Семантический прототип языка

Для описания семантического прототипа языка необходимо определить существенные признаки языка, совокупность которых в принципе совпадает с дефиниционной частью полного (но не избыточного) определения. Для выделения дефиниционных признаков представляется возможным использовать метод компонентного анализа, состоящий в разложении значения на минимальные семантические составляющие (см.: Кобозева 2000: 112–115; Кузнецов 1998; Тарланов 1995: 62–67).

При семиотическом подходе к естественному языку гиперонимом высшего порядка, и, следовательно, общей семой родового значения (архисемой) слова «язык» является «система».

Далее, можно выделить набор родовых дифференциальных сем, отделяющие естественный человеческий язык от систем иного рода. Родовой семой языка является его принадлежность к системам знаков; в определении языка как естественного и человеческого эксплицитно выражены родовые семы его принадлежности к естественным системам и системам, используемых человеком.

Набор видовых дифференциальных сем естественного языка составят признаки, отличающие естественный язык от иных естественных знаковых систем, используемых человеком.

Наиболее существенными качествами, присущими естественному языку, представляются принципиальная безграничность ноэтического поля языка и связанная с этим неограниченная способность к бесконечному развитию и модификациям. Именно эти свойства делают язык действительно уникальным явлением среди всех сопоставимых с ним объектов (Общее языкознание 1970: 152, 167).

Как отмечает И. П. Сусов, язык устроен таким образом, чтобы с помощью конечного числа элементов передать бесконечное множество сообщений, так как возможности познания мира человеком беспредельны, а человеческая память небесконечна. Язык имеет в своём инвентаре в принципе конечное число воспроизводимых элементарных знаков типа морфем и слов и ограниченное число способов конструирования (*Сусов 2000).

Естественный язык обладает не только исключительной сложностью строения и огромным инвентарём знаков (особенно назывных), но и неограниченной семантической мощностью, т. е. способностью к передаче информации относительно любой области наблюдаемых или воображаемых фактов. Дж. Лайонз называет этой свойство продуктивностью (Лайонз 2004: 28–29), а Э. Сепир – формальной завершенностью (Сепир 1993: 251–252). Количество содержаний, передаваемых средствами языка, в принципе безгранично. Эта безграничность создается очень широкой способностью к взаимному комбинированию и безграничной способностью языковых знаков получать по мере надобности новые значения, не обязательно утрачивая при этом старые (Маслов 1998: 21). Практически любая информация, переданная посредством неязыковых знаков, может быть передана с помощью языковых знаков, в то время как обратное часто оказывается невозможным (*Сусов 2000).

Как следствие, язык оказывается интерпретантом всех иных семиотических систем (Бенвенист 1974: 85); это система знаков, в которую могут быть переведены все другие системы знаков (Ельмслев 1999: 231).

В качестве отличительного свойства естественного языка от иных знаковых систем часто называют так называемое двойное членение (термин А. Мартине), состоящее в том, что двусторонние единицы языка, являющиеся знаками, перекодируются в языке с помощью фонем – односторонних единиц, которые знаками не являются. Таким образом, подобная многоуровневая организация языка с двумя уровня структурации и несколькими уровнями интеграции является неотъемлемым и существенным его качеством, которое не сводится лишь к факультативному механизму экономии. Однако это свойство является непосредственным следствием принципиальной безгра­ничности ноэтического поля языка (см.: Общее языкознание 1970: 167–168).

Естественный язык всегда «находится в непрерывном движении, в вечном обновлении» (Тарланов 1993: 9). Постоянная изменчивость на всех уровнях является специфической чертой языка как знаковой системы, и это беспрерывное развитие позволяет ему обеспечивать коммуникативную функцию (Звегинцев 1962: 53; Широков 1985: 87). Язык – это единственная система знаков, изменчивость которой «несомненна, засвидетельствована и хорошо изучена» (Ажеж 2003: 262). Изменчивость языка делает возможной его избыточность как неполной системы (Гамкрелидзе 1986: 201).

