Глава четырнадцатая. Простодушный развивает свой ум

Простодушный быстро преуспевал в науках, особенно в науке о человеке.

Быстрое развитие его умственных способностей было вызвано отчасти его

душевными свойствами, отчасти же-дикарским воспитанием, ибо, ничему не

научившись в детстве, он не имел и предрассудков. Его разум, не

искривленный заблуждениями, сохранил всю свою природную прямоту. Он видел

вещи такими, каковы они есть, меж тем как мы под воздействием

представлений, сообщенных нам в детстве, видим их всю жизнь такими, какими

они не бывают, - Ваши гонители гнусны, - говорил он своему другу Гордону.

- Мне жаль, что вас преследуют, но жаль также, что вы - янсенист. Всякая

секта представляется мне скопищем заблудших людей. Скажите, существуют ли

секты среди математиков?

- Нет, дорогое мое дитя, - ответил ему со вздохом Гордон. - Все люди

единодушно признают истину, когда она доказана, но непомерны их раздоры,

когда речь идет об истинах неразъясненных.

- Скажите лучше - о неразъясненных заблуждениях. Если бы под грудой

доводов, которые обсуждаются столько веков подряд, таилась некая единая

истина, ее, несомненно, открыли бы и хоть на этот счет все на свете пришли

бы к согласию. Будь эта истина нужна, как солнце нужно земле, она и

сверкала бы, как солнце. Нелепо, оскорбительно для всего рода

человеческого и преступно по отношению к Верховному и Бесконечному

Существу утверждать, будто есть какая-то истина, существенно важная для

человека, которую бог утаил.

Все, что говорил юный невежда, научаемый природой, производило глубокое

впечатление на обездоленного старого ученого.

- Неужели же, - воскликнул он, - я обрек себя на несчастье ради

каких-то бредней? В существовании своего горя я куда более уверен, чем в

существовании искупительной благодати. Я трачу дни на рассуждения о

свободе бога и рода человеческого, а своей свободы я лишился; ни блаженный

Августин, ни святой Проспер не изведут меня из бездны, в которой я

обретаюсь.

Простодушный, верный своей натуре, сказал наконец:

- Хотите, чтобы я высказался прямо и откровенно?

Тех, кто подвергается гонениям из-за пустых, никому не нужных споров, я

нахожу не очень мудрыми, а их гонителей считаю извергами.

Оба узника вполне сходились во взглядах на то, что их обоих заключили в

тюрьму несправедливо.

- Я во сто крат более достоин сожаления, чем вы, - говорил

Простодушный. - Я родился свободным, как воздух, и дорожил в жизни только

этой свободой и предметом моей любви; их у меня отняли. И вот оба мы в

оковах, не зная и не имея возможности спросить, за что. Двадцать лет

прожил я гуроном. Их называют варварами, потому что они мстят врагам, но

зато они никогда не притесняют друзей. Стоило мне вступить на французскую

землю, как я пролил кровь за нее; я, быть может, спас целую провинцию - ив

награду ввергнут в эту усыпальницу живых, где без вас умер бы от

бешенства. Выходит, в этой стране нет законов?

Здесь можно осудить человека, не выслушав его...

В Англии так не бывает. Ах, не с англичанами мне следовало сражаться!

Так его нарождавшаяся философия не могла укротить натуру, чье

наипервейшее право было поругано, и не преграждала путь праведному гневу.

Его товарищ не перечил ему. Разлука всегда усиливает неудовлетворенную

любовь, а философия не способна ее умалить. Простодушный говорил о своей

дорогой Сент-Ив так же часто, как о морали и метафизике.

Чем более очищалось его чувство, тем крепче он ее любил. Он прочитал

несколько новых романов. Только в очень немногих нашел он изображение

своего душевного состояния. Он чувствовал, что в его сердце скрыто больше,

чем во всех прочитанных им книгах.

- Ах, - говорил он, - все эти писатели отличаются только остроумием и

мастерством!

Добрый священник-янсенкст незаметно стал поверенным его нежной любви. В

былые времена любовь была знакома ему только как грех, в котором каются на

исповеди. Теперь он научился видеть в ней чувство не только нежное, но и

благородное, способное и возвысить и смягчить душу, а порою даже породить

добродетель. В конце концов совершилось настоящее чудо:

гурон обратил на путь истинный янсениста.