And I can't face the evening straight you can offer me escape.

- Что? – Сехун явно не мог поверить своим ушам.
- Я говорю, что если вы не подтянете неврологию, я не допущу вас к экзамену, - Лу Хань внимательно разглядывал журнал.
- Но я не понимаю неврологию.
- А что в ней не понимать? – преподаватель удивлённо моргнул глазами. - Просто нужно не лениться и внимательно читать.
- Я читаю достаточно внимательно, иногда даже учу. Но не могу ничего с собой поделать. Не запоминается и всё тут, - он невинно заморгал глазами и показательно надул губы.
- Хорошо, значит так. Я помогу вам, О Сехун. Позанимаюсь с вами дополнительно.
- Это завуалированное свидание?
Лу Хань вдруг подошёл к Сехуну так близко, что младший мог ощущать на себе его дыхание и томно проговорил:
- Вовсе нет. Лишь вы, я, НЕВРОЛОГИЯ! - и он смачно шлепнул журналом по сехуновой голове. - Никаких отлыниваний и приставаний, иначе я заведомо поставлю вам неуд. Жду вас сегодня после занятий в своём кабинете.
И он ушёл, весело насвистывая что-то.
- Ну что, доигрался, романтик? – Кай хохотнул и потрепал его по волосам.
- Я не знаю, радоваться мне или нет, - честно признался друг.
- Просто учись и будь прилежным студентом.
- Похоже, у нас не получится сходить сегодня в клуб, - он закурил и протянул Каю сигарету.
- Я и не собирался. И я больше не курю.
Сехун, зажав сигарету между губ, пристально на него уставился и потрогал его лоб:
- С тобой всё нормально? Ты что, умираешь?
- Нет.
- Тогда какого чёрта ты бросаешь то, чем только и занимался последние 4 года?
- Для здоровья вредно.
- Для чьего: твоего или того милого мальчика?
- Отвали, - Кай оттолкнул его от себя, - и он, между прочим, старше тебя.
- О, спасибо. Хоть что-то мне рассказал. Я должен быть благодарен.
Чонин показательно закатил глаза напоследок и отправился домой.

Он уже прочёл столько книг об эпилепсии, что сбился со счёта. Первая помощь при эпилептическом приступе, виды антиконвульсантов* и механизм их фармакологического действия, побочные действия препаратов, классификация эпилептических припадков, причины смерти при эпилепсии – Чонин должен был знать всё.

Глупо было обманывать себя в том, что он не чувствовал к Кёнсу ничего, кроме профессиональных интересов.

Глупо, но он обманывал.

Даже в тот момент, когда покупал чернослив, который, как утверждалось, мог помочь уменьшить боль при приступах.

Даже в тот момент, когда ловил себя на мысли о том, что ему не терпелось вернуться домой.

Даже в тот момент, когда увидел такие родные острые лопатки, торчащие из растянутой футболки. И ему так хотелось провести по ним ладонью, почувствовать тепло чужого тела и поцеловать выступающую косточку на позвоночнике.

Но он мог лишь наблюдать.

- Привет, - Кёнсу улыбнулся, но через миг его выражение лица сменилось на смущённо-виноватое, - я хочу извиниться за вчерашнее.
- В смысле?
- Я сам позвал тебя посмотреть фильм и позорно уснул. Извини. Я почти всегда засыпаю, когда смотрю что-нибудь.
- Тебе стоит извиняться отнюдь не за это.
- За что же? – он слегка наклонил голову и непонимающе уставился на Чонина.
- За то, что перестал принимать нейротропные* препараты.
Кёнсу нахмурился и уставился в пол:
- У меня… У меня появляются плохие мысли от них.
- Какие, например?
- Не важно. Просто приливы меланхолии.
- Кёнсу. Если ты не будешь принимать нейротропные средства, я буду подсыпать их тебе в пищу. А питаться ты будешь исключительно мятным чаем и черносливом.
- Хорошо, хорошо. Я понял, - он демонстративно высунул язык и положил на него белую таблетку.
И Чонину вдруг захотелось узнать каково на вкус противосудорожное средство с языка Кёнсу.

Он хотел бы полностью окунуться в До Кёнсу и сгореть без остатка, как натрий в воде.*

Или вколоть До Кёнсу внутривенно, как раствор глюкозы, чтобы почувствовать его и его тягу к жизни.

Или, как щёлочь с кислотой*, смешаться с До Кёнсу, образуя новый и невообразимый поток эмоций и чувств.

Чонин был сходящим с ума медиком, которому, по большей части, всегда были чужды романтические эпитеты.

А ему так хотелось хоть раз прикоснуться, к его идеальным ключицам, припасть губами к тонким пальцам, зацеловать скулы, ладонями гладить бёдра и утопать в карих глазах, в которых, казалось, были миллиарды бескрайних галактик со своими фантастическими героями, подобно тем, что были аккуратно вырисованы на стекле окон.

Но он лишь наблюдал.

Затравленный своими же мыслями, Чонин в последний раз взглянул на объект своего вожделения, который с особой скрупулезностью выбирал карандаш и бумагу, и отправился в свою комнату.
- Спокойной ночи.
Лопатки Кёнсу слегка вздрогнули, и он обернулся, тепло улыбаясь:
- Спокойной ночи.

Он лицом повалился на кровать и практически моментально уснул. Засыпал он хорошо, но просыпался довольно часто. Поэтому спустя примерно пару часов Чонин уже лежал с открытыми глазами и не мог понять, почему до сих пор виден свет из соседней комнаты, ведь Кёнсу в это время обычно уже спал. Сделав над собой усилие, он, наконец, растерянно выглянул из-за двери.
Свет от настольной лампы освещал хрупкую фигуру. Чонин сначала испугался, что возможно у его соседа приступ, но его ровное дыхание и карандаш в руке говорили о том, что он всего лишь заснул. Рядом лежал плеер, в котором на повторе играла одна и та же песня.

И если я захочу сказать,
Я просто скажу,
Пожалуйста, не перебивай,
Просто присядь и слушай.

Это слишком много,
Слишком ярко,
Слишком сильно.*

Чонин убрал выбившуюся прядку волос с лица Кёнсу и как можно осторожнее поднял его на руки, унося на диван.
Он позволил себе лечь вместе с ним. Всего на несколько минут. Просто чтобы полюбоваться его спящим лицом. Он готов был отдать всё, лишь бы всегда иметь возможность лежать вот так рядом.
Плечо заманчиво выглядывало из футболки, из-за чего Чонин снова не удержался и поцеловал его.

Прежде чем вернуться к себе в комнату, он бросил взгляд на письменный стол, на котором в беспорядке лежали листы бумаги, изрисованные тонкими линиями, образующими одни и те же пухлые губы и глаза.