Гла­ва 14 Про­дол­жать жить и дви­гать­ся даль­ше

Са­ма жизнь – луч­ший ле­карь.

Ка­рен Хор­ни, пси­хо­ана­литик

Лю­бовь и ра­бота – вот кра­еуголь­ные кам­ни на­шей че­ловеч­ности.

Зиг­мунд Фрейд, ос­но­ватель пси­хо­ана­лиза

На про­тяже­нии мно­гих лет уче­ные, изу­ча­ющие раз­ви­тие лич­ности, ве­дут ожив­ленные дис­куссии по по­воду то­го, ме­ня­ют­ся ли лю­ди пос­ле трид­ца­ти^[135]. Мно­гочис­ленные ис­сле­дова­ния по­каза­ли, что во­об­ще-то мы не ме­ня­ем­ся. Пос­ле трид­ца­ти на­ши мыс­ли, чувс­тва и пос­тупки не­веро­ят­но ус­той­чи­вы. Экс­тра­верт ос­та­ет­ся экс­тра­вер­том; че­ловек доб­ро­совес­тный – та­ким же доб­ро­совес­тным.

Тем не ме­нее в от­но­шении то­го, в ка­кой имен­но сте­пени лю­ди не ме­ня­ют­ся, су­щес­тву­ют раз­ногла­сия. Од­ни ис­сле­дова­тели ут­вер­жда­ют, что «за ис­клю­чени­ем слу­ча­ев вме­шатель­ства из­вне и тра­гичес­ких со­бытий, пос­ле трид­ца­ти лет лич­нос­тные ка­чес­тва ос­та­ют­ся, по су­щес­тву, не­из­менны­ми»^[136]. Дру­гие нас­тро­ены бо­лее оп­ти­мис­тично, ос­тавляя че­лове­ку шанс из­ме­нить­ся, хо­тя и нез­на­читель­но^[137]. Но не­зави­симо от то­го, мо­жем ли мы ме­нять­ся пос­ле трид­ца­ти хо­тя бы нем­но­го или нет, все учас­тни­ки дис­куссий приш­ли к вы­воду, о ко­тором кли­ничес­кие пси­холо­ги зна­ют уже дав­но: в воз­расте от двад­ца­ти до трид­ца­ти лет лич­ность че­лове­ка ме­ня­ет­ся в го­раз­до боль­шей сте­пени, чем в лю­бой пе­ри­од до или пос­ле.

Это очень важ­ный вы­вод, пос­коль­ку об­щепри­нятая точ­ка зре­ния гла­сит, что лич­нос­тные ка­чес­тва фор­ми­ру­ют­ся в детс­тве и юнос­ти. У и­езу­итов есть та­кой афо­ризм: «Дай­те мне ре­бен­ка до се­ми лет – и я сде­лаю из не­го че­лове­ка». Сог­ласно те­ории Фрей­да, раз­ви­тие лич­ности за­вер­ша­ет­ся в пе­ри­од по­лово­го соз­ре­вания. А в средс­твах мас­со­вой ин­форма­ции юность по­да­ет­ся как шанс стать но­вым че­лове­ком.

Кли­ничес­ким пси­холо­гам из­вес­тно, что из всех эта­пов жиз­ненно­го пу­ти воз­раст от двад­ца­ти до трид­ца­ти лет – луч­ший для то­го, что­бы из­ме­нить­ся. Мне при­ходи­лось ви­деть, как эти мо­лодые лю­ди пе­рехо­дят от со­ци­аль­ной тре­воги к со­ци­аль­ной уве­рен­ности или пре­одо­лева­ют пос­ледс­твия нес­час­тли­вого детс­тва за от­но­ситель­но ко­рот­кий про­межу­ток вре­мени. А пос­коль­ку та­кие из­ме­нения про­ис­хо­дят как раз в тот пе­ри­од, ког­да де­ла­ет­ся вы­бор в пла­не дол­госроч­ной карь­еры и от­но­шений, жизнь этих юно­шей и де­вушек мо­жет сло­жить­ся сов­сем по-дру­гому. В воз­расте от двад­ца­ти до трид­ца­ти лет че­ловек и его лич­ность боль­ше все­го го­товы к тран­сфор­ма­ции.

