Модель негативной оценки языковой личности

В коммуникативном общении адресант, руководствуясь теми или иными мотивами, мировоззрением, может сознательно или бессознательно употреблять оценочное слово в значении, не соответствующем действительной оценке референта речевым сообществом (ср., «алкоголик» и «отмечающий праздник»). Из-за стилистического расхождения в распознавании оценочного компонента словоупотребления возникает ситуация разногласия в описании одного и того же явления, что на практике приводит к коммуникативному конфликту.

Независимо от истинности или ложности, оправданности или неоправданности оценки референта при детекции пейоративной оценки в высказывании оценочный компонент сохраняется; он объективен и не зависит от референтной оправданности словоупотребления. В русской лингвокультуре сформировалась модель негативной оценки языковой личности, которая в речи функционально отождествляется с иллокутивной формой описания оскорбления:

1. Использование в качестве характеристики лица обсценных, нецензурных, заниженных слов (пи...арас, штопаный го…дон, долбо…б, пи…добол, мудило).

2. Отождествление лица с отходами жизнедеятельности (дерьмо, мусор, падаль, шваль, говно, гниль).

3. Использование слов и выражений, обозначающих антиобщественную, социально вредную деятельность (вор, мошенник, проститутка, взяточник, тунеядец, бездельник, алкоголик, пьяница, бандит, насильник, убийца, душегуб, аферист, жулик, злодей, казнокрад, лиходей, маньяк, разбойник, пособник, развратник, садист, рецидивист, хулиган, шулер).

4. Использование зоосемантических метафор, отсылающих к названиям животных и подчеркивающих какие-либо отрицательные свойства человека (свинья – нечистоплотность, неблагодарность, собака – злой, грубый человек, осел – глупость, корова – неповоротливость, черепаха – медлительность, попугай – отсутствие собственного мнения, обезьяна – гримасник, мокрая курица – бесхарактерный).

5. Использование слов с ярко выраженной негативной оценкой, которые отражают социально осуждаемое поведение (расист, угнетатель, предатель, алиментщик, трус).

6. Номинация некоторых непрестижных или «жестоких», «грубых» профессий, указание на профессию из сферы обслуживания (мясник, палач, полицай, бракодел, живодер, кухарка, прачка, слуга, холуй, шут, клоун, батрак).

7. Использование слов, содержащих экспрессивную негативную оценку поведения человека, свойств его личности без указания на конкретную деятельность (хам, негодяй, изверг, мразь, тундра, зараза, олух, клизма, шушера, дегенерат, каналья, мерзавец).

8. Использование для характеристики лица эвфемизмов слов, обозначающих осуждаемую антиобщественную деятельность, которые содержат негативно-оценочный характер (женщина легкого поведения, представительница самой древней профессии, дорогие женщины только на Тверской, да не отсохнет рука берущего, стрелочник).

9. Использование негативно-оценочных каламбурных образований и негативных обыгрываний имен общественных деятелей или широко известных персонажей, антипатийное деление по идеологической принадлежности (Е.Б.Н., Х.И.М. (Хакамада), телеПутин, Жирик или Жир, Грефон, БАБ, «Гриша-пустозвон» о Григории Явлинском, коллективный Доренко: Караулов, Сванидзе, Ревенко; «из ворюг в греки» – о бывшем мэре Москвы Г. Попове, «мочильщик» страны, Блэрбуш).

10. Использование пренебрежительной лексики идентификации лица по национальному или расовому признаку (чукча, эскимос, пигмей, узкоглазый, гондурасец, чурка, турок, зверь – лицо кавказской национальности, лягушатник – француз, черный – негр, бульбаш – белорус).

11. Использование пренебрежительной лексики идентификации лица по профессиональному признаку (мент, мусор, легавый, сапожник, горилла).

12. Отождествление с одиозными личностями современности, литературными, сказочными и мифологическими героями, библейскими персонажами:

а) Адольф Гитлер, Геббельс, Пиночет; Саддам, Бен Ладен, Ежов, Берия, Гапон, Бендера, Чикатило, Мазепа, Брут, Власов, негативные обыгрывания вокруг имен Лукашенко, Милошевича;

б) Яга, Кощей, Цербер, Карабас Барабас; Иуда, фарисей;

в) бармолей, оборотень, дьявол, упырь, дракон, химера;

г) Мефистофель, Чичиков, Собакевич, Манилов, Шариков, Бендер («Они ищут незатейливые литературные аналоги: мол, поглядите, из пиджака Анатолия Борисовича (Чубайса) прямо рвется наружу Бендер – тот же напор, та же наглость и изворотливость. Наверное родство прямое. И все-таки знак равенства будет оскорбительным для Остапа» – Правда № 101, 2003 г.).

13. Использование лексики, обозначающей грехопадение, аморальное поведение с христианской точки зрения (антихрист, сатана, черт, безбожник, еретик, иезуит, ренегат).

14. Использование лексики, обозначающей предметы домашнего быта и обихода (чайник, швабра, тюфяк, шкаф, шнурок, шланг, колба, кукла, пугало, чучело, кошелка, тряпка, валенок, толстая как бочка, друг-портянка).

15. Негативная характеристика деятельности путем использования глаголов с осуждающим значением или прямой негативной оценкой (хапнуть, воровать, прихватизировать, обмануть, стибрить).

16. Использование устойчивых выражений разговорного языка с негативной, неуважительной оценкой в рецепции (в гробу я его видел, видел я его в белых тапочках, член ходячий, конь с яйцами, конь в пальто, на мыло, штатный трахаль, доктор матершинных наук (Трибуна, 13.03.03)).

