Дама из пасьянса. Лисья нора. Ночь. П а п а и М а м а Л а р с с о н ы не смыкали глаз и не собираются

Лисья нора. Ночь. П а п а и М а м а Л а р с с о н ы не смыкали глаз и не собираются. Маму лихорадит. Папа раскладывает пасьянс.

МАМА. Он же совершенно беззащитен с этой своей искренностью, с этой дурацкой правдивостью! О боже... А вдруг он затеял разоблачать Гиену Берту? Выяснять, где у нее совесть? Нет, ты только представь себе!.. Тогда он валяется где-то с прокушенным горлом!

ПАПА. Ну зачем такие страсти-мордасти? На рассвете мы объявим общелесной розыск... А Берта знает, что за малышом стою я, - нет, она не посмеет...

МАМА. Доживу ли я до рассвета? А тут еще Лабан - почему именно сегодня ему понадобилось идти на эту опасную операцию? Почему ты позволил?

ПАПА. Ну, парню приспичило! И потом, он уже мало интересуется моим мнением, он смотрит сквозь меня... Смотри: Людвиг - это бубновый валет... И что любопытно - при любом раскладе за ним увязывается эта дама! У них какие-то хлопоты, разлука... потом опять его дорога к ней...

МАМА. Оставь, пожалуйста! Это ребенок! Если у тебя игривые мысли даже в такую ночь, то хотя бы не притворяйся, что думаешь о мальчике! Старый юбочник и эгоист! (Смахнула карты со стола.)

ПАПА. А ты истеричка!

МАМА. Я мать! И двое моих детей, может быть, на краю гибели.

И тут победно распахнулась дверь. Это - Л ю д в и г.

ЛЮДВИГ. Я уже не на краю, мамочка! Вот он - я!

МАМА. Мальчик мой... (Бросилась к нему, обцеловала.)

ПАПА. Не думаю, что сейчас уместны эти нежности... Не тискай его, Лора, не тискай... Он заслуживает совсем другой встречи! Где ты был?

МАМА. Ты, наверно, валишься с ног от голода? Отец, потерпи со своим допросом, дай ребенку поесть...

ЛЮДВИГ. А я ужинал, мамочка. Все нормально.

ПАПА. Где ты ужинал? С кем?

ЛЮДВИГ. Я все расскажу, это долгая история... Только сперва вы мне скажите: где Лабан?

Родители переглянулись.

МАМА. А с чего ты взял, что его нет дома?

ПАПА. Ты встретил его?

ЛЮДВИГ (мрачно). Если бы! Тогда я повис бы на нем и никуда не пустил, домой приволок бы... Ну ничего, он и так будет иметь бледный вид... Значит, он уже там, да?

ПАПА. Где «там»? И как это понять? Ты желаешь своему брату беды?

ЛЮДВИГ. Я того ему желаю, на что он сам напрашивается!

МАМА. Вы братья, Людвиг! Вы оба из одного живота!

ЛЮДВИГ. Я это знаю давно, но сама ты раньше говорила, что нас в капусте нашли... Это очень трудно, я понимаю, - крепко запоминать, кому что и как вы наврали...

МАМА. Как ты говоришь с матерью?!

ЛЮДВИГ. А разве «вранье» - это грубое слово? Мне казалось, в нашей семье это хорошее, уважаемое слово - как «талант», например, или «геройство».

ПАПА (опять переглянувшись с мамой). Ну вот что: ты не дорос еще ловить мать с отцом на противоречиях! И мы за них не краснеем. Противоречия, если хочешь знать, - это основа развития, закон жизни...

ЛЮДВИГ. Понимаю! Например, зайцы и Ежик Нильс - они дружили со мной, дружили, а потом стали говорить про меня гадости. Это - закон жизни? Или Сова Илона - она знает правду, а сказать боится... Это основа развития?