Од­нажды я бы­ла на­уч­ным ру­ково­дите­лем сту­ден­тки пси­холо­гичес­ко­го фа­куль­те­та, ко­торая за­яви­ла, что ей не нра­вит­ся ра­ботать с мо­лоды­ми людь­ми от двад­ца­ти до трид­ца­ти лет. Она по­яс­ни­ла это тем, что об­ща­ясь со стар­шим по­коле­ни­ем, чувс­тву­ет се­бя вра­чом, ос­матри­ва­ющим боль­ных, – как буд­то ее ра­бота зак­лю­ча­ет­ся в том, что­бы об­на­ружить сбой в жиз­ни че­лове­ка и най­ти ре­шение проб­ле­мы. Она счи­тала, что изу­ча­ет сво­его ро­да смер­тель­ные слу­чаи, вы­яв­ляя проб­ле­мы, при­водя­щие к раз­во­дам, не­уда­чам в карь­ере и дру­гим лич­ным тра­геди­ям.

Ког­да эта сту­ден­тка ра­бота­ла с двад­ца­ти-трид­ца­тилет­ни­ми, у нее воз­ни­кало боль­ше труд­ностей. Она бес­по­ко­илась о том, что мо­жет сде­лать их луч­ше или ху­же. Она го­вори­ла, что чувс­тву­ет, буд­то «на ко­ну сто­ит неч­то боль­шее». Воз­можно, она не по­нима­ла че­го-то в те­рапии лю­дей стар­ше­го воз­раста, но бы­ла пра­ва в од­ном: воз­раст от двад­ца­ти до трид­ца­ти – это не вре­мя для ана­лиза при­чин про­изо­шед­ше­го. Жизнь про­дол­жа­ет­ся. Еще не поз­дно что-то из­ме­нить.

Сэм уз­нал о раз­во­де ро­дите­лей в вос­кре­сенье ут­ром, за та­рел­кой хлопь­ев. В то вре­мя ему бы­ло две­над­цать, и че­рез две не­дели он со­бирал­ся на уче­бу в седь­мой класс.

Ма­ма объ­яс­ни­ла ему, что ку­пила дом на той же ули­це, и по­обе­щала, что он бу­дет жить, как и рань­ше, но толь­ко на два до­ма. Пы­та­ясь под­бодрить сы­на, она поп­ро­сила его по­мочь с пе­ре­ез­дом. Ей ка­залось, что ре­бен­ку его воз­раста дол­жно быть ин­те­рес­но пе­рево­зить ве­щи на те­леж­ке из од­но­го до­ма в дру­гой. Те­перь Сэм при­шел к та­кому горь­ко­му вы­воду: «Моя ма­ма слиш­ком вов­лекла ме­ня в про­цесс и поз­во­лила мне по­лучить от не­го слиш­ком боль­шое удо­воль­ствие». Он чувс­тво­вал се­бя об­ма­нутым.

Каж­дый из ро­дите­лей хо­тел быть частью жиз­ни Сэ­ма, по­это­му, ког­да на­чал­ся учеб­ный год, маль­чик че­рез день жил то в од­ном, то в дру­гом до­ме. Ут­ром он скла­дывал в рюк­зак те ве­щи и кни­ги, ко­торые мог­ли по­надо­бить­ся ему в этот день и часть сле­ду­юще­го. На­ут­ро он про­сыпал­ся и де­лал все это сно­ва. На про­тяже­нии шес­ти лет единс­твен­ное, что ос­та­валось в его жиз­ни не­из­менным, – это бес­по­кой­ство о том, что он что-то за­был, и злость из-за то­го, что ему при­ходит­ся ме­тать­ся ту­да-сю­да. По мне­нию Сэ­ма, «ду­рац­кий прин­цип “че­рез день” от­ве­чал ин­те­ресам ро­дите­лей, а не его». Для ро­дите­лей это был спо­соб от­ри­цать тот факт, что их жизнь дей­стви­тель­но из­ме­нилась, а об ос­таль­ных они не силь­но за­думы­вались, осо­бен­но о Сэ­ме.

