У стены

Застыла у стенки каталка

с откинутой бледной рукой,

" Ты здесь? " - еле слышно и жалко

тревожит приемный покой.

Старуха почти неживая,

ладонь положив на живот,

порою глаза открывая,

притихшего мужа зовёт.

" Я здесь." - ей старик отвечает

в каком-то дурном забытьи,

и всё головою качает,

смотря на калоши свои.

За жизнь устоялась привычка

смотреться в родные черты,

и тянется их перекличка

уже у последней черты.

Сползания к зябкому краю

не в силах одна перенесть,

и хочет сказать: " Умираю",

а всё окликает: " Ты есть? ".

В ИУДЕЕ

Под смутным солнцем с каждым часом

день пламенел всё горячей,

и мухи над багровым мясом

уже сменили свист бичей.

Уже на лавку с кровью липкой

ложится плавно тень дворца,

уже ты слабою улыбкой

сквозь боль касаешься отца.

Уже престол его нетленный

недалеко... Сквозь вопли те

в плевках последних путь согбенный,

и распрямленье на кресте.

ЛОСЬ

Я шел по просеке лесной,

привычно палки в снег втыкая,

и вырос вдруг передо мной

сохач, лыжню пересекая.

Исполнен гордости и сил,

прошёл суровыми шагами

и даже глаза не скосил

под величавыми рогами.

...Всё как-то быстро пронеслось.

Что ж было в жизни уходящей?

...И всё огромный этот лось

выходит из морозной чащи.

ПАХЕЛЬБЕЛЬ

От этих памятных земель

он в недалёкий путь пустился.

И снова Нюрнберг... Пахельбель

вернулся в город, где родился.

Органа нарастает гул,

и тянется среди распятий.

И снова Нюрнберг... Он вздохнул,

невольно вспомнив об утрате.

Наружный завершился круг:

пыль, переезды и заботы...

Ну, а свободны - только звук,

и ветер, разбросавший ноты.

СТАРАЯ КВАРТИРА

Поразбросаны листочки

здесь рассеянной рукой,

казематной одиночки

пол холодный и глухой.

Полумрак полуподвала,

захолустье чердака...

Всё же тучка ночевала

здесь прохладна и легка.

Как ты выжил в этом гаме,

в этом беге, в этой лжи?

В этой скачке вверх ногами

как ты победил, скажи?

ОСЕНЬ

Птица ли крыльями дразнит,

облако ль ровно плывёт,

осенью - всё неотвязней

в небе высоком полёт.

В дальнем заброшенном доме

нет ни друзей, ни обид,

всё, что любви невесомей,

в сердце отрадой сквозит.

Нежная синь небосвода,

воздух прохладный его...

Эти простор и свобода

всё же дороже всего!

ОСЕНЬ

Сырость, равнодушие и скука.

Пропасть одиночества мутна.

Бросишь камень - не услышишь звука,

всё летит - не достигая дна.

Хорошо, что всё ещё умею

оживлять упавшие листы;

уходя в пустынную аллею,

звуки извлекать из пустоты.

Так не снёс витающий над бездной

мёртвого безмолвия вокруг,

и в избытке воли бесполезной

создал мир- чтобы услышать звук.

Бросил вниз пылающее слово,

заглянул в зияющий проём

в ожиданьи отзвука живого,

и услышал... это был псалом.

ОСЕНЬЮ

Где бесшумно осенняя морось

Оседает в туман городской,

Всё изныло, и перемололось

В безысходной толкучке людской.

Только ветер от жизни остался,

Но его рассказать не могу;

И тоскую, как Павел из Тарса

На закатном морском берегу.

Тяжело к подступающей стуже

Утеплилась по горло Москва;

И летит в неглубокие лужи,

Засыпает столицу листва.

На забрызганном, чёрном асфальте,

Где с бензином смешалась вода,

Засыпайте меня, засыпайте –

Заносите меня навсегда.