ПАПА. Да! Впрочем, нет! Ты запутал меня... Я говорил о противоречиях высшего порядка, при чем тут Сова и зайцы?! Где ты был, отвечай мне! Ну? Выкладывай - или ты увидишь противоречие между отцовской любовью и отцовским ремнем!

ЛЮДВИГ (набравшись духу). Я был так, где сейчас Лабан.

МАМА. В курятнике?!

ЛЮДВИГ. Так и быть, скажу все. В этом районе живет моя новая приятельница - Тутта Карлсон...

ПАПА (маме). Ну? А я что говорил? Эта дама в моем пасьянсе буквально шла за ним по пятам...

МАМА. Отстань со своими дамами! Сынок, я что-то не соображу... Что значит «в этом районе»? Где ты ужинал?

ЛЮДВИГ. Ну там, в курятнике... Тутта меня пригласила.

ПАПА. Позволь... Ты хочешь сказать, что был там открыто, не таясь?

ЛЮДВИГ. Да, а что?

ПАПА. И ты не видишь в этой ситуации никакой остроты... никакого противоречия?

ЛЮДВИГ. Почему, вижу. Нормальное противоречие. Высшего порядка. Закон жизни. Все, как ты говоришь.

ПАПА (отдуваясь). Лора, налей мне, лапонька, минеральной... Ну, сынок, тебе крупно повезло, что ты не встретился со старым Максимилианом - вот уж кто не стал бы твою трапезу в курятнике наблюдать с философским спокойствием...

ЛЮДВИГ. Почему? Мы с ним встретились, я был в его конуре, он угостил меня отличной костью и похвалил - за что? Нипочем не догадаетесь! - за хитрость!

МАМА. Боже, какой фантазер!

ПАПА. Вчера чуть не доконал нас своим правдолюбием, а сегодня врет без меры и удержу! А лгать надо, во-первых, чужим и, во-вторых, тоньше, сынок, тоньше и правдоподобнее...

ЛЮДВИГ. Я не вру - ни тонко, ни толсто! Я говорю правду и могу доказать! У тебя есть памятный подарочек от Максимилиана, верно? Отметина на левой задней - след погони, которая была в грозу, в начале мая! Есть она?

ПАПА (схватился за щиколотку). Ну, предположим, есть... А почему он не показал, какой сувенир оставил ему я в ту ночь? О, это было незабываемо... Молнии сверкали, гром грохотал, кусты трещали, а мы с ним, как два марафонца, жали во все лопатки... Только он явно поскромничал: и у него есть зарубочка с того дня, и у него!..

МАМА. Может, хватит боевых воспоминаний? Я поняла, что мальчик не врет, но это меня совсем не успокоило. Мы еще не разобрались с этой Туттой Карлсон...

Распахнулась дверь, и в нору ввалился, стеная и причитая, Л а б а н. На его хвосте висит какой-то прямоугольный предмет.

ЛАБАН. Отцепите! Отцепите скорей... Мама, я при смерти! Отец, если ты сейчас не отцепишь эту штуку, мне - хана... (Валится на диван.)

МАМА (папе). Ну скорее же! Помоги мальчику! Что надо - клещи, напильник?

ЛЮДВИГ. Паяльник!

ПАПА. Ничего не требуется... я голыми руками...

Из детской половины явились на крики Л е о, Л а у р а, Л у и з а - босые, в ночных рубашках.

ЛУИЗА. С гостинцем на хвосте вернулся, да?

ЛЕО. А хвалился-то, хвалился...

МАМА. Ну почему так долго, отец?

ПАПА. Пружина, оказывается, серьезная... Безумная ночь! Надо же: Лис угодил в мышеловку... И это самый толковый из моих детей!

ЛЮДВИГ. Есть поговорка: пошел по шерсть, а вернулся стриженым!

ЛАБАН. О-о-о... Путь он заткнется!

МАМА. Может, позвать Бобра Вальтера?

