Покшта сутану и уносит её.

К потрясённому Покшту подходит Вероника

Вероника: Простите меня, декадант. Я чуть затронута мелким развратом, но хотела до вас обратиться, а мне позволительно будет носить указанный вами предмет?

Покшт: (грустно) Компас? На здоровие.

Вероника: Мне прямо беда, всю дорогу жуткое самомнение: которого парня выбрать. Который располагается от меня на Запад или который против меня на Восток, фасом к морю. Смеяться-то никому не заказано, а я вот брешу-брешу и никак не выберу. И что это вам приключилось? Вы такой зажигательный говорун. Вы плачете – и никак иначе!

Покшт: (в слезах) Народность меня не любит. Не вторит моим озарениям.

Вероника: А вы на худой-то конец утрудитесь женщину полюбить. С женщиной проще. Там, конечно, всё гораздо горизонтальнее, но зато большая приятность от подлежачего исполнения. Извиняйте меня, гулячую. Буквами не владею.

Покшт: Не бывает острее боли, чем когда народность тебя не любит. Не бывает сильнее грусти...

Вероника: Вы прямо насквозь исхудаете. Все глаза прослезите (прижимается, обнимает и гладит ему голову). А такой до сих пор молоденький, сексуаленький. Клирик вы мой, херувимчик, ну не могу. Разве народность вас так приласкает, разве так жарко обнимет? Народность только и может, что помрачает. И кому ж вы такой уродились, такой эротический декадант, что обобщаетесь только с народностью. Народность разве кого утешит. Только паскудные женщины одни утешать умеют. У вас вся жизнь спереди. Может, станете многие годы спустя наилучший любовник народности. А я тогда буду лежать на самом глубоком дне моря, народом туда опрокинута. Раз уже накопили такую любовность, вы её широко вручайте Отчизне, но сдачу вам поцелуями выплатят женщины. К нам оберните лицо. Мы заметно более верные, чем ваше хвалебное море. Бывайте благословенны. Руководитесь собственным компасом, верю, он возведёт вас на женщину бесподобного качества. Вот вам небольшой поцелуйчик от любящей вас Вероники (целует Покшта). Побегу, а не то разомлеюсь и позволю вам изготовить внесвадебного литовчика, а после доктор тащи его наружу клещами. Побегу.

Вероника убегает

Сцена

1926 год. Каунас. Студенческое общежитие. Саля сидит, опустив босые ноги в сосуд с водой. Пишет отзывы на стихи досаждающих ей графоманов

Саля: (пишет и тут же читает) Мир тебе, Дитя Треволнений. За стихи благодарствуй, но им у нас нет применения. Не оттуда должно исходить подобающее стихотворство. Не в ту духовную щель обмакивал ты перо своё (вкладывает письмо в конверт и берёт другой бумажный листок). Привет и тебе, Придорожная Пыль. И чем ты нас, друг, одарил? Ты это именуешь стихами? Откуда ты выудил столько уродливых слов? Или почтенному сочинителю данная брань представляется весьма эротичной? От подобной поэзии у женщины мокнут и набухают, как сам ты бесстыдно выразился, одни лишь траурные подглазья. Ибо это прискорбно – знать, что сиятельные мужи облапят, обслюнят и проглотят самую накрахмаленную любовь. Подозреваю любезного адресата в пристрастии к мерзкому Шопенгауэру, который также располагает женщину в ряду болезненных вожделений. Ты очень дурной человек, если такое вообразил о любви. Любовь созидается чувством, не сквернословием черни. Не смей нам больше ничего посылать (топает ножкой и обдаёт брызгами пол). Пшёл к черту, любезный. Пшёл к черту!

Входит Миля, завёрнутая в одеяло

Миля: Саля, ты когда будешь спать?

Саля: Миля, подружка моя! Как могу я заснуть, если во мне скопилась вся мировая печаль. Мне печально, сладко и горько. Хочу лететь, умирать, воскресать. Люблю Господа, Родину. Русских терпеть не могу. Они – волки севера, они страшные, но ещё страшнее поляки. Они растоптали Вильнюс, вырвали наше сердце. Знаешь, что я тебе скажу (зовёт её сесть и придвинуться ближе). Обмокни ноги в воду.

Миля: Саля...

Саля: Я решила быть словно Жанна. Словно Жанна из той Французии. Сяду на белого скакуна, чтобы отмстить, отмстить, отмстить непотребным полякам, отобрать у них Вильнюс, покуда не уязвят меня. Миля, разве я толстая?

Миля: Саля, что ты несёшь?