Пос­ле мно­жес­тва се­ан­сов, на ко­торых мы с Сэ­мом об­сужда­ли раз­вод его ро­дите­лей, я по­чувс­тво­вала, что с ме­ня дос­та­точ­но. Иног­да мне хо­телось вос­клик­нуть: «Ну же, дви­гай­ся даль­ше!» Но это бы­ло бы слиш­ком без­жа­лос­тно с мо­ей сто­роны, осо­бен­но учи­тывая, что у Сэ­ма име­лось кое-что важ­ное, что он дол­жен был мне рас­ска­зать. По­раз­мышляв об этом, я по­няла, что мой по­рыв, ско­рее все­го, объ­яс­ня­ет­ся тем, что я не так уж мно­го знаю о ны­неш­ней жиз­ни Сэ­ма.

Сэм на­чал хо­дить на се­ан­сы пси­хоте­рапии по­тому, что с мо­мен­та раз­во­да ро­дите­лей он пос­то­ян­но ис­пы­тывал чувс­тво тре­воги и гне­ва. Он рас­счи­тывал, что со вре­менем ему ста­нет луч­ше, а я зна­ла, что на раз­го­ворах о прош­лом да­леко не у­едешь. Я ре­шила, что не­об­хо­димо нап­ра­вить на­ше с Сэ­мом вни­мание на его нас­то­ящее, с ко­торым, как ока­залось, у не­го то­же проб­ле­мы.

Каж­дый раз на се­анс Сэм при­ходил с рюк­за­ком. Там бы­ло нем­но­го одеж­ды и, мо­жет, да­же зуб­ная щет­ка, пос­коль­ку Сэм ни­ког­да не знал, где бу­дет но­чевать и где во­об­ще его дом. Он ска­зал, что жи­вет в пя­ти раз­ных мес­тах. Фор­маль­но он жил в до­ме ма­тери и от­чи­ма, но час­то но­чевал у дру­зей, осо­бен­но ес­ли пос­ле ве­черин­ки бы­ло про­ще ос­тать­ся в том рай­оне го­рода.

Ре­зюме Сэ­ма бы­ло та­ким же не­упо­рядо­чен­ным, как и его жизнь с но­чев­ка­ми в раз­ных мес­тах. Пос­ле окон­ча­ния кол­леджа он ме­нял ра­боту поч­ти еже­год­но. В тот пе­ри­од, ког­да Сэм хо­дил ко мне на се­ан­сы, он был «без­за­бот­ным без­ра­бот­ным». Пред­по­лага­лось, что он дол­жен по­лучать удо­воль­ствие от жиз­ни, жи­вя на по­собие по без­ра­боти­це. Од­на­ко его су­щес­тво­вание ста­нови­лось все ме­нее без­за­бот­ным. Сэм жа­ловал­ся на жизнь «без оп­ре­делен­ной ра­боты». Ему боль­ше не нра­вилось хо­дить на ве­черин­ки, как рань­ше. Он с та­ким вол­не­ни­ем ждал воп­ро­са «Чем ты за­нима­ешь­ся?», что вы­пивал па­ру глот­ков ли­кера, преж­де чем вый­ти из до­ма в пят­ни­цу или суб­бо­ту ве­чером. Ког­да на ве­черин­ках за­ходил раз­го­вор о ра­боте, Сэм сму­щал­ся и ухо­дил вы­пить что-ни­будь пок­репче.

– Это стран­но, – приз­нался Сэм. – Чем стар­ше я ста­нов­люсь, тем мень­ше чувс­твую се­бя взрос­лым че­лове­ком.

– Не уве­рена, что ты да­ешь се­бе шанс по­чувс­тво­вать се­бя взрос­лым, – выс­ка­зала я свои сом­не­ния.

Нас­коль­ко я зна­ла, Сэм по-преж­не­му жил как бро­дяга. Пос­то­ян­но ме­няя мес­та ра­боты и про­жива­ния, он про­дол­жал жить по то­му же прин­ци­пу «че­рез день», что и в детс­тве, хо­тя ему уже бы­ло двад­цать с лиш­ним лет. Так что не­уди­витель­но, что он ис­пы­тывал та­кие чувс­тва, как тре­вога и гнев, и не ощу­щал се­бя взрос­лым че­лове­ком.

