Разговор по душам

***
В этом мире стало просто не скрыться, не побыть наедине с собой, не послать всех на хуй. Первый звонок на мобильный раздался уже через пятнадцать минут после побега, как раз перед МКАД. Белкин сдуру ответил и услышал обеспокоенное железновское: «Ник, ты где?». Он сразу нажал кнопку отбоя и кинул телефон на соседнее кресло.
Звонок раздался снова. И снова. И снова.
- Танец злобного гения, на страницах произведения… - начал подпевать Белкин, в двадцатый раз слушая одну и ту же мелодию «КиШа», стоявшую как сигнал вызова. Потом вдруг потянулся к телефону рукой и выключил звук. Может и с этой группой пора заканчивать? Ее уже не существует, не существует любви, которая с неё начиналась. В холодном ночном городе с серым снегом на обочинах, с серыми машинами, с серыми домами, серыми людьми кажется, что уже ничего не существует. Кроме серости душ, сердец уже ничего не существует.
Но нет, он не такой. Его сердце пылает. Ему хочется жить. Любить, быть счастливым.
И «Король и шут» ему по-прежнему нравился. Любимая музыка успокаивала и придавала сил бороться против всего мира.
Пусть Железнов звонит, хоть обзвонится.
Белкин хотел занести его номер в чёрный список, но быстро передумал: то, что Джонни в своём особняке рвёт и мечет, его забавляло. Пусть теперь изнасилует своего ненаглядного Рому за то, что ослушался приказа, и потому что из-за него упустил такого драгоценного парня.

Звонки прекратились, когда Белкин уже завидел свой дом – темную громаду на фоне темного неба и других таких же громадин с редкими пятнышками жёлтых окон. Он поспешил въехать во двор, бросил джип на замёрзшем газоне за неимением другого места, поднялся в квартиру. Закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной, в изнеможении опустил веки. Как же он устал. Опустошён, что не найти ни грамма эмоций. Разбит и раздавлен, и выражения «проехали катком» для описания его нынешнего состояния ничтожно мало.
Ник с трудом, отодрал себя от ставшей такой удобной и мягкой двери, повёл себя на кухню, напоил молоком прямо из горлышка картонной коробки, а потом – в ванную, чтобы согреть окоченевшие ноги. Убегая из Костиного имения он ощущал в себе второе дыхание, прилив сил, теперь же весь выдохся и едва не плакал.
Лежать в горячей воде под шапкой из густой белой пены, пахнущей жасмином, было, наверно, не совсем умно из-за полученных травм, но телу требовалось расслабиться, дать поласкать себя нежным пузырькам, отдохнуть, пока его хозяин не вытворил еще какую-нибудь штуку.
Ник ничего и не собирался вытворять, благо наречённая супруга свалила к маме, и Артёмка будет хныкать у них над ухом. При всей нежности к сыну, Белкин любил ночи в тишине и без надоевшей жены под боком.
Он пренебрёг благоразумием, лениво снял одежду, кинул ее в стиральную машину и влез в горячую воду. От перепада температур по коже сразу пробежали мурашки, тело согревалось. Ник надеялся, что эта процедура убережет его от простуды.
Немного насладившись томным бездействием, он взял мочалку, гель для душа, потёр плечи и шею, спустился мыльной дорожкой по груди и животу к паху, тщательно вымыл член и мошонку от засохших следов спермы. Хотел поласкать себя, но прикосновение рукой отозвалось неприятными воспоминаниями. Хватит, сегодня уже кончал.
Белкин бросил всякие манипуляции, опустил голову на бортик ванны, уставился в яркую точку лампочки на потолке. Почувствовал, как против воли накатывает уныние. Костя, которого он не смотря ни на какие разногласия боготворил, признался ему в любви, попросил вернуться. Ну почему этого нельзя было сделать без изнасилования? Что, он бы ему не отдался по собственному желанию? Еще как бы отдался! Даже без нежности и внимания бы обошёлся, только бы Костя всё сделал осторожно, ведь он же знал, скотина, что его задница уже год никого не принимала.