Саля: Поляки есть кровопийцы, змеюки, обвившие сердце. Они уязвят меня... в палец и я паду со своего скакуна, буду я в бездну падать недели, месяцы и века, всё глубже и глубже туда, где меня никто не отыщет. И тут Он меня обретёт.

Миля: Саля, кто это Он?

Саля: Я не знаю. Нé кто, кого я так полюблю (закрывает глаза). Я даже сейчас так люблю Его. Во мне пробудилась женщина, а куда её подевать, кому себя поручить, подобно букету белейших лилий? Всё бы Ему отдала, всю себя и тебя, Миля, никого мне не жалко. Но где Он – тот суженый? Женатый, премногодетный, священнослуживый – мне всё неважно. Только бы не поляк (внезапно мрачнеет). Миля, я попросила опустить ноги в воду.

Миля: Саля, но я не хочу.

Саля: Не хочешь, чтобы я была счастлива?

Миля: Хочу, только не знаю, как помогут этому мои ноги.

Саля: Миля, разве ты ничего не чувствуешь?

Миля: Ну – нет.

Саля: А я – чуткая. А Он – ещё чутче. В меня Всевышний вложил всю мировую чуткость, а в Него ещё столько же. И если бы он вот сейчас вошёл...

Миля: Саля, но кто его впустит. Третий час по полуночи. Это же девичье общежитие.

Саля: Суженые, вроде Него, обычно входят через окно.

Миля: Священник. Вдобавок женатый. Влезает к тебе в окно...

Саля: Я не знаю, когда и куда Он влезет. Быть может, Он уже стоит у дверей. Быть может, он только идёт по улице. Может быть, он вообще не родился. Может быть, он умирает в ужасающем лазарете в неимоверных корчах. Но, Миля, ежели Он взойдёт, а ты не упрячешь твои костлявые ноги в воду, Он учует запах твоих ступней. И тыкнет в меня перстом: вот какая ты, скажет, я всю мечтал мою жизнь принести тебе в жертву, а ты, оказывается, воняешь. Разве так поступают порядочные Жанны из той Французии?

Миля послушно опускает ноги в сосуд

Миля: Саля, ты пугаешь меня. С такой чуткостью ты покончишь дни жутким себяубийством.

Саля: Себяубийство – не выход. А дни мои с песней летят по жизни, они как слепое скакание Жанны, спешите меня обуздать, ибо я процвету для того, кто окажется первым. Миля, ты такая красивая, такая разумная, полюбят тебя и вонючую, потную, а я толстая, толстая, толстая, мне надо элиминировать все зловредные запахи, которыми выделяется женщина. Так желаю и так страшусь этой первой встречи. Так желаю, чтобы случилось несбыточное. Желаю цветов, скакуна желаю, хочу, чтобы где-нибудь сбоку стоял поляк, злобный такой, с мечом, и чтобы Он защитил меня от поляка. Чтобы море было кругом, а я на песчаной отмели пот омывала с ног. И он меня там обрёл бы. Сказал бы, Саля, влезай наконец в башмаки, хотя не такие они для меня зловредные – эти твои потливые стопы. И не такое терпели. Стисну зубы и выдержу. Абы только мы вместе. Миля, тебе приходилось когда-нибудь видеть море?

Миля: Ты, Саля, не шутишь? Я в самом деле красивая?

Саля: Миля, ты прямо сошла с холстов Микеля Ангела.

Миля: Мудрый, Саля, ты человек. Летим, спустя испытания, прямиком к Балтийскому морю.

Саля: Путинаса только что сдали.

Миля: Господи, мне он такой обаятельный!

Саля: А море совершенно секретное.

Миля: Господи, помоги (крестится)! Я и не думаю покушаться на мужчин твоей королевской рати. Лишь позволь мне тихонько его почитать, тайком его славить у алтаря твоих тенистых аллей.

Сцена

Саля и Миля у моря

Миля: Саля, так мы с тобой ну никогда не приблизимся к морю.

Саля: Миля, ты лучше лети одна. А я хочу медленно подойти. Хочу медленно увидеть его. Пасть на колени подобно Колумбу, который прозревает свою Америнку.

Миля: (видит море) Аaa...

Саля: (немного отстав от Мили и моря ещё не видя) Миля, какое оно?

Миля: Большое.

Саля: Наверное, ты ошиблась, подруга, это ещё не оно. Море большим не бывает.

Миля: Как не бывает, Саля?

Саля: Море бывает огромным, а большим – никогда.

Миля: Саля, оно всё голубое.

Саля восходит на дюну и видит море

Саля: Миля, это ещё не оно!