Я ска­зала Сэ­му, что он пра­виль­но сде­лал, при­дя на се­ан­сы пси­хоте­рапии. Бы­ло впол­не ра­зум­но пот­ра­тить ка­кое-то вре­мя на об­сужде­ние раз­во­да его ро­дите­лей, а так­же то­го, как это зас­та­вило его ски­тать­ся с мес­та на мес­то с рюк­за­ком на пле­чах. Но я ска­зала Сэ­му, что ему боль­ше не нуж­но так де­лать и что чем доль­ше он бу­дет вес­ти та­кой об­раз жиз­ни, тем доль­ше бу­дет ис­пы­тывать те же чувс­тва, что и рань­ше.

– Все со­вер­шенно без­на­деж­но. Я не мо­гу из­ме­нить­ся, – по­жало­вал­ся он мне од­нажды, упи­ра­ясь лок­тя­ми в ко­лени и по­чесы­вая го­лову так, буд­то толь­ко что сде­лал ко­рот­кую стриж­ку. – Мне нуж­на транс­план­та­ция моз­га.

– Твой мозг дей­стви­тель­но при­вык дей­ство­вать оп­ре­делен­ным спо­собом. Но я счи­таю, что ты да­леко не без­на­дежен. Я знаю, что ты еще мно­гое мо­жешь из­ме­нить.

– По­чему? – спро­сил Сэм с бес­по­мощ­ным сар­казмом, скры­ва­ющим тре­вогу и гнев.

– По­тому что те­бе по­шел тре­тий де­сяток. Твой мозг мо­жет из­ме­нить­ся. Твоя лич­ность мо­жет из­ме­нить­ся.

– Но как? – с не­до­уме­ни­ем спро­сил он, на этот раз ско­рее с лю­бопытс­твом, чем со скеп­си­сом.

– Транс­план­та­ция моз­га, о ко­торой ты го­воришь, про­изой­дет у те­бя бла­года­ря транс­план­та­ции жиз­ни. Став частью это­го ми­ра, ты по­чувс­тву­ешь се­бя го­раз­до луч­ше.

Мы с Сэ­мом по­гово­рили об ис­сле­дова­нии Pew Research Center, по ре­зуль­та­там ко­торо­го бы­ли сде­ланы вы­воды, про­тиво­полож­ные то­му, в чем нас пы­та­ют­ся убе­дить филь­мы и бло­ги: те мо­лодые лю­ди от двад­ца­ти до трид­ца­ти лет, у ко­го есть ра­бота, бо­лее счас­тли­вы по срав­не­нию с те­ми, у ко­го ее нет^[138]. Я по­реко­мен­до­вала Сэ­му, что­бы по­мимо по­сеще­ния се­ан­сов пси­хоте­рапии он на­шел ра­боту и мес­то для пос­то­ян­но­го про­жива­ния. Пос­ле этих слов скеп­ти­цизм быс­тро вер­нулся, а Сэм ска­зал, что скуч­ная ра­бота толь­ко усу­губит си­ту­ацию, а от­ветс­твен­ность за квар­ти­ру при­бавит ему лиш­ней го­лов­ной бо­ли. А еще он за­явил, что ста­биль­ная ра­бота и квар­ти­ра, о ко­торой он дол­жен за­ботить­ся, – это пос­леднее, что ему нуж­но.

Сэм был неп­рав.

Мно­гочис­ленные ис­сле­дова­ния, ко­торые про­води­лись в раз­ных стра­нах ми­ра, го­ворят о том, что в воз­расте от двад­ца­ти до трид­ца­ти лет жить ста­новит­ся лег­че^[139]. Мы ста­новим­ся эмо­ци­ональ­но ус­той­чи­вее и не так бо­лез­ненно пе­рено­сим прев­ратнос­ти судь­бы. Мы ста­новим­ся бо­лее от­ветс­твен­ны­ми и со­ци­аль­но гра­мот­ны­ми. Мы охот­нее при­нима­ем жизнь та­кой, ка­кая она есть, и го­товы сот­рудни­чать с дру­гими людь­ми. В це­лом мы прев­ра­ща­ем­ся в лю­дей, бо­лее до­воль­ных жизнью и уве­рен­ных в се­бе, а так­же мень­ше ис­пы­тыва­ем, как ска­зал Сэм, чувс­тво тре­воги и гне­ва. Од­на­ко та­кие из­ме­нения про­ис­хо­дят не с каж­дым че­лове­ком. Сэм не мог прос­то ждать, что ему ста­нет луч­ше, и даль­ше ски­та­ясь с рюк­за­ком на спи­не.

