Нарастание кризисных явлений в экономике и социальной сфере в 1965—1985 ГГ.

Проблема. В чем причины и каковы проявления системного кризиса советской модели экономики?

Вспомните значение понятий: хозяйственная реформа, теневая экономика, коррупция.

Ответьте на вопросы. 1. Каковы были основные достижения и проблемы советской экономики во второй половине 60-х — начале 80-х гг.? 2. Как развивалась социальная сфера?

В лице Л. И. Брежнева и его окружения советская но­менклатура — государственная, хозяйственная, военная и наиболее влиятельная партийная — нашла послушно­го проводника своей коллективной воли. Новое высшее руководство страны добросовестно и, как правило, без ненужной самодеятельности проводило в жизнь принци­пиальные установки, формировавшиеся в этом узком и всевластном слое советского общества. Как и десятилетие назад, в числе первых оказались решения, напрямую за­трагивавшие интересы номенклатуры.

Уже в 1965 г. было ликвидировано разделение партийного ап­парата по производственному принципу. Задуманное Н. С. Хрущевым с целью повернуть КПСС «лицом к жизни», оно подводило партократию к опасной черте, за которой следовала личная ответственность за управление экономикой. В полном объеме про­должалась практика, когда партаппарат контролировал все, ни за что конкретно не отвечая. Он принимал решения, давал указа­ния, в том числе нигде не фиксируемые устные и телефонные, а за неудачу отвечали руководители отраслей, предприятий и учреждений. Был отменен и включенный в 1961 г. в Устав КПСС; пункт об обязательной ротации: при каждых выборах полагалось менять одну треть членов парткомов от Президиума (с 1966 г. — Политбюро) ЦК до районных комитетов. Этим вводился принцип нестабильности партийных работников, с чем аппарат был категорически не согласен.

Принимались некоторые меры и для успокоения насе­ления. Так, были прекращены гонения на личные под­собные хозяйства, затихли возобновленные Н. С. Хруще­вым преследования церкви и религии.

Хозяйственная реформа. С 1965 г. стала проводиться хозяйственная реформа, задуманная еще при хрущев­ской администрации. В целом она не посягала на дирек­тивную экономику, но предусматривала механизм внут­ренней саморегуляции, материальной заинтересован­ности производителей в результатах и качестве труда.

Было сокращено число обязательных плановых пока­зателей, в распоряжении предприятий оставалась доля прибыли, провозглашался хозрасчет. Одновременно упра­зднялись совнархозы и восстанавливался отраслевой принцип управления промышленностью через министер­ства.

Реформа затронула и сельское хозяйство. Правительство вновь спи­сало долги с колхозов и совхозов (к тому времени почти все они были убыточны), повысило закупочные цены. Кроме того, была установлена надбавка за сверхплановую продажу продукции государству. Ощутимо повышалось финансирование аграр­ного сектора экономики. В 1966— 1980 гг. туда было направлено 383 млрд рублей, что составило 78% капиталовложений в сельское хозяйство за все годы Советской власти. За счет этого мощного вливания средств началась реали­зация ряда программ: комплексной механизации аграр­ного производства, химизации почв и их мелиорации. В частности, вводятся в строй Большой Ставропольский, Северо-Крымский, Каракумский каналы, оросившие жи­вительной влагой десятки тысяч гектаров засушливых земель.

Эти новации благотворно повлияли на экономическую жизнь страны. Но их эффект оказался кратковремен­ным. Прирост объема производства продукции, стабили­зировавшийся в промышленности за годы восьмой пяти­летки (1966—1970 гг.) приблизительно на уровне предшествующего пятилетия (50%), а в сельском хозяй­стве превысивший его на 21%, в дальнейшем вновь стал сокращаться: соответственно до 43% и 13% в девятой пятилетке, 24% и 9% — в десятой, 20% и 6% — в один­надцатой. Объяснялось это двумя главными причинами.

Во-первых, директивная экономика сумела довольно быстро нейтрализовать робкие и непоследовательные ме­ры по реформированию хозяйственного механизма.