Николай запретил себе больше об этом думать. Железнова исправит только могила или его категоричный отказ.
Он наскоро домылся, вылез из воды, обтёрся полотенцем, сосредоточившись на его мягкости и способности быстро впитывать влагу, поискал этикетку, чтобы посмотреть, из чего оно сделано – думать о чём угодно, кроме любимого мудака-бывшего.
В дверь позвонили. Ник удивлённо поднял голову, но через мгновенье догадался, кто пожаловал среди ночи. Костя собственной персоной. Либо шестёрку свою прислал.
У Белкина забилось сердечко. Событие было из ряда вон. А он-то уже настроился на крепкий сон и полное отключение от сегодняшнего изнасилования и признания.
Однако, после двадцати семи пропущенных можно было ожидать личного визита господина Меня-нельзя-кинуть-через-хуй-безнаказанно.
Звонок повторился. Настойчиво, долго. Конечно, незваный гость знал, что он дома: видел с улицы горящий в окнах свет. Ничего, потопчется у порога. Пока соседи ментов не вызовут.
Ник повесил полотенце на крючок, вышел из ванной и с внутренним трепетом в груди, но всё же нарочито не торопясь, пошел в спальню, надел взятые из шифоньера боксы, затем, подумав, еще рубашку с коротким рукавом, застегнулся на все, кроме верхней, пуговицы.
Постоял еще несколько минут, слушая размеренные, одинаковой продолжительности звонки. Потом пошёл открывать. При ходьбе промежность отзывалась режущей болью.

В глазок он увидел стоявшего на площадке с незажженной сигаретой в зубах Железнова, давящего на кнопку звонка. На нем было короткое чёрное кашемировое пальто. Душа сжалась в комок. Но вместе с тоской там было намешано злорадство и торжество. Пришел. Теперь Константин Евгеньевич сам бегает за своим учеником.
- Уходи, - проговорил он сквозь металлическую преграду. – Я не впущу тебя.
- Ник, - Костя перестал звонить. – Ник, открой. Ник, я тебе вещи привёз. Заберёшь и всё, я уеду.
- Зря старался, - буркнул Белкин, поворачивая рычажок замка и толкая дверь от себя. Вещи ему были нужны, чтобы уже через три с половиной часа отправляться в офис на грёбанную преддипломную практику. Хуже всего было от гадского осознания, что он хочет видеть Железнова и страдашки на его лице. Хотя, о чём это вы? Страданье – это не про Костю. Он всегда и во всём прав.
- Привет, - сказал Константин, махнув вытащенной изо рта сигаретой. – У вас тут курить можно?
- Виделись, - Белкин остался на пороге, в подъезде было прохладно – градусов двенадцать. – Вещи где?
- Да вот они, - Костя кивнул в пространство за дверью. – Ты чего сбежал? Босиком? Раздетый? Совсем сдурел?
- А ты мной не командуй. Ты мне никто.
- Я всё-таки закурю? – Железнов чиркнул зажигалкой и с удовлетворением затянулся, придерживая «Лаки Страйк» только губами. У Ника озноб по коже побежал от этого действа. Да от всего сразу – от холода, от дыма и от подступающей простуды.
- Подай мои вещи, - самому Белкину на площадку выходить не хотелось. – Мне некогда смотреть, как ты травишься. Я замёрз.
- Хочешь, я тебя согрею? – Железнов выпустил струйку дыма, облизал губы, бесцеремонно пялясь на стройные голые ножки.
- Знаешь, что? Иди-ка ты на хуй.
Белкин отошел на шаг, сунул ноги в домашние тапочки и вышел из квартиры, завернул за дверь, нагнулся за двумя объемными пакетами – с курткой и с ботинками, и был поднят и припечатан щекой и животом к холодной крашеной стене.

Железнов прижал его собой полностью, упираясь руками в стену, зарылся носом во влажный шелк волос, украдкой поцеловал шею.
- Я люблю тебя…
- Отвали, - процедил Ник. – Немедленно.
Он оттолкнулся от стены и чуть сдвинул Костю назад, но добился лишь того, что был повернут на сто восемьдесят градусов и теперь стоял вплотную к стене спиной с поднятыми, удерживаемыми за запястья руками. Тлеющий окурок находился в опасной близости от его мизинца.
Если бы соседи подглядывали, они бы решили, что назревает драка, а не секс.
- Я люблю тебя, Ник, - Константин смотрел в глаза. - Я не отстану, пока ты это не осознаешь.
- Думаешь, я не справлюсь с тобой? Отпусти по-хорошему.
Здесь, в самом обычном подъезде, в белом свете единственной электрической лампочки, Николаю всё казалось искусственным и ненатуральным – слова, жесты, даже они сами. Их встреча, беседа больше походили на ленивый сон, когда уже сознаёшь, что не спишь, но никак не можешь проснуться, а надоедливый, ненастоящий диалог всё тянется, тянется…
- Ладно, не скули, - Железнов отодвинулся, сунул бычок в рот, прищурился. – Нам надо поговорить. Спокойно. Без цинизма и сарказма.
- О чём? – Белкин сложил руки на груди – принимая и защитную позу, и согреваясь от холода. Он устал, хотел есть и спать, но ему было необходимо хоть раз в жизни услышать от Кости оправдания. Ради такого можно было пересилить потребности разваливающегося на кусочки организма.
- Ник, я сейчас уйду, и ты будешь корить себя всю оставшуюся жизнь…
- Ты однажды ушёл. Ты говорил, что никогда не бросишь меня, будешь любить моего ребёнка, а сам кинул меня, опозорил на свадьбе, да много ещё всякой хуйни сделал, а теперь заявляешься и говоришь, что любишь? Да мне по херу на твою любовь. Люби сколько влезет.
- Ник, - Железнов опять взмахнул рукой, будто собираясь поймать за запястье, но сдержался, - я расскажу тебе всё по порядку.
- Ты не понимаешь? Мне по херу, - Ник безбожно врал, не желая сдавать позиций.
Константин оглянулся, ища куда бы сунуть окурок, но ничего подходящего не нашел – никто из жильцов здесь не курил. Тогда он загасил его о подошву своего ботинка и сунул назад в пачку, а пачку в карман. Белкина бесила эта его показушная педантичность и чистоплотность. Хотя когда-то он с нее брал пример.