Миля: А кто же тогда, Саля? Как же?

Саля: Не то, о котором я грезила. Моё было мельче. Нет в человеке такого помысла, чтобы это объять (плачет).

Миля: Саля, ну ещё… оно великолепное.

Саля: Это слёзы радости. Мне хочется нагишом раздеться. Влететь в него, погрузиться, его полноте отдаться... Но тут мириады людей, и, вероятно, что в их сумятице – Он. Не хочу, чтобы он увидел меня такую. Толстую и ни про что не годную.

Миля: Саля, но ты нездорова.

Саля: Не следует так тривиально меня утешать. Летим же, подруга, туда, где пребудем лишь море и мы. Со стихией желательно соотнестись без побочных взглядов. А с Ним я лучше увижусь горестной городской зимой. Когда под грубой одеждой, подобно созревшему плоду, я скрою своё вредоносное тело. Поторопимся, Миля, отсюда.

Пройдя в укромное место, девушки переодеваются в купальные костюмы. Несмело бредут по морскому прибою. Испытав известное разочарование от холодной и волнистой воды, они готовятся выйти на берег.

На берегу стоит Покшт, но девушки его покуда не видят

Миля: (облизывает своё запястье) Саля, как солоно! Лизни, подруга, ладошку.

Саля: Я, Миля, не стану себя лизать. Объявляю бойкот своей плоти, такая она коварная. И пока она будет такая толстая, я к ней не касаюсь.

Девушки видят Покшта. Саля пугается и прячется за Милю

Саля: Миля, а он тут давно?

Миля: (Покшту) Давно ли тут уважаемый? Вы не глухой вдобавок? Нет ли желания чуточку оборотиться и не смущать добродетель в Сале?

Покшт: (кричит с берега) Не имейте меня в виду! Я стою лицом к морю.

Миля: Саля, а вдруг это Он?

Саля: Миля, откуда я знаю. Если Он, тогда следует говорить изо всей строгости. Покажи ему от меня, до чего я несгибаемая и непреложная.

Миля: Сале весьма неловко, что такой завидный мужчина в неё впирает свою пытливость.

Покшт: Я принципиальнейше полагаю стоять лицом к морю.

Миля: Я про это же самое. Уважаемый оголтело стоит лицом к Сале. А Сале, когда на неё так смотрят, кажется, будто она без всего.

Покшт: Категорически нежелательно, чтобы наша Литва из любезности сызнова отворотилась от моря.

Миля: Уважаемый так засекречен. Но мог бы и нас понять. Мы взираем на это дело с точки своего положения.

Покшт: В данном разе меня не волнует интерес вашего положения. Я склонен мыслить державно.

Миля: (С але) Ну, как тебе смотрится, это Он?

Саля: Миля, я так и не знаю. Подруга, втяни живот. Поскольку ежели это Он, то жутко несправедливо запоминать меня вместе с твоим пухлым животиком. Спроси, кого он тут ждёт?

Миля: Уважаемый ждёт кого-то? А может, наш друг это какой-нибудь пограничник, который призван с державным упорством глядеть на море? Уважаемый вызволит Салю в случае, если откуда бы ни возьмись из моря поляк?..

Покшт: Я в основном человек науки. Моя насущная цель – полностью оградить всю народность. Таковые одиночные акциденты меня чересчур не трогают.

Миля: (стучит зубами от холода) Саля, ну как, это Он? Я уже продрогла стоять в воде до пояса полуголая. Мне прямо воображается, будто мы, подруга, вдвоём русалки, а нас рыбак подловил. Плюём на него и уходим.

Саля: Миля, ещё не время.

Миля: Саля, ты слышала? Поодиночно ты его не волнуешь. Ты занимаешь его лишь комплексно, без отрыва от всей народности.

Саля: Миля, ты его не постигла. Это были потуги выразить нам, что подобный жестокий случай, вроде того твоего зверски взявшегося поляка, он пытается напрочь элиминировать за грани возможного. Миля, а он даже славный.

Миля: (Покшту) Уважаемый разве располагает каким-то маузером, что такая готовность нас защищать?

Покшт: (смеётся) Маузер? Нет. Вооруженье моё в основном это провидчества и всякого рода счисления.

Миля: И кого это вы примерно счисляете?

Покшт: Счислений имеется множество. Исчисляю, как применить усилия наших мускулов. Куда поместить ресурсы умственных разумений. Словом, сисхематически на бумажной листве тщусь безупречно располагать всю литовскую населённость. Привожу к порядку народную нашу хозяйственность. Исчисляю вместимость Отечества.