Естественный язык отличается от иных знаковых систем тем, что неразрывно связан с речью (Звегинцев 1967: 120). Под речью будем понимать конкретное говорение, протекающее во времени и облечённое в звуковую или письменную форму – как сам процесс говорения (речевая деятельность), так и его результат (речевые произведения, фиксируемые памятью или письмом) (см: Арутюнова 1998: 414).

В современной лингвистике существуют разные точки зрения на язык и речь – от их отождествления до утверждений о том, что язык и речь – два разных явления (обзор точек зрения см. в: Гречко 2003: 24–28).

Язык сам по себе представляет собой абстракцию (Звегинцев 2001: 218); «в исходной реальности ни языка, ни элементов его не существует в том привычном смысле, в каком существуют предметы» (Кашкин 2000: 142). Как явление действительности он существует и функционирует и «не­посредственно дан» только в своих воплощениях, т. е. в речи (Звегинцев 2001: 218; Маслов 1998: 8). Язык как сущность находит свое проявление в речи (Ломтев 1976: 57), которая является единственной формой существования языка (Штелинг 1996: 5) и онтологически его реализацией (Гречко 2003: 33). Язык скрыт от нашего непосредственного восприятия; по выражению А. А. Реформатского, «ни видеть, ни осязать язык нельзя. Его нельзя и слышать в прямом значении этого слова» (цит. по: Панов 1984: 339). Речь же как репрезент языка доступна нам благодаря своей озвученности (Цыдендамбаев 1984: 36).

Вместе с тем, как отмечается (Савицкий-Кулаева 2004: 13), оппозиция «язык–речь» носит континуальный (градуальный) характер.

В языкознании распространено определение языка как важнейшего средства человеческого общения (см.: Реформатский 1999: 15; Головин 1973: 13; Кодухов 1987: 21; Штелинг 1996: 5 и др.). При этом язык и речь соотносятся следующим образом: «Есть язык как средство общения и есть речь как процесс общения с помощью языка» (Ломтев 1976: 59); язык – средство, речь – процесс, результат (Торопцев 1985: 170). Язык понимается как потенциальное средство общения, в отличие от речи как средства общения в действии (Головин 1973: 28), реализации языка в целях общения (Широков 1985: 5). По мнению В. М. Солнцева, функционирование языка в форме речи – это его использование в целях общения (Солнцев 1977: 6), таким образом, речь понимается как «язык в действии, в работе» (Солнцев 1977: 66). Вместе с тем указывается, что определение языка как средства общения/коммуникации расплывчато и ненаучно (Звегинцев 2001: 120), что это «пустая формулировка» (*Курдюмов 2000), расплывчатая дефиниция (Бибихин 2002: 20–21); более того, это определение не является собственно определением, так как оставляет открытым вопрос, что такое коммуникация (Кравченко 2001: 192). В качестве иной точки зрения предлагается средством общения считать речь, а не язык (см.: Звегинцев 1967: 42). Однако противопоставление языка и речи как средства общения в данном случае нерелевантно: общение происходит при посредстве речи, следовательно, коммуникативный признак языка можно полагать выводным из признака манифестации языка в речи.

Естественный язык, представляя собой абстракцию высокого уровня, проявляется в реальности в виде множества идиоэтнических языков, каждый из которых является основным, ярчайшим и устойчивым показателем соответствующего этноса (Толстой 1995: 311). Утверждается, что этнический язык неотделим от этноса; ничто из этнических проявлений не может соперничать с ним в полноте, универсальности, постоянстве выражения и поддерживания всего этнического на протяжении тысячелетий (Тарланов 1995: 7). «Проявлением духа народа» называл язык Гумбольдт (Гумбольдт 2000: 68). Язык в его связи с этносом характеризуется как «память и история народа, его культура и опыт познавательной деятельности, его мировоззрение и психология…» (Тарланов 1993: 6). Именно сильной связью языка с этнической идентичностью объясняется возможность развития во многих языках значения «народ» у лексемы, обозначающей язык. Язык выступает как универсальное средство общения этноса; он сохраняет единство этноса в исторической смене поколений и общественных формаций, вопреки социальным барьерам, объединяя этнос во времени, в географическом и социальном пространстве. Каждый этнический язык – это «уникальное коллективное произведение искусства, неотъемлемая часть культуры народа, орган саморефлексии, самопознания и самовыражения национальной культуры» (Корнилов 2003: 133).