По ут­вер­жде­нию пси­холо­гов, в воз­расте от двад­ца­ти до трид­ца­ти лет по­ложи­тель­ные из­ме­нения лич­ности про­ис­хо­дят бла­года­ря спо­соб­ности «про­дол­жать жить и дви­гать­ся даль­ше». По­пыт­ки из­бе­жать взрос­лой жиз­ни не по­могут по­чувс­тво­вать се­бя луч­ше; это мо­жет про­изой­ти толь­ко бла­года­ря ин­вести­ци­ям во взрос­лую жизнь^[140]. Двад­цать с лиш­ним лет – это пе­ри­од, ког­да мы пе­рехо­дим от уче­бы к ра­боте, от слу­чай­ных свя­зей к нас­то­ящим от­но­шени­ям или, как в слу­чае Сэ­ма, от но­чевок на чу­жих ди­ванах к сво­ей квар­ти­ре. Боль­шинс­тво по­доб­ных пе­ремен тре­бу­ет, что­бы мы взя­ли на се­бя взрос­лые обя­затель­ства (пе­ред ру­ково­дите­лями, пар­тне­рами, арен­до­дате­лями, со­седя­ми по ком­на­те). Эти обя­затель­ства ко­рен­ным об­ра­зом ме­ня­ют как на­ше по­ложе­ние в об­щес­тве, так и то, кто мы есть на са­мом де­ле.

Ин­вести­ции в лю­бовь и ра­боту за­пус­ка­ют про­цесс соз­ре­вания лич­ности. Ста­тус сот­рудни­ка ком­па­нии или ус­пешно­го пар­тне­ра спо­собс­тву­ет ее тран­сфор­ма­ции, а пос­то­ян­ное про­жива­ние на од­ном мес­те по­мога­ет вес­ти бо­лее раз­ме­рен­ный об­раз жиз­ни. Нап­ро­тив, юно­ши и де­вуш­ки двад­ца­ти с лиш­ним лет, ко­торые не стре­мят­ся жить пол­ной жизнью и дви­гать­ся даль­ше, ис­пы­тыва­ют та­кие чувс­тва, как по­дав­ленность, гнев и от­чужден­ность^[141].

Су­щес­тву­ет мно­жес­тво спо­собов взять на се­бя та­кие обя­затель­ства пе­ред ок­ру­жа­ющим ми­ром. В двад­цать с лиш­ним лет по­рой при­ходит­ся ми­рить­ся с тем, что оз­на­ча­ет быть ос­те­пенив­шимся или ус­пешным. Боль­шая лю­бовь или ра­бота, ко­торой вы бу­дете гор­дить­ся, – та­кая цель мо­жет по­казать­ся труд­но­дос­ти­жимой, но мы ста­новим­ся счас­тли­вее, прос­то дви­га­ясь в этом нап­равле­нии. Мо­лодым лю­дям пос­ле двад­ца­ти, ко­торые до­бива­ют­ся пусть нез­на­читель­ных, но ус­пе­хов в ра­боте или бо­лее-ме­нее ус­той­чи­вого фи­нан­со­вого по­ложе­ния, в боль­шей сте­пени свой­ствен­ны та­кие ка­чес­тва, как уве­рен­ность в се­бе, по­зитив­ный нас­трой и от­ветс­твен­ность.

Уже са­мо на­личие це­лей спо­соб­но сде­лать нас счас­тли­вее и уве­рен­нее в се­бе – как сей­час, так и впос­ледс­твии^[142]. Во вре­мя од­но­го из ис­сле­дова­ний, объ­ек­том ко­торо­го ста­ли мо­лодые лю­ди с мо­мен­та окон­ча­ния кол­леджа и до трид­ца­ти с лиш­ним лет, бы­ло ус­та­нов­ле­но, что ак­тивная пос­та­нов­ка це­лей в воз­расте от двад­ца­ти до трид­ца­ти лет спо­собс­тву­ет по­выше­нию це­ле­ус­трем­леннос­ти, мас­терс­тва, уме­ния дей­ство­вать и бла­госос­то­яния в воз­расте от трид­ца­ти до со­рока лет^[143]. На­ши це­ли по­казы­ва­ют, кто мы есть и кем хо­тим стать. Они го­ворят о том, как мы ор­га­низу­ем свою жизнь. Це­ли на­зыва­ют струк­турны­ми эле­мен­та­ми лич­ности взрос­ло­го че­лове­ка, по­это­му сто­ит об­ра­тить осо­бое вни­мание на сле­ду­ющее: це­ли, ко­торые вы ста­вите пе­ред со­бой сей­час, оп­ре­деля­ют то, кем вы бу­дете в воз­расте от трид­ца­ти до со­рока лет и стар­ше^[144].