17. Использование медицинской терминологии (истеричка, дебил, психопат, олигофрен, даун, заморыш, зародыш, прокаженный, дистрофик, недоносок, прыщ, язва, зараза, паразит, импотент, параноик, шизик).

18. Использование лексики политического противостояния (левый – совершить левый рейс, валютчик, несун, спекулянт; воротилы от бизнеса, спонсор, «пионер» – о Кириенко).

19. Использование для характеристики лица лексики, определяющей личные деловые качества человека, его умственные способности, недостатки строения тела (делец, воротила, демагог, ищейка, артист, модник, щеголь, писака, сапожник, деятель, мастак, дилетант; балда, балбес, бездарь, истукан, дубина, дурак, верзила, косой, ушастый, горбатый, детина, дылда, дышло, оглобля, гнусавый, здоровила, карлик, калека, коротышка, корявый, куцый, лысый, меченый, плешивый).

20. Использование негативно-оценочных прилагательных, адресованных конкретной личности (чокнутый, больной, ненормальный, отмороженный, мерзкий, дерзкий).

21. Использование «приращенного смысла» к нейтральной лексике – «Узколобый ковбой со своим послушным островным пуделем пытается вершить судьбами планеты по своему произволу» (о руководителях США и Великобритании в связи с событиями вокруг Ирака, «Правда», 25.03.03), где нейтральные «ковбой» и «пудель» приобретают негативный оттенок благодаря прилагательному «узколобый» и приращенному качеству к слову «пудель» – в смысле несамостоятельный при выборе важных решений.

22. Использование суффиксов субъективной (негативной) оценки, сопровождающими сообщение особыми оттенками ироничности, пренебрежения, уничижения, грубости (работник – работничек, дитя – деточка, детина – «пара сытых детинушек», о депутатах ГД ФС РФ Маргелове и Рогозине, «что те двое из ларца – одинакова лица» – СР № 45, 2003 г.).

23. Прямая негативная оценка (умом не пыщут, не блещут, наглый, в приправе жуткого апломба, красно говорить не обучен).

24. Придание негативного оттенка на письме при помощи графических знаков оценки – не васнецовские «защитники земли русской» (о Маргелове и Рогозине – СР № 45, 2003 г.).

25. Использование идиоматических выражений с негативной семантикой, преподносимых как народная мудрость («черного кобеля не отмоешь добела»).

26. Использование в качестве характеристики лица архаизмов, воспринимаемых в современном языке с определенной долей иронии (царь-батюшка, барин, глашатай, батрак, боярин).

Категоричность социального недовольства, выраженная в лексике «социального противостояния», отображает степень социальной конвергенции разных политических течений и направлений в обществе, а также определяет комфортность положения той или иной личности в обществе в зависимости от общей культуры политической корректности. Субъективная оценка лица в таких случаях происходит с антагонистических позиций: богатый/бедный, престижный/непристижный, дорогой/дешевый, свой/чужой.

Использование в межличностном общении негативно-оценочной лексики «половой идентификации» с противоположной родовой принадлежностью слова по отношению к лицу другого пола, т. е. «транспозиция имени женского рода на объект мужской сферы обращения» усиливает негативную окраску всего высказывания: например, слова «дура», «падла», «сука» применительно к мужчине усиливают эффект унизительности ввиду того, что действующее лицо представляется «орудием» сексуального подчинения (Ковалева 1995: 119, 120).

Кроме оценочной лексики «социального статута» и лексики «национальной, религиозной и половой идентификации», большой разряд слов языка относится в своей оценочной части к характеристикам человека, имеющим интерпретацию «человек в разных своих ипостасях» (Бабенко 1989: 56), а именно:

1) человек как живое существо (тварь человеческая): а) родство, происхождение (выблядок, отродье, изгой, ублюдок); б) пол, отношения полов (блядь, бабье, мужичье, мужик, рязанская баба, девка, пацан, кобыла, конь с яйцами, кобель, сучка, девочка-припевочка, вешалка, мандавошка); в) возраст (молокосос, сопляк, салага, солобон, щенок, старый пень, старая рухлядь, старая кляча); г) профессия (ищейка, крот, училка); д) социальная общность (мужичье, сброд, орда, стадо, свора, стая, отрепье, хулиганье, банда, шайка-лейка, братия, клоака, гнездо, клан, кучка мерзавцев); е) регион происхождения (рязанский парень, провинциал, лимита, колхозник, деревенщина, из выселок, бомж); ж) умственные способности (бездарь, сибирский валенок, дурак, дебил);

2) внешний вид человека (слон, жердь, глиста, плюгавый, каланча, шпингалет, дылда, чучело, мокрая курица, облезлая кошка);

3) речевая деятельность (пустомеля, пустобрех, пустозвон, словоблуд, брехун);

4) морально-этические качества человека (глупость, угодливость, легкомыслие, нерешительность, ничтожество, подлость, грубость), а именно: бревно, туполобый, безмозглый, холуй, прихлебатель, приспешник, тряпка, слюнтяй, пигмей, скотина, ублюдок, свинья, сволочь, стерва, стервоза, хам, шкура, идиот, дурак, задрипа, падла, валенок, мудак, засранец, гнида;

5) поведение (кляузник – кляузничать, лакей – прислуживать, критикан – критиковать, доносчик – доносить, пижон – пижонить, рвач – достигать любыми методами, ходить по головам);

6) конкретная физическая деятельность (ретироваться, испариться, надраться, обожраться, нализаться, награбастать);

7) характеристика индивидуальных качеств личности (зануда, нелюдь, изувер, отморозок);

8) поступки личности (делец, комбинатор, махинатор, прохиндей, стрелочник);

9) субъективная оценка действительности (фуфло, туфта, говно, дерьмо, херово, пи…дец, на хер, е…ать-копать, труба, голый Вася, голяк, вилы, облом, ништяк).