Как это происходило в промышленности, наглядно прослежи­вается на следующем примере. Спускаемую сверху норму прибы­ли, важнейший показатель работы предприятия, в принципе можно было получить двумя путями: за счет или снижения се­бестоимости продукции (оптимизации производства), или искус­ственного завышения цен, особенно легкого в условиях, когда со­хранялся «кабинетный», нерыночный порядок их назначения. Происходило в основном последнее, ибо в этом были заинтересо­ваны и министерства, и предприятия. Начался ползучий рост оп­товых цен. Только в машиностроении за 1966—1970 гг. они уве­личились на треть. И никакой контроль Госплана этого процесса остановить не мог, поскольку главный контролер — потреби­тель — к установлению цен отношения не имел.

Уже к концу 60-х гг. реформа промышленности вы­дыхается, так и не столкнув советскую экономику с на­езженной колеи: расширенного воспроизводства с упором на традиционные индустриальные отрасли и жестким ад­министративным давлением на предприятия сверху (вместо пяти плановых показателей, предусмотренных реформой, их число к середине 80-х гг. увеличилось до нескольких сотен, благодаря чему министерства перетя­нули себе все без остатка права предприятий). Попытки внедрить наукоемкие производства (микроэлектроника, информатика, робототехника, биотехнология), развер­нуть сеть научно-производственных объединений не при­носили ожидаемого результата. К 1985 г. по сравнению с серединой 60-х гг. в два раза сократилась доля обору­дования, заменяемого из-за технологического старения и физической ветхости. Становым хребтом экономики ос­тавались топливно-энергетический и военно-промышлен­ный комплексы (на последний работало до 80% машино­строительных заводов). Структура народного хозяйства приобретала все более нерациональный характер. Явля­ясь бездонным потребителем капиталовложений, совет­ская экономика имела минимальный выход на человека, удовлетворение его потребностей.

Во-вторых, исключительно важную, по сути решаю­щую, роль в снижении темпов хозяйственного роста иг­рало то обстоятельство, что сама директивная экономика объективно подошла к пределу своих возможностей.

Кризис директивной экономики. Причины тому — прежде всего обострившееся противоречие между колос­сальными масштабами промышленного потенциала СССР (только за 1960—1985 гг. стоимость основных фондов увеличилась в восемь раз) и преобладавшими экстенсив­ными методами его развития. На каждый новый процент прироста продукции приходилось затрачивать все боль­ше и больше средств. Достаточно сказать, что в годы чет­вертой пятилетки народное хозяйство поглощало чуть более трети всех ассигнований госбюджета, а в одиннад­цатой — уже 56%. Соответственно сокращалось финан­сирование других государственных программ, в том чис­ле социально-культурной (с 37, 4% в 1970 г. до 32, 5% в 1985 г.).

Практически полностью были исчерпаны свободные людские ресурсы, причем из-за снижения рождаемости от пятилетки к пятилетке уменьшалась доля молодежи, приходящей в общественное производство (с 12 млн че­ловек в 1971—1975 гг. до 3 млн в 1981—1985 гг.). На вновь строящихся заводах и фабриках уже физически некому было работать.

Из-за перемещения сырьевой базы в труднодоступные районы Севера и Сибири возрастали некогда незначи­тельные затраты на добычу и доставку природных ресур­сов. Началось сокращение пахотного клина в стране (за 70-е гг. на 1%), что отягощало и без того сложное по­ложение сельского хозяйства. Это было следствием строительства новых промышленных объектов, за­нимавших под производственные корпуса плодородные земли.

И наконец, последнее. Директивная экономика посто­янно подпитывалась за счет ресурсов аграрного сектора. Теперь и здесь обозначился предел. Обессилившее за долгие годы нещадной государственной эксплуатации сельское хозяйство приходило во все больший упадок, ограничивая возможности развития промышленности, особенно в выпуске товаров народного потребления.

Не помогли и беспрецедентные в советской истории финансовые вливания в аграрное производство. Немалая их часть тут же л выкачивалась обратно в казну через искусственно вздутые цены на сельскохозяйственную технику и строительство различных производственных объектов на селе (в среднем за 15 лет они возросли в четыре раза). Дело доходило до абсурда: стоимость на Г ферме одного места на корову в отдельных случаях равнялась стоимости однокомнатной кооперативной квартиры. Другая часть финансовых средств в буквальном смысле уходила в песок — из-за коллективной безответственности, царившей в аграрном секто­ре, незаинтересованности сельских производителей в результатах г своего нелегкого труда. Деньги тратились на малоэффективные животноводческие комплексы, на непродуманную мелиорацию и химизацию почв, уходили на разработку и пропаганду очередных амбициозных и нереальных партийных программ «подъема сельского хозяйства». Страна, обладавшая самыми богатыми в мире черноземами, превратилась в лидера по закупкам зерна за границей.