Обя­затель­ства пе­ред дру­гими людь­ми вне ра­боты то­же спо­собс­тву­ют пе­реме­нам и бла­гопо­лучию. По ре­зуль­та­там ис­сле­дова­ний, ко­торые про­води­лись в США и Ев­ро­пе, бы­ло ус­та­нов­ле­но, что фор­ми­рова­ние ус­той­чи­вых от­но­шений по­мога­ет мо­лодым лю­дям двад­ца­ти с лиш­ним лет чувс­тво­вать се­бя уве­рен­нее и от­ветс­твен­нее, не­зави­симо от то­го, бу­дут ли эти от­но­шения раз­ви­вать­ся или нет^[145]. Ус­той­чи­вые от­но­шения сни­жа­ют уро­вень со­ци­аль­ной тре­воги и по­дав­леннос­ти, пос­коль­ку поз­во­ля­ют нам чувс­тво­вать се­бя ме­нее оди­ноки­ми и да­ют воз­можность от­ра­ботать на­выки меж­личнос­тно­го об­ще­ния. Мы учим­ся уп­равлять эмо­ци­ями и ре­шать кон­флик­ты. От­но­шения с воз­люблен­ны­ми по­мога­ют нам най­ти но­вые спо­собы под­го­товить­ся к жиз­ни в ми­ре взрос­лых. А в те дни, ког­да нам ста­новит­ся дей­стви­тель­но труд­но пе­режить про­ис­хо­дящее, они мо­гут стать ис­точни­ком уве­рен­ности и бо­лее на­деж­ным убе­жищем, чем то, ко­торое мы мо­жем най­ти у сво­их ро­дите­лей^[146].

Хо­тя средс­тва мас­со­вой ин­форма­ции пре­воз­но­сят хо­лос­тяцкую жизнь, на са­мом де­ле ма­ло при­ят­но­го в том, что­бы ос­тать­ся од­но­му в двад­цать с лиш­ним лет. В хо­де ис­сле­дова­ния, в рам­ках ко­торо­го ана­лизи­рова­лась жизнь мо­лодых лю­дей в пе­ри­од от нем­но­гим бо­лее двад­ца­ти до поч­ти трид­ца­ти лет, вы­яс­ни­лось, что 80 про­цен­тов оди­ночек (юно­шей и де­вушек, ко­торые хо­дили на сви­дания и за­води­ли слу­чай­ные свя­зи, но не бра­ли на се­бя серь­ез­ных обя­затель­ств) не­доволь­ны та­кой жизнью и толь­ко 10 про­цен­тов дей­стви­тель­но не хо­тят иметь пар­тне­ров. Пос­то­ян­ное от­сутс­твие па­ры спо­соб­но гу­битель­но ска­зать­ся на жиз­ни муж­чин, пос­коль­ку у тех, кто ве­дет оди­нокий об­раз жиз­ни в двад­цать с лиш­ним лет, к трид­ца­ти го­дам су­щес­твен­но па­да­ет са­мо­оцен­ка.

Сэм по­нимал все на­обо­рот. Он счи­тал, что не мо­жет стать частью ок­ру­жа­юще­го ми­ра, по­ка не по­чувс­тву­ет се­бя взрос­лым че­лове­ком, но на са­мом де­ле нель­зя по­чувс­тво­вать се­бя взрос­лым, не при­об­щившись к их ми­ру. Сэ­му ка­залось, что ре­аль­ный мир лишь усу­губит его проб­ле­мы, но для то­го что­бы из­ба­вить­ся от чувс­тва тре­воги и гне­ва в двад­цать или да­же в трид­цать с лиш­ним лет, су­щес­тво­вал толь­ко один на­деж­ный спо­соб: пос­та­вить це­ли и взять на се­бя оп­ре­делен­ные обя­затель­ства.