Такая большая разновидность лексического множества негативной характеристики личности объясняется относительной стабильностью этого слоя лексики, применяемой в обиходно-бытовой среде. По количественной представленности негативная лексика «поведения» и «морально-этических качеств» человека имеет самые большие разряды слов, что объясняется их социальной значимостью, «ибо эмоционально-оценочное значение имеют такие единицы, которые обозначают социально значимые признаки, представляющиеся коллективу отклонением от некоторой социальной нормы» (Лукьянова 1986: 22). При этом маркируется отклонение только в одну сторону – в сторону отрицательных, с точки зрения коллектива, качеств, свойств поведения.

Прямая вербальная агрессия представляет собой поведение, которое ставит своей целью причинить кому-нибудь вред «в лицо», тогда как непрямая вербальная агрессия включает в себя попытку причинить вред другому человеку без явного конфликта. Инструментальная вербальная агрессия – это причинение вреда другому человеку посредством понижения его социального статуса для достижения основной цели, например, это угрозы насилия при грабеже.

В зависимости от открытости намерений осуществить акт вербальной агрессии, концепт «оскорбление» включает специфические приемы вербального поведения, которые подразделяются по следующим видам:

1. Прямое оскорбление – характеристика лица, выраженная в резко негативной форме при помощи резко сниженной, резко негативной лексики (брани, мата, обсценной и инвективной лексики):

а) оскорбление достигается путем использования прямой негативной номинацией субъекта оскорбления или путем его заведомо ложного обвинения в преступной или аморальной деятельности (Когда посрамленные бизнесмены проходили мимо окруженного народом секретаря райкома, один из них остановился и злобно сказал: «Хотел бы я знать, сколько товарищу баксов бросили…», т. е. дали взятку за совершение определенных действий (Правда 2003, № 101);

б) оскорбление «палочными доводами» – это чувства, вызывающие «симпатию читателя к «жертве» и негодование против «негодяя», пользующегося ее беззащитностью» (Поварнин 1990: 100).

2. Косвенное оскорбление – оскорбительная характеристика лица наносится завуалированно, как бы невзначай, что делает акт вербальной агрессии ничуть не менее, а иногда еще более действенным, т. к. в большинстве случаев воспринимается не на «лексически-осмысленном», а на «синтаксически-связывающем», «синтаксически-объединяющем» уровне, т. е. под «объединенным» синтаксическим единством:

а) употребление имени человека во множественном числе и со строчной буквы на письме (все эти чубайсы, сванидзе, доренки; «Уж если называть вещи своими именами, то на лучший конец все эти березовские и абрамовичи являются представителями плутократии…, если не жуликами, ворами и мошенниками, ибо все они, будучи немногочисленным кланом, исповедуют несколько иную философию: лишь бы мне было хорошо»; «Будем ждать, граждане, когда рыжий прихватизатор отдаст всяким хернам энергетику, задушит нас тарифами и выморозит уже грядущей зимой» (СР, приложение «Стенная газета» 2003, № 24);

б) разговор об оппоненте в третьем лице (Вы верите, что эти хлыщи хотят вас облагодетельствовать? (Правда 2003, № 101);

в) обыгрывание стандартных обращений, титулов, званий, прозвищ, кличек (этот «член» организации; член-корреспондент; «С фамилией Анатолия Борисовича тоже произошло нечто странное. Она, как нос в знаменитой повести Гоголя, отделилась от своего носителя и зажила независимой жизнью, трансформировалась в целый ряд неологизмов: отниматель, морозитель, раздеватель и т. д.» (Правда 2003, № 101);

г) употребление характеристик, звучащих явно иронично; «игра красивыми названиями и злостными кличками»: слова жулик и уголовный преступник – имеют очень неприятный оттенок; но если назвать того же человека «экспроприатором» – это звучит благородно (Поварнин 1990: 121) – (например, die beste Deutsche о М. С. Горбачеве; «Чубайс оказался в этой компании самым ловким мальчиком: эту пружинку – себе, это колесико – Фридману, а этот винтик – Авену и т. д.» (Правда 2003, № 101);

д) употребление оскорбительных выражений, служащих в качестве синтаксической связи в предложении (опускаясь до его уровня, я отвечаю; как я понял из этого опуса; вы же вследствие своей упертости видите только одно);

е) некорректное сравнение (такое мог сделать только маньяк; так поступить мог только садист);

ж) переход на «личности» – в ход идут пол, возраст, профессия, уровень образования и любые другие сведения, связанные с личностью оппонента (оскорблять людей ваша профессия – о журналистах; ditch the Bitch – о Маргарет Тэтчер);

з) приклеивание обидного ярлыка при помощи группы вводных слов (такие, как вы; вам подобные; благодаря таким, как вы; вы как и все: демагог, ретроград);

и) противопоставление оппонента себе как неспециалиста, неумехи, незнайки (а если вы не разбираетесь в вопросе, так не лезьте; не путайтесь под ногами у специалистов; женщинам здесь делать нечего; не мужское это дело; да ты ничего не понимаешь в этом; какой-то кандидат наук пытается нас учить);

к) перенос ответственности на другое лицо или переход на «глобальное решение проблем» (браконьер: «Ну, что я убил? Все равно вы своей химией больше потравите!»; «Ну, что я украл, вы посмотрите, сколько украл директор»; а у вас негров убивают);

л) обвинение оппонента в «не безгрешности», по типу «сам дурак» (посмотри на себя; бревна в газу не видит);

м) преподнесение действия/бездействия оппонента в виде преступного замысла, аморального поступка (эта группа отрабатывала чей-то заказ; за сколько же вы продали эту информацию; это же преступное бездействие; ваша позиция по этому вопросу была совсем не бескорыстна; такова история предательства);

н) приписывание лицу свойств преступника или принадлежность к преступной группе, при ложности высказывания (банда, шайка, клика, клан таких-то).