Нельзя сказать, что правящая элита СССР совсем не видела нарастающего упадка экономики и не предприни­мала никаких мер.

В сельскохозяйственной политике с середины 70-х гг. упор делался (наряду с безуспешной попыткой обустро­ить вконец разоренное российское Нечерноземье) на агропромышленную интеграцию — организационное ко­оперирование колхозов и совхозов с обслуживающими их отраслями промышленности, транспорта, торговли, стро­ительства. Ретивые чиновники начали с насаждения РАПО (районных агропромобъединений) и закончили со­зданием в 1985 г. нового административного монстра —Госагропрома СССР, подмявшего под себя без какой-ли­бо пользы для дела пять союзных министерств. Венцом бумаготворчества аграриев из ЦК КПСС явилась Продо­вольственная программа, принятая в 1982 г. Она содер­жала обещание досыта накормить страну к 1990 г. через развитие сети агропромов, насыщение сельского хозяйст­ва техникой, удобрениями, коренное улучшение социально-культурной сферы села и т. п. Впервые в документ та­кого уровня был включен призыв повернуться лицом к личному подсобному хозяйству, что, впрочем, как и мно­гое другое, осталось благим пожеланием.

В промышленном строительстве начиная с девятой пя­тилетки (1971—1975) акцент переносится на создание де­сятков гигантских территориально-производственных комплексов (ТПК): Западно-Сибирского по добыче и пе­реработке нефти, Павлодарско-Экибастузского и Канско-Ачинского по добыче угля, Саяно-Шушенского по обра­ботке цветных металлов и др. В целях ускоренного развития экономики Сибири и Дальнего Востока в 1974—1984 гг. была проложена Байкало-Амурская маги­страль. Вдоль нее предполагалось развернуть сеть новых ТПК, но на их закладку средств уже не хватило, и зна­менитый БАМ до сего времени приносит убытки.

Главный же способ избежать экономического краха власти усмотрели в форсировании поставок на западный рынок энергоносителей, тем более что цены на них воз­росли там только за 70-е гг. почти в двадцать раз. За 1960—1985 гг. доля топливно-сырьевого экспорта в СССР поднялась с 16, 2 до 54, 4%, а доля машин и слож­ной техники упала с 20, 7 до 12, 5%. Внешняя торговля СССР приобретала отчетливо выраженный «колониаль­ный» характер. Зато казна сказочно обогатилась за счет сотен миллиардов «нефтедолларов».

Колоссальные средства, получаемые в виде «нефтедолларов», замораживались на долгие годы в незавершенном строительстве, тратились на закупку западного оборудования, немалая часть ко­торого оседала затем на складах, поглощались быстрорастущим бюрократическим аппаратом (управленцев разного уровня в стра­не к 1985 г. насчитывалось около 18 млн человек — шестая часть всех занятых), наконец, просто «проедались», т. е. шли на им­порт высококачественных товаров, призванных скрасить вид полупустых прилавков отечественных магазинов.

К середине 80-х гг. и этот живительный валютный поток стал иссякать. Гибкая рыночная экономика ве­дущих капиталистических стран перестраивалась на энергосберегающие технологии, спрос на нефть сни­зился, и цены на нее на мировом рынке начали стремительно падать. В этих условиях уже ничто не могло удержать на плаву тяжеловесную и неповоротливую директивно-затратную экономику СССР.

К тому же существовавший в стране политический и экономичес­кий уклад отторгал все начинания по его модернизации, идущие снизу. В 70-е гг. на стройках и предприя­тиях началось массовое движение бригадного подряда. В его основе лежало стремление трудящихся по-хозяйски распорядиться имеющими­ся у них ресурсами, отойти от уравниловки в оплате труда. Фор­мально этот почин власти всячески пропагандировали, но как только сторонники бригадного подряда впло­тную подошли к необходимости реа­льного сокращения раздутого управленческого аппарата и передачи его функций низовым трудовым коллек­тивам, то сразу сработали чиновничьи тормоза и он был похоронен под грудой ограничительных инструкций. Та же судьба постигла и многие иные почины трудя­щихся.