ПАПА. Твой Бобер Вальтер - он такой же слесарь, как я химик! (С облегчением.) Все, готово... Тащи йод, Лора, и пластырь. (Лабану.) Как же тебя угораздило?

ЛАБАН. Они... они как будто ждали меня... Я ведь не знал, что это ловушка, а из нее так хорошо пахло сыром... И когда она захлопнулась, они подняли меня на смех... Все... Петух, куры, цыплята - кажется, хохотали даже яйца... (Отпихивая склонившуюся над ним мать.) Жжется же... черт! Уберите ваш паршивый йод!

ЛАУРА. Ну и загнешься от заражения крови!

ЛЮДВИГ. Есть еще поговорка: не глотал бы мух, так не вырвало бы.

ЛАБАН. У-у-у! Убью, если не закроешь пасть!

ПАПА. Лора, если ты не хочешь моего инфаркта, немедленно уложи всю ораву! Мои нервы на пределе. Людвиг, больше ни одной поговорки! Лабан, больше ни единого стона - изволь терпеть, быть мужчиной... Остальных чтоб я тоже не слышал до утра!

МАМА. Пошли, дети. (Пропускает вперед себя детей, бережно придерживая раненого Лабана.)

ПАПА. Нет, ты, Людвиг, задержишься.

Людвиг остался.

МАМА (в дверях). Отец, разберись насчет той дамочки из твоего пасьянса.

ПАПА. Да-да, не учи ученого. Ближе, сынок. Еще ближе ко мне...

Людвиг подходит.

Нет, глаза не отводить! Отвечай: ты ведь имеешь отношение к этой мышеловке?

ЛЮДВИГ. Ну как тебе сказать, папа?..

ПАПА. Прямо, как подобает правдолюбу. Ты ведь заранее объявил, что Лабан будет иметь бледный вид... Что ты сделал? Предупредил Максимилиана?

ЛЮДВИГ. Нет, не его! Я почувствовал, что сказать ему - это будет... ну как-то нечестно, неправильно... вроде фискальства. А сказать Тутте и ее семье - это надо, иначе будет подлость, иначе им не спастись...

ПАПА. Итак, твоя новая подружка - Курица?

ЛЮДВИГ. Нет. Она сказала, что нет.

ПАПА. Кокетничала, и только. Ну какая она? Опиши.

ЛЮДВИГ. Описать Тутту Карлсон? А в стихах можно?

ПАПА. Уже и стихи сварганил? Фантастика... Ну-ну, я весь внимание.

ЛЮДВИГ.

Образ твой и все его оттенки

Я навеки в памяти унес:

Желтый пух и тонкие коленки,

Чистый голос, милый рот и нос!

ПАПА. Да... Все ясно. Не скрою, даже я смог представить себе нечто воистину очаровательное... Желтый пух, говоришь? И тонкие коленки? Это из-за них, стало быть, у Лабана кровоточит хвост? Вот что я скажу тебе, сынок: во-первых, никогда не сболтни Лабану о своей роли в этом деле. Убьет. И процентов на шестьдесят будет прав. А во-вторых, у меня довольно противоречивое отношение к этой дружбе... В будущем, хочешь ты того или нет, тебе предстоит облюбовать другую подружку - с более прочными коленками и с таким же мехом, как у тебя самого, вместо желтого пуха. Да-да, так уж заведено, и судьбу не переспоришь. Но пока... пока я не стал бы возражать против ваших встреч... Легальное посещение курятника - в этом есть смысл. Есть, есть... Так что я не против.

ЛЮДВИГ. Какой смысл?

ПАПА (глядя поверх него). Да это так - полуабстрактные соображения в разрезе перспективного планирования... Ты все равно не поймешь. Иди спать, сынок.

ЛЮДВИГ (озадаченный, уходит). Спокойной ночи...

ПАПА (закатывая глаза и пружиня на носках). «Образ твой и все его оттенки я навеки в памяти унес: желтый пух и тонкие коленки...»

Свет гаснет.

Картина девятая