3. Скрытое оскорбление – оскорбление как бы вытекает из всего контекста сказанного, является выводом, умозаключением из всей фразы; при использовании скрытых оскорблений невозможно установить субъект высказывания, т. е. то лицо, которому принадлежит на самом деле акт вербальной агрессии:

а) подача сведений как готового мнения (все знают, что; это общеизвестно; все говорят);

б) ссылка на источник информации, т. е. подача сведений как мнение видного общественного деятеля, «эксперта по данному вопросу», «ссылка на авторитет (как сказал Сенека: unus quisque mavult credere, quam judicare, каждый предпочитает верить, а не рассуждать» – Поварнин 1990: 122; как нам стало известно из надежного источника, занимающего ответственный пост в; как полагает директор; «Стало быть, по-вашему, Гексли шарлатан и глупец?» – Поварнин 1990: 124);

в) некорректное цитирование автора или неполное цитирование, выхваченное из контекста (процитированное «как последняя блядь», Гордон о Н. С. Михалкове, в передаче «Хмурое утро» радиостанции «Серебряный дождь» 12.02.99, выражение было квалифицировано как «устойчивое ругательство, обладающее свойствами идиоматичности» и говорящее о непоследовательности героя – не является цитатой; «прочие достойные лица» – не зафиксировано ни в одном из соответствующих словарей и не может быть отнесено к крылатым словам, т. к. лишено внутренней образности как, например, у Маяковского «и прочей разной дряни»);

г) оскорбление в юмористическом рассказе, анекдоте, прибаутке (оскорбление обычно принимает вид игры или игрового розыгрыша: ср. пример, изложенный в статье Голева Н. Д. «Герой капиталистического труда» – оскорбительно ли это звание?);

д) оскорбление путем некорректного сравнения близкого лица, родственника, друга (и как ты живешь с ней – она же блядь!);

е) оскорбление под видом безадресной брани, настраивающее всех оппонентов против эмитента (вконец меня все достали, идиоты!)

ж) оскорбление, брошенное вскользь всем (преступное это дело, господа; идите вы все, господа, на три веселых буквы!);

з) использование идиоматических и крылатых выражений, содержащих критический смысл, т. е. преподнесение уже «готового народного мнения»:

– пьяному море по колено; наводить тень на плетень; вот где собака зарыта; худо овцам, где волк пастух; ворон ворону глаз не выклюет; из грязи – в князи; Александр Македонский – герой, но зачем же стулья ломать?; нагреть руки; калиф на час; квасной патриотизм; конь в пальто;

– в пустом баке и шуму много; сытый голодного не разумеет; сказка про белого бычка; свежо предание, а верится с трудом; вилами по воде писано; строить воздушные замки; курский соловей; трещать как сорока;

и) постановка вопросительного знака, это связано с тем, что такое мнение содержит особую форму рассуждения, не являющегося суждением, так как не содержит ни утверждения, ни отрицания (Если вам за пустяковое движение руки дали 100 тысяч долларов – это криминал?, иск Чубайса к редакции радиостанции «Эхо Москвы», к А. В. Минкину; «Эта сказка не напоминает вам историю с гайдаро-чубайсовскими ваучерами и ельцинскими «Волгами»? Так что если у вас, дорогие граждане, вдруг погаснет свет, то поспешите на улицу. Глядите в оба: не тащится ли к Кремлю знакомое до боли приведение?» (Правда 2003, № 101).

4. Инструментальная вербальная агрессия (оскорбление носит вспомогательный характер) – с целью угрозы, самозащиты, призыва, внушения, предупреждения (показать кузькину мать; «Вы у меня в скафандре мыться будете» (Жириновский после «банного дела» министра юстиции В. Ковалева, РГ, 22.03.01); «Ну что за народ? Вы что мешком стукнутые?» (Анпилов, РГ, 22.03.01); «Пусть нас называют как угодно, в том числе олигофренами» – депутат Яшин, РГ, 22.03.01).

5. Эмоциональная вербальная агрессия (без цели оскорбления) – речевое поведение, дающее выход гневным чувствам, «выпускание пара» (моп твою мать, небоскреб твою мать (Хрущев, РГ, 22.03.01); видал я тебя в членах Политбюро (РГ, 22.03.01); «Энгельс твою мать» (РГ, 22.03.01); «полный дефолт» (Шохин, РГ, 22.03.01)).

Человеческой натуре, являющейся продуктом генезиса социума, свойственно постоянно получать из своей социальной среды маркеры-подтверждения своей ценности как личности, уважаемой всеми членами социума. Организующим началом основания оценки является шкала релятивизации, которая включает операторы оценки и стандарт, норму оценки, которая в случае нанесения оскорбления представлена социальным статусом личности, соотнесенным с внутренней оценкой реальности. Это означает, что в языке существуют маркеры оскорбительности, которые имеют свое «внутреннее прочтение», что для каждого человека сугубо индивидуально. Поэтому оскорбление – это сигнал из внешнего мира, свидетельство того, что кто-то считает меня хуже, чем я есть на самом деле (задета честь, репутация) или хуже, чем я сам считаю – и хочу, чтобы все так считали (задето достоинство).