Данная точка зрения на взаимосвязь языка и этноса характерна не только для языкознания, но и для научных направлений, изучающих феномены этноса и этничности (этнологии, этносоциологии, этнопсихологии): «Язык есть наиболее существенное достояние, принадлежащее народу, самое живое выражение его характера… Как человека можно распознавать по обществу, в котором он вращается, так о нём можно судить и по языку, которым он выражается… Язык народа является зеркалом его мыслей. Умственный склад каждой нации отливается как стереотип в её языке» (Сухарев-Сухарев 1997: 6–7). Язык – это одно из оснований этничности, обеспечивающее единство как этноса, так и всего общества в целом (ЭС: 326), основа этноидентификации и этнический символ (Арутюнян и др. 1999: 153).

Однако, необходимо заметить, что приписываение конкретному языку неотъемлемой связи с конкретным этносом не является общепризнанным в этнологии. Подобная точка зрения возможна только в парадигме культурного примордиализма, в то время как с точки зрения парадигм биологического примордиализма и конструктивизма данное положение не является верным (ср., например, высказывание Й. А. Элеза: «язык может принадлежать этносу лишь по совпадению, привходящим образом, как цвет – закату, температура – телу. Есть некоторое деление языков (называемых русским, японским и т. д.), есть некоторое – абсолютно беспочвенное – деление людей на «этносы» (называемые русским, японским и т. д.), но совпадение названий отнюдь не говорит о взаимно-однозначном соответствии языков и «этносов» и даже вообще о какой-либо имманентной связи между ними» – Элез 2001: 205).

Тем не менее, общественная природа языка (Кодухов 1987: 30) проявляется в его связи с определённой общностью, вне зависимости от того, является ли таковая этносом или нет, и для членов данной общности естественно различать язык «свой» и языки «чужие».

Исходя из вышесказанного, неотъемлемой характеристикой естественного языка представляется его социальная маркированность – связь с определенной человеческой общностью. Эта характеристика позволяет языку выполнять интегрирующую и дифференцирующую функцию: «Язык обладает… силой обосабливать и соединять народы» (Гумбольдт 2000: 167), «Язык – это… сильный объединяющий фактор» (Мечковская 2004: 257).

Таким образом, набор видовых дифференциальных сем естественного языка составят признаки, отличающие его от иных естественных знаковых систем, используемых человеком:

1) принципиальная безграничность ноэтического поля языка, его неограниченная семантическая мощность;

2) эволютивность, т. е. неограниченная способность к бесконечному развитию;

3) манифестируемость в речи;

4) социальная маркированность – тесная связь определённого языка с определённой общностью людей.

Учитывая вышесказанное, обобщенный прототип – семантическая модель языка, построенная на основе анализа представлений о нём в научном типе сознания (в лингвистических исследованиях), выглядит следующим образом: язык – это естественная человеческая семиотическая система, характеризующаяся неограниченной семантической мощностью и эволютивностью. Язык манифестируется в речи и тесно с ней связан, что позволяет ему выполнять коммуникативную функцию – быть средством общения. Связь языка с мышлением позволяет ему осуществлять когнитивную функцию. Естественный язык, функционируя в виде множества конкретных идиоэтнических языков, выступает как средство сохранения культурной памяти и целостности определенной человеческой общности.