С о н а н д ж е я

Лежит Анджей. Отлетело от несчастного сознание. Снится Анджею сон.

" Банкетный зал в замке коронного гетмана. Утро доброго дня. Лежат сам Анджей и брат его, утомленные рыцарской потехой. Храпят помаленьку. Но такие дивные звуки льются из братских глоток, что и деревянный бог на распятии заслушался и от горестей своих минутку отдохнул.

Нет больше никого. Только ксендз на лавке сидит и что-то тихо себе рассказывает.

Бадальский. Шляхта! Шляхта! Вчера я проснулся, и мне показалось, что идет снег. Я знаю, это такая болезнь. Тут этим многие болеют. А потом все-таки посмотрел. Да, снег... Вот такая у нас шляхта. Это же космос, никогда не угадаешь, как он примет человека. Я проклинаю шляхту, шляхта погубила Польшу, она разъела грудь ее и... А-а-ах. Страшный, тысячелетний кошмар. (Смеется.) Смешная нация. Но, господи, какими жалкими кажутся мне народы, у которых нет этих прожорливых рыцарей, этой сверкающей дряни, этих хвастливых пьяниц, этих героев. Заходят в шлюзовую камеру и распахивают внешний шлюз. Это называется " подышать свежим воздухом". Какие-то доли секунды. Ну, секунда. Но счастья! Они не надевают скафандр, но они берут с собой в этот чертов шлюз саблю. Зачем? Без скафандра, но сабля! В подштанниках, только проснувшись, до завтрака, до того, как рожу умоют... Но - сабля! Как это понимать? А сколько их так погибло? Ужас! Выносит в космос, разрезает дверью, легкие рвет, выстреливает глаза... А им плевать. " Пан уже дышал сегодня свежим воздухом? Как пану погода на улице? А где пан Казимеж? Как бы пану Казимежу не надуло". А пана Казимежа уже нет, пана Казимежа разорвало на хлопья и обсыпало им иллюминаторы. Пришла зима, называется! Туризм в Польше! Сани, березки, водка... Но быдла... Нет, быдла много - как и везде. Доблесть быдла - купить скважину, продать скважину... А ты зажги скважину, чтобы поглядеть - хорошо ли напомажены твои пшеничные усы... Вот это да - поляк. Эх, эх - поляки... Мало вас - поляков.

Бадальский встает и идет к двери. Внезапно она тихо распахивается, и входит Феська в девичьем веночке и с ребеночком на руках. Баюкает маля свое и поет тихо колыбельную.

Феська. У недiлю вранцi-рано

Кiнь вернувся осiдланий.

Вийшла з хати стара мати

Стала коня напувати.

Напоiла та й заплаче:

" Люле-люле мiй козаче..."

Допела песню Феська, надела на ксендза веночек, положила ребенка неодетого прямо на пол и рядом сама лягла. Застыла".

Где-то далеко раздался звук колокола, возвещающий 5-минутную предстартовую готовность. Проснулся Анджей.

Анджей (со стоном). Ма-мо! (Так испугался собственного слова, что аж подскочил.) Тьфу, тьфу... (Даже рукавом рот вытер, так испугался.) Тьфу! Мерзость. Прицепятся хлопские словечки - огнем не вытравишь. А ведь только один день прошел... (Задумался.) Один день... Братик мой, ты уже умер? Видишь меня? Наверное, видишь - пора бы уже... Что же мне с тобой делать, братик? Мне бы как-нибудь тебе отомстить нужно, а как - не знаю. Не знаю, хоть и хвалился. Ты понимаешь, это я нарочно пугал - чтоб тебе тяжелее умирать было. А на самом деле - не знаю. Не учат в университете - как мертвых побольнее допечь. Не учат. А если и учат, то я, значит, в этот день винты за какой-нибудь юбкой крутил - прогулял. Это ты у нас зубрила был, хоть и паливода тот еще... (Задумался.) Слушай, братец, а ведь ты испугался там - в бочке. Ты же мне поверил, что я способ знаю. Значит, он существует. (Замечает одежду брата своего, которую, каким-то чудом не утащило в открытый космос. Смеется.) Ну, вот... Все так просто... Неужели все так просто. (Надевает на себя одежду брата. Внезапно, вскрикивает, словно от страшной боли.) Нет! Нет... Если я переоденусь в твою одежду и стану тобой, то она... будет моей?! Какая же это месть, брат? Получится, что я не побрезговал мертвого ограбить? Нет, не могу... (Задумался.) Но ведь я не думал о ней. Впрочем, какая разница - теперь я и сам себе уже не поверю. (В отчаянии.) Господи! На тебя уповаю - ты видишь мое сердце - оно полно великой ненависти, и уже нет места в нем для любви к женщине. Дай же мне знак, что не себя ради принимаю судьбу брата. Укрепи меня в гибели моей.

Плачет ребенок. Анджей оборачивается и бросается к Феське. Стоит над ее распростертым телом.

Анджей. Двойнята! (Смеется. Становится на колени и отнимает ребенка от мертвой старухи.) Двойнята. (Шепчет.) Двойнята. Благодарю тебя, Господи! Слышишь, брат, ты теперь жив и жив сын твой, и ждет тебя великая слава, а бочка и хлопская смерть достались удачливому Анджею. (Стучит ногой в дверь.) Открывайте! Это я - несчастный брат проклятого Анджея, будущего погубителя Польши.

Когда за Анджеем закроется дверь, начинают гаснуть огни и отключается система искусственной гравитации. Звезды и луны на потолке разгораются, и становится ясно, что своды зала прозрачны. Когда проснутся двигатели, невесомость исчезнет, звездный купол, вздрогнув, поплывет, и пол поменяется местами с потолком.

Космическая станция-крепость " STALOWA WOLA" ложится на боевой курс.