В обществе многие ситуации, провоцирующие агрессивное поведение, в том числе и вербальное, приводят в действие мотив «повышения своего статуса (или избежать утраты статуса)» (Чалдини 2002: 79). Например, мужские споры с применением насилия в действительности связаны с «имиджем», статусом доминирования и «представлением самого себя» в высококонкурентной социальной среде. При типичном, почти трагическом повороте событий ни жертва, ни обидчик не находят возможным отступить (Daly 1985: 59). Одноко, не каждый человек реагирует на оскорбление тем, что хватается за первое попавшееся оружие. Такие конфронтации, предметом разбирательства в которых служит статус, могут или обернуться физическим или вербальным насилием. Агрессивность проявляется в тех случаях, когда заблокированы менее опасные пути к социальному доминированию.

Социальная дискриминация включает в себя этносоциальный стандартный набор поступков, совершение которых порицается в обществе. В лингвокультуре этот список социально-детерминированных проступков может быть описан при помощи глоссария смыслов, вызывающих эффект вербальной перверсии. В русском языке план выражения коммуникативной перверсии сводится к утилитарным и моральным нормам, определяющим социальные типы пороков или типы асоциального речевого поведения: 1) срам (срамить); 2) грязь (пачкать, чернить, портить репутацию); 3) позор (позорить, выставлять на позор, позорный столб); 4) порок (порочить, поносить, шельмовать, хулить, оклеветать, обесславить); 5) ругань (ругать, бесчестить); 6) виновность (обвинять, вменять); 7) оскорбление (оскорблять); 8) издевка (издеваться, насмехаться, улюлюкивать); 9) унижение (унижать, умалять, принижать).

Весь объем коммуникативной перверсии, заложеный древним мифологическим сознанием в семантическом значении латинского слова «calumnia», определил совокупность стратегий коммуникативно-перверсивного поведения в современных языках: 1) клевета; 2) оговор; 3) навет 4) коварство; 5) козни; 6) ложное обвинение; 6) извращение, превратное толкование; 7) самооклеветание из ложного страха; 8) чрезмерная требовательность к себе; 9) преувеличенное самобичевание.

Таким образом, под коммуникативной перверсией в лингвокультуре этноса понимается лингвосоциальное явление, заключающееся в причинении ущерба социальной значимости личности путем возложения на нее вины в совершении социального проступка или путем создании таких социально-значимых условий, при которых лицо добровольно соглашается принизить свою социальную значимость.

Ассоциативные связи концепта «оскорбление» имеют временную горизонтальную последовательность и выстраиваются в речевом акте по линейному принципу: слово-стимул – ассоциативное значение – адресность – реакция. Зеркальная читаемость ассоциативной линии приводит к построению ассоциативных тематических направлений, объединенных под основным значением направляющего слова.

Так, по данным фразеологического словаря Федорова, корпус идиоматических и фразеологических выражений русского языка, касающихся негативной оценки человека (461 пример), распределяется в следующей выделяемой последовательности:

1) негативная оценка речевой деятельности (22, 1%) (с цепи сорвался, возводить поклеп, задеть за живое, закидать грязью, кимвальный звон, класть пятно, положить пятно, мыть косточки, игнорировать, бросать тень, городить чушь, городить дичь, городить ахинею, кидать камешки, наклеивать ярлыки, накрутить хвост, напевать в уши, напороть дичь, натрубить в уши, нести и с дона и с моря, нести чушь, облить грязной водой, облить грязью, перемывать косточки, горькая пилюля, снимать личину, читать мораль и т. д.);

2) высмеивание пороков и физических недостатков человека (19%) (бояться тележного скрипа, хоть веревки вей, коломенская верста, вертеть хвостом, вертеться как береста на огне, вертеться как бес перед заутреней, ветер в голове, ветер на уме, вздернуть нос, витать в облаках, вожжа под хвост попала, белая ворона, рылом не вышел, гад ползучий, голова садовая, горе луковое, хорош гусь, гусь лапчатый, дрожать за свою шкуру, заячья душа, соломенная душа, черная душа, жидок на расправу, извиваться ужом, мокрая курица, старая лиса, загребущие руки, рыцарь на час, старый хрен и т. д.);

3) высмеивание глупости, умственной несостоятельности (прирожденный дурак, дурак-псих, дурак в учении, дурак в разговоре, дурак-неумеха, дурак-лентяй, необразованный дурак, медлительный дурак, дурак-маразматик от старости, дурак-неудачник, второсортный дурак, нерешительный дурак, наивный дурак, дурак от любви или счастья) (13, 9%) (дубовая башка, пустая башка, башка с затылком, дурья башка, не блещет талантом, бревно неотесанное, не все дома, голова мякиной набита, голова соломой набита, дубовая голова, дурная голова, ежова голова, зеленая голова, курья голова, пустая голова, чугунная голова, дубина безголовая, дубина стоеросовая, дубина еловая, дурак дураком, петый дурак, набитый дурак, каша в голове, коробка не варит, котелок не варит, задним умом крепок, мешок с соломой, мозга за мозгу заходит, моча в голову ударила, недостает винтиков, круглый ноль, абсолютный ноль, обойденный судьбой, обсевок в поле, буриданов осел, пень березовый, пень пнем, пень стоеросовый, повредиться в уме, повредиться умом, дураково поле, с приветом, из-за угла мешком пуганый, разум пошатнулся, рехнуться умом, решиться ума, сбрендить с ума, сбредить с ума, куриная слепота, сойти с катушек, солома в голове, сойти с ума, тронуться в уме, тюха матюха, ни уха ни рыла, без царя в голове, чучело гороховое и т. д.);