Константин прислонился спиной к перилам, поправил волосы – такие же длинные и мягкие, как раньше, только теперь Железнов не носил чёлку. Вырос из этого возраста.
- Ник, у меня свои филиалы в Мельбурне, Бостоне, Сантьяго и Веллингтоне. Пока они только развиваются, но приносят стабильный доход.
- Я рад за тебя.
- Ты можешь послушать?! Проект этот я задумывал еще в Париже, а приступил к его осуществлению, когда ты взял тайм-аут. Я собирал команду…
- Команду? – Нику стало горько, что в команду не включили его, вообще о проекте не сообщили.
- Да, я прощупывал еще Лиссабон, Мадрид, Париж и Вену, но там ничего конкретного не получилось. И бог с ними, мне и тех четырех с лихвой… Но не об этом, Ник, не об этом… Я хотел, чтобы это был наш с тобой собственный бизнес.
- Наш?
- Помнишь ту тусовку в «БРИ», когда я просил тебя вернуться? Когда ты сообщил мне, что вы с Юлей ждете ребёнка?
- Помню, - буркнул Ник, мрачнея, как же ему не помнить?
- Как подарок к воссоединению я подготовил документы, делающие тебя совладельцем фирмы «КостяНика».
- Вот так вот, в женском роде? - на самом деле Белкин был потрясен новостью.
- Ты придираешься? В женском, да. Я хотел сделать тебе сюрприз, только… твой сюрприз вышел лучше.
- И что? Ребёнок! Не ты ли толкал меня на Юльку и говорил, что примешь моего ребенка?
- Говорил. Я ничего не имею против твоей жены и ребёнка.
- Тогда почему ты ушёл? – Ник уже орал, выплёскивая эмоции. – Уехал в свою ёбаную Австралию? Кинул меня сначала на полгода, а потом еще на год? Ты унизил меня перед всеми! Перед моими родителями! Юлька чуть не потеряла ребенка! Да мне насрать на твой бизнес и твои чувства!

Дверь соседней квартиры приоткрылась, из нее высунулась женщина в ночной рубашке, оглядела обоих.
- Убирайтесь отсюда, гопота, или я сейчас милицию вызову.
- Простите за беспокойство, - поспешил сказать Железнов, - мы уже расходимся.
Дверь захлопнулась. Парни остались стоять на месте, только Ник отодвинулся от стены, стал ровно.
- Уходи, мне не нужны неприятности.
- Может, оденешься и выйдем на улицу? – проигнорировал его замечание Константин. – Или пригласишь меня в квартиру. Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь.
- Какой же ты лицемер, Костя. После всей хуйни, что ты мне сделал, ты заявляешься и просишь вернуться? Я от тебя не уходил. Женился я, ну и что? Мы могли продолжать встречаться, проводить вместе уйму времени.
- Коль, я также как и ты тогда был в абсолютном раздрае. Ты женишься, отец женится… Оставалось мне жениться! Я тогда был в таком состоянии – еще после твоего побега к любовнику и тайм-аута… и после того, как ты словом не обмолвился о своём натуральном сексе… Я просто физически не мог видеть тебя, не мог делить тебя ни с кем. Я готов был порвать каждого, кто встал между нами, а таких было много. Я был на грани безумия. Поэтому и улетел на другой конец света, работал как сумасшедший, бухал вечерами…
- Трахался.
Костя вперил взгляд в его хмурое лицо, потом медленно снял с себя пальто и, подойдя, заботливо накинул его на плечи продрогшему Белкину. Ник не сопротивлялся, но так и стоял со скрещенными на груди руками. Ему было приятно в нагретой телом любимого, пропитанной его запахом одежке, хоть она была мала для него. И он реально замёрз. Но словно прирос к серому бетону, не хотел двигаться с места, пока всё не услышит. За подъездным окном была всё та же февральская темнота, пусть уже близилось утро. Сон прошёл.