Сэм за­нял­ся по­ис­ком квар­ти­ры. До это­го он сни­мал их на неп­ро­дол­жи­тель­ный пе­ри­од. На про­тяже­нии нес­коль­ких ме­сяцев он чувс­тво­вал се­бя спо­кой­нее, но за­тем сно­ва на­чинал со­бирать рюк­зак. Сэм не ви­дел ни­какой не­об­хо­димос­ти в на­личии пос­то­ян­но­го мес­та жи­тель­ства, по­ка не осоз­нал, что боль­ше все­го на све­те хо­чет за­вес­ти со­баку.

Сэ­му бы­ло стыд­но, ког­да он приз­нался, что до раз­во­да ро­дите­лей у не­го бы­ла со­бака. Но пос­ле раз­во­да ста­ло не сов­сем по­нят­но, кто дол­жен о ней за­ботить­ся, и в ито­ге со­бака ос­та­лась без прис­мотра. Вско­ре ее ку­да-то от­да­ли. Сэм ви­нил в этом се­бя. Я по­пыта­лась за­верить его, что слу­чив­ше­еся с со­бакой – это ви­на не его, а его ро­дите­лей. По ли­цу Сэ­ма бы­ло вид­но, что ему очень боль­но го­ворить об этом.

Ког­да Сэм на­шел квар­ти­ру и ку­пил со­баку, он вер­нулся к жиз­ни. Не­об­хо­димость уха­живать за ней и вы­гули­вать при­дала жиз­ни Сэ­ма тот ритм, ко­торо­го в ней не хва­тало. Во вре­мя се­ан­сов он рас­ска­зывал за­бав­ные ис­то­рии о сво­ей со­баке и по­казы­вал фо­тог­ра­фии. Я ви­дела, как его лич­ность и жизнь ме­ня­ют­ся пря­мо на гла­зах. Сэм на­чал вы­гули­вать со­бак за день­ги. Он ра­ботал по­мощ­ни­ком инс­трук­то­ра по дрес­си­ров­ке со­бак. Вско­ре он на­копил дос­та­точ­но средств, что­бы от­крыть не­боль­шой биз­нес – служ­бу прис­мотра за со­бака­ми под наз­ва­ни­ем Dog Days. По сло­вам Сэ­ма, это был его шанс сде­лать все ина­че.

Вско­ре пос­ле то­го как служ­ба Dog Days на­чала ра­боту, Сэм прек­ра­тил по­сещать се­ан­сы пси­хоте­рапии. Ра­бота от­ни­мала мно­го вре­мени, и ему ста­ло труд­но встре­чать­ся со мной ре­гуляр­но. Че­рез па­ру лет Сэм на­писал мне элек­трон­ное пись­мо, в ко­тором го­вори­лось, что он чувс­тву­ет се­бя го­раз­до счас­тли­вее и уве­рен­нее. Он жил в той же квар­ти­ре, что и рань­ше, арен­до­вал боль­шой склад для Dog Days и сос­та­вил биз­нес-план, в ко­тором пре­дус­матри­вал­ся пе­ре­езд в бо­лее прос­торное по­меще­ние на дру­гом кон­це го­рода. У Сэ­ма бы­ли серь­ез­ные от­но­шения с де­вуш­кой, и на доб­ро­воль­ных на­чалах он за­нимал­ся вос­пи­тани­ем со­бак-по­воды­рей.

Сэм пи­сал, что еще не го­тов же­нить­ся, но уже ча­ще за­думы­ва­ет­ся о том, что­бы стать от­цом. Он так дол­го злил­ся на ро­дите­лей (и так дол­го поз­во­лял им за­ботить­ся о се­бе), что упус­тил из ви­ду один важ­ный мо­мент: за­бота о ком-то – од­но из его са­мых силь­ных ка­честв. Сэм умел за­ботить­ся о дру­гих, а это, в свою оче­редь, по­мога­ло ему чувс­тво­вать се­бя луч­ше. Он знал, что от­цовс­тво – имен­но то, что ему не хо­телось бы упус­тить.