4) религиозная тематика (10, 4%) (падший ангел, бог обделил, бог обидел, не бог весть какой, черту брат, вертеться как бес перед заутреней, чертом глядит, не дай бог, злой дух, нечистый дух, иродова душа, исчадие ада, чертова кукла, христова невеста, нечистый попутал, оборотни господи, окаянный попутал, чертова перечница, иудино племя, сатанинское племя, послать к чертовой бабушке, продать душу дьяволу, продать душу черту, раб божий, рассыпаться мелким бесом, сатана веселится, сатана в юбке, ни богу свечка ни черту кочерга, иродово семя, чертово семя, нечистая сила, дьявольская сила, черное слово, поставить крест, пройти божий суд, вражий сын, тешить беса, богом убитый, Фома неверный, Фома неверующий, царица небесная, царь и бог, царь небесный, божий человек, грешный человек, на лице черт в свайку играл, черт чертом, читать проповедь);

5) отрицательная характеристика деятельности (6, 5%) (на седьмом взводе, мякинное брюхо, толоконное брюхо, по верхам, выкинуть финт, в подметки не годится, калиф на час, кость тонка, мальчик на побегушках, не мычит и не телится, на лбу написано, на лице написано, не чист на руку, оторви да выбрось, тянуть лямку, тяп-ляп, звезд с неба не хватает);

6) вводить в заблуждение, представляя кого-то в лучшем свете (6 %) (бросать пыль в глаза, ворона в павлиньих перьях, петли вязать, вязать сказку, потемкинская деревня, казать из себя, развесистая клюква, набивать себе цену, напустить на себя, насыпать с три короба, окрашивать в розовый цвет, петь дифирамбы, петь славу, подпустить пыли, припустить турусы на колесах, подпускать туману в глаза, для понта, дутый пузырь, мыльный пузырь, распустить павлиний хвост, рассказывать сказки, рассказывать басни, бабушкины сказки, представлять в розовом цвете, строить из себя, травить байки, фата-моргана);

7) высмеивание женских пороков (5, 2%) (базарная баба, ботало коровье, вавилонская блудница, маменькина дочка, собачья дочь, сучья дочь, женская логика, кающаяся Магдалина, наставлять рога, заблудшая овечка, легкого поведения, приставлять рога, бабий разум, ваша сестра, наша сестра, бесплодная смоковница, трепать подол, трепать хвост, трепать юбки, царевна-недотрога, царевна несмеяна, синий чулок, шкура барабанная);

8) жизнь, как воплощение театра (5%) (артист погорелого театра, валять ваньку, валять дурака, войти в роль, играть в загадки, играть вторую скрипку, играть комедию, ломать комедию, разыграть дурака, разыграть роль, и смех и горе, на смех, до смешного, срывать маску, строить дурочку, сыграть шутку, устраивать веселую жизнь, устраивать концерт, устраивать представление, шут гороховый);

9) подчеркивание низкого социального статуса (4, 8%) (нищая братия, ветер в карманах, хоть кошель через плечо вешай, гол как сокол, голь да рвань, голь кабацкая, беден как Ир, египетская казнь, ни кола ни двора, беден как церковная крыса, нагота и босота, черный народ, ломаного гроша за душой нет, ничего за душой нет, птица низкого полета, как рак на мели, без роду и племени, немытое рыло, свинячье рыло, суконное рыло, сверкать голым задом, мелкая сошка);

10) прерывание неоконченного дела (3, 7 %) (был да весь вышел, был да сплыл, и был таков, только и видели, зарастать мохом, Митькой звали, будто в омут канул, будто в воду канул, катиться к чертовой матери, концы в воду, и звания нет, песенка спета, подобрать в подол зубы, прости-прощай, и след простыл, пропал и след, хвост в зубы);

11) выступать в роли моралиста (2, 4%) (оскорбленная невинность, угнетенная невинность, нелегкая дернула за язык, нет ничего святого, ниже своего достоинства, при запахе стервы нос залегает, нюхать кобылу, не оберешься стыда, смеху подобно, становиться в позу, стать в позу);

12) сказочные и фольклорные персонажи, исторические реалии (1%) (отставной козы барабанщик, продувная бестия, не велик барин, кисейная барышня, Змей-Горыныч и т. д.).

Языковая система находится в постоянном развитии, поэтому ассоциативные поля имеют свою динамику, при которой временные связи могут стать постоянными, произвольные – обязательными, а искусственные – естественными, что зависит от характера социального и коммуникативного взаимодействия носителей ассоциативных полей (Абрамов 2001: 124).

Ближайшими ассоциациями к ядру концепта выступают семантические связи, а дальними – парадигматические. На основании метода реконструкции элементов правовых норм из представлений, полученных тестируемым путем, и экспериментального тестирования (опроса информантов) в настоящей работе был проведен анализ ассоциативной стороны лингвокультурного концепта «оскорбление», отраженного в обыденном сознании представителей русскоязычной культуры, содержащийся в ответах на вопросы «Оскорбление – это?» и «Оскорбление – это когда?» в форме описания первого впечатления, которое возникает при упоминании слова «ОСКОРБЛЕНИЕ», и был сделан вывод, что в обыденном сознании представителей русскоязычной лингвокультуры присутствует смешанный тип представлений об оскорблении.

Исследовательский прием, заключающийся в требовании дать ответ в двух формах, был продиктован строением словарной статьи «ОСКОРБЛЕНИЕ» по словарю Ожегова (СО, 1986), которая дает толкование оскорбления в двух частях: 1. см. оскорбить. 2. Оскорбляющий поступок, т. е. было предложено респондентам описать оскорбление в виде «состояния» и в виде «действия».

Из ответов информантов был сделан вывод, что в обыденном сознании представителей русскоязычной культуры присутствует смешанный тип представлений об «ОСКОРБЛЕНИИ», который образовался в результате воздействия пропаганды правовых знаний (школа, СМИ, кинофильмы, художественная литература, специальная литература), воспринятый в процессе социализации и отраженный индивидуальным сознанием в значениях оскорбления как социально осуждаемого проявления неуважения и недружелюбности.