Константин взялся за полы своего пальто и сдвинул их вместе, чтобы тепло не уходило, так и остался держать, глядя Белкину в глаза. Расстояние между ними было совсем ничтожным.
- Мне никогда и ни с кем трах не приносил такого удовольствия, как с тобой.
Белкин верил ему. В этом вопросе – верил. Иначе бы этот известный гейский плейбой не пользовался бы его задницей и ртом снова и снова.
- Почему ты вернулся? – выговорил Ник. Он хотел услышать подтверждение Костиных чувств, ловил момент, когда Железнов готов раскрыть перед ним чуланы своей души.
Костя дал ему то, что он просил.
- Потому что я не мог находиться на разных континентах с тобой. Мне надо было ходить и ездить по тем же улицам, что и ты, дышать одним воздухом, смотреть в то же небо, говорить на том же языке, - Константин отвернулся, потёр пальцами лоб. – Как только новый бизнес смог более-менее нормально работать без моего личного присутствия, я рванул в Москву. Нёсся сюда, как перед концом света. Ждал чего-то особенного – пылких чувств, страстных ночей после воссоединения…
Белкин представил, как это могло быть еще восемь-девять месяцев назад. Чудесно. Романтично. Невероятно. Май. Прогулки по парку. Сердечки в глазах. Бабочки в животе.
- Почему же ты не пришёл ко мне? – тихо проговорил он, съезжая по стене на корточки, обхватывая колени руками.
Костя немного помолчал, подбирая слова.
- Не знаю. Побоялся разрушить твою наладившуюся жизнь. Опять внести неразбериху. Я бы не смог довольствоваться короткими встречами, мне нужен был ты весь, целиком и полностью. Навсегда. Поэтому я решил не приближаться к тебе и не давать тебе знать, что я вернулся. А то б ты сам прискакал ко мне, уж я тебя знаю.
Железнов слабо улыбнулся, смягчая горькую пилюлю правды.

Белкину стало мерзко, тошно, снова пробрал озноб, и он невольно укутался в выпачканное подъездной пылью дорогое пальто. На душе кошки скребли. Он всё никак не мог взять в толк, кто из них прав, кто виноват. Он-то точно хлебнул страданий сполна.
- Ты переехал в шикарный дом, - принялся перечислять претензии Ник, громкость голоса с каждым предложением нарастала. - Ты разъезжал на «Бугатти». Ты Рому возил в Нью-Йорк!
- Сука, он тебе и это рассказал?!
- Рассказал! – Белкин подскочил, скинул пальто на пол. - Как ты опекал его и его шлюшку-сестру, как миллионные долги простил, на работу устроил! Ты мне замену нашёл! И после этого ты говоришь, что ты скучал?! Я только начал забывать тебя, как ты влез в мою среднестатистическую жизнь!
Костины глаза гневно сверкнули. Он снова поймал Белкина за запястья и пригвоздил к стене. Их взгляды скрестились.
- Скучал. Я взялся вести факультативы в университете, я, завидев тебя, быстро терялся в толпе. Я, блять, как завязавший алкоголик боялся даже смотреть на бутылку, которая меня так и манила. Но я, сука, не выдержал, когда ты, идиот, в секс-службу подался! Ничего дурней придумать не смог?!
- То-то ты начал названивать…
- Чтобы твои труды даром не пропадали, дорогуша. И чтобы ты ни с кем другим не позорился. Тебя тут весь деканат обсуждал: зять Стаса Лунгина в жопу даёт по телефону!
Белкин почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Вот уж позор так позор. Челюсти сами сжались, он со злобой отпихнул бойфренда, снова прислонился к стене спиной, одними лопатками, как всегда прислонялся Железнов, подал бёдра чуть-чуть вперед.
- Я прощу тебя, - выговорил Ник тоном повелителя, не отрывая взгляда от ожидающего его дальнейших действий Константина, - если ты для меня кое-что сделаешь. Отсоси мне, малыш…
Белкину сейчас хотелось не минета, хотелось унижения Железнова. Чтобы эта бессердечная сволочь признала его власть над собой, была вынуждена опуститься на колени и отсосать, как шлюха, в подъезде. Белкин сейчас хотел, чтоб Железнов сломался и больше никогда не брал верх. Он ждал, не отпуская бывшего с прицела своих безжалостных глаз.