Итак, интерпретационные группы толкования ассоциативных связей оскорбления распределились следующим образом:

– вмешательство в приватную сферу жизни человека (43%) (оскорбление – это «унижение собственного Я», «ущемление чувств собственного достоинства», «ущемление личных достоинств», «ущемление свободы», «принижение личных качеств человека», «унижение умственных качеств личности», «унижение в любом виде», «действия, приводящие к чувству дискомфорта», «негативное воздействие одной личности на другую с целью унижения ее собственного «Я» и т. д.);

– вид асоциального речевого поведения (27%) (оскорбление – это «словесное унижение», «высказывание неприличных слов», «унижение посредством речевого контакта», «ненависть, выраженная устно», «сообщение лицу фактов в резкой форме», «нанесение моральной травмы лицу путем высказываний»);

– причинение морального вреда или нанесение обиды (12%) (оскорбление – это «преднамеренная обида, насмешка», «попытка обидеть», «нанесение обиды, задевающей самолюбие»;

– вид агрессивного поведения (6%) (оскорбление – это «негативное воздействие одной личности на другую», «попытка одного человека повысить свою самооценку за счет другого»);

– проявление неуважения в виде «негативных чувств и ненависти» (3%) (оскорбление – это «выражение чувств человеку, который тебе не нравится»);

– ассоциативные связи, находящиеся на периферии от ядра (9%) (реакция на несправедливость – «обвинение человека в том, что он не делал, кем не является»; индивидуальная интерпретация-сравнение – «дуэль, пощечина» или противопоставление «Пушкин – Дантес, Лермонтов – Мартынов, Жириновский – Немцов», «поступок, который может поставить человека в неловкое положение», «публичное уничтожение»).

В обыденном сознании сформировался четкий стереотип невмешательства в сферу личных интересов человека, затрагивающих его «собственное Я» или «внутренний мир», что, собственно, и соответствует современным представлениям о правах и свободах личности, гарантированных естественным и кодифицированным правом (ст. 2 Конституции РФ «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства»).

Оскорбление всеми респондентами воспринимается как вид агрессивного поведения («негативное воздействие одной личности на другую…»), направленного на изменение социального статуса человека (как цель оскорбления: «с целью унижения ее собственного «Я»). В обыденном сознании, как это видно из ответов, желание существенного изменения положения человека выражается, в основном, в словесной форме (87%), реже в форме физического воздействия (13%).

В обыденном понимании оскорбление воспринимается как вид действий (хотя нами данный вид толкования оскорбления был выделен в отдельном вопросе, некоторые информанты видят сущность оскорбления в проявлении «действий, ведущих к возникновению чувства дискомфорта» и не делают различия между оскорблением как эмоциональным состоянием и действиями, направленными на нанесение оскорбления) – словесных (вербальных) или физических: «действия лица (лиц), «когда тебя избивают», приводящие к моральному унижению и чувству дискомфорта лица, над которым совершаются эти действия»; «ущемление свободы личности каким-либо образом там, где не понимается свобода другой личности». При оскорблении, по мнению информантов, выбирается форма воздействия: «словесная (устная) или поступками –«унижение человека какими-либо поступками или в устной форме»; «унижение человека происходит посредством речевого контакта», кроме того, оскорбление может быть в форме как «публичного словесного унижения», так и в форме межличностного контакта – «словесного унижения достоинства человека» и «словесного унижения одним человеком другого».

При анализе ответов адресантов четко прослеживается линия, направленная на описание «адресности» оскорблений, т. е. в обыденном сознании оскорбление понимается как негативная информация, направленная в чей-то адрес, а не вообще преподносимая негативная информация, высказанная так, между прочим: см., например, «выражение чувств словами человеку, который тебе не нравится»; «словесное унижение одного человека другим»; «грязь, «безкультурье» того, от кого исходит эта грязь»; «высказывание неприличных слов в чей-то адрес»; «нехорошие слова в адрес кого-либо»; «неприятные слова в чей-либо адрес».

Ассоциативные представления обыденного сознания отличаются от научного знания неполнотой, непоследовательностью и неопределенностью. Именно формальная неполнота обыденного сознания по сравнению с квалификационной определенностью правовой нормы маскирует ассоциативные представления об оскорблении под чувственно-образную индивидуальную интерпретацию правового сознания. С этих позиций ассоциативное поле раскрывает понятие оскорбления в обыденном сознании без обращения к правовой терминологии в ее сущностном смысле. Обобщенные примеры ответов по этому типу понимания оскорбления были разделены по следующим подгруппам без качественного сравнения с общими показателями в % соотношении из-за большого шага разброса ассоциативного понимания оскорбления в обыденном сознании:

1. Оскорбление приравнивается к эмоционально-экспрессивной форме подачи информации или выражается «заниженной» лексикой: оскорбление в таком понимании – это «когда один человек, употребляя грубые слова, отзывается о другом», «когда тебя обзывают нецензурными словами», т. е. это резкая, неприличная форма выражения информации, сообщение лицу фактов в «резкой форме, употребление нецензурных слов»; «высказывание неприличных слов в чей-либо адрес»; «неприятные слова»; «слова, вызывающие «мандраже»; «нехорошие слова в адрес кого-либо»; «неприятные слова в чей-либо адрес»; «слова, вызывающие неприятное ощущение».

2. Явление более общего порядка, когда оскорбление переходит в стойкое чувство несправедливой обиды: оскорбление – это «когда ты чувствуешь обиду и несправедливость», «когда ты слышишь в свой адрес плохие слова, чаще всего необоснованные», «когда неправильно обижают человека, негативно воздействуя на его психику».

3. Смутное чувство досады, т. е. разновидность обиды-разочарования, сожаления тем, что все прошло не так, как хотели: оскорбление – это «чувство, которое возникает в результате недопонимания», «когда в твой адрес высказываются не очень вежливо (некорректно)».

4. Выражение антипатии, личной неприязни кого-либо: оскорбление – это «выражение чувств словами человеку, который тебе не нравится», «когда тебя заставляют делать то, чего ты не хочешь».

5. Реакция на несправедливое обвинение в чем-либо: оскорбление – это «прямое или косвенное обвинение человека в том, что он не делал, кем он не является», «когда человека обвиняют неправомерно чем-либо, не давая ему высказаться в защиту», «речевая реальность, не соответствующая действительности», «когда одно лицо обвиняет (упрекает) другое лицо в действиях с его точки зрения».

6. Негативная оценка человека: оскорбление – это «умышленное принижение личных качеств человека, попытка выставления идиотом или когда ставят в глупое положение»; «унижение умственных качеств личности».

7. Критика кого-либо: оскорбление – это «прямое или косвенное указание или упоминание о неправильности поведения или действий человека наблюдаемых в процессе его деятельности», «когда один человек в беседе или в своих поступках дает понять другому, что он ничто», «когда человек воздействует на другую личность, ее систему взглядов на вещи, дает негативную оценку ее поступков», «когда ты слышишь то, что тебя возмущает, и это оскорбляет», «когда тебе высказали свое недовольство».

8. Отрицательное воздействие извне на личность: оскорбление– это «негативное воздействие одной личности на другую с целью унижения ее собственного «Я», «когда тебя трогает общество, в котором ты не нуждаешься», «когда личность ставят в положение, в котором она считает себя морально униженной», «когда человека обвиняют или оговаривают, когда его действия могут быть двояко истолкованы в худшую сторону при стремлении человека сделать что-то хорошее».

9. Завышенные требования к поведению человека и, следовательно, к оценке оскорбления, вид нарушения морально-этических норм общественного поведения, например, оскорбление – это «поступок, который может поставить человека в неловкое положение, т. е. унизить»; «оскорбление – грязь, «безкультурье» того, от кого исходит эта грязь», «проявление неуважения к лицу», «неуважение», «плохое отношение к человеку», «неуважение личности».

10. Вид «морального» истребления соперника, стирания с лица земли, психическое подавление личности человека: оскорбление – это публичное «уничтожение», «когда оскорбляющий пытается унизить другого человека обычно прилюдно».

11. Проявление вербальной дискриминации – это «когда человек говорит о тебе хуже, чем ты себя считаешь и есть на самом деле, при этом он пытается возвысить себя», «когда человека опускают», «когда человека намеренно унижают, обзывают, необоснованно указывают на личное превосходство», «когда не считают за человека».

2.3 Юридические свойства концепта «оскорбление»

Концепт «оскорбление» не сразу занял свое место в лингвокультуре. Благодаря нормативной кодификации в правовом сознании возникают четкие определения и рамки того или иного социально-вредного поведения. Так, преступление по Русской Правде (XIX в.) определялось не как нарушение закона или княжеской воли, а как «обида», т. е. причинение морального или материального ущерба лицу или группе лиц (Исаев 1994: 17). Использование имени концепта «оскорбление» как номинации вида правонарушений в древних источниках права не было, т. к. древние памятники права относятся к так называемому каузальному типу кодификации, когда законодатель пытался предусмотреть все возможные жизненные ситуации (ср.: ст. 23 РП «Если кто ударит мечом, не обнажив его, или рукоятью меча, то платит 12 гривен за обиду», ст. 24 «Если же обнажит меч, а не поранит, то платит гривну кун», ст. 25 «Если кто кого ударит палкой, или чашей, ли рогом, или тупой стороной меча, то платит 12 гривен», ст. 67 «Если кто вырвет у кого клок бороды, и знак останется, и очевидцы то подтвердят, то взыскать с обидчика 12 гривен штрафа…» и ст. 59 «Если господин обидит закупа, отнимет у закупа данную ему ссуду или его собственное имущество, то по суду все это он обязан возвратить закупу, а за обиду заплатить 60 кун»).

По современной юридической квалификации правовая норма «оскорбление» принадлежит к преступлениям против личности, и чтобы выразить отношения, сложившиеся в древнем обществе, необходимо прибегать к современным формулировкам, которые тождественны в описании этого вида деяний. В русском Судебнике XVI века и в Соборном Уложении (1649 г.) «обида» уже разделяется на противоправное действие словом и поступком (Исаев 1994: 48). Кроме того, нанесенная «обида», как понятие уголовного преступления, направленного против отдельной личности, больше не фигурирует в текстах этих источников права, т. к. на первый план выдвигается охрана существующего государственного и социального порядка. Соборное Уложение 1649 года определяет высокий социальный статус главы государства и церковных служителей, поэтому вводит специальные нормы по защите чести российских монархов и церкви: в Главе I предусматривалось применение наказания за богохульства (ст. 1 «Если кто возложит хулу на господа бога и спаса нашего Иисуса Христа, или на родившую его пречистую владычицу нашу богородицу и приснодеву Марию, или на честный крест, или на святых его угодников, и про то сыскивати всякими сыски накрепко; да будет сыщется про то допряма, и того богохульника обличив, казнити, зжечь»; ст. 7. «А будет кого обесчестит словом, а не ударит, и его за бесчинъство посадити в тюрьму на месяц»); в Главах II «О государьской чести» и III «О государеве дворе, чтоб на государеве дворе ни от кого никакого бесчиньства и брани не было» дополнительно оберегалась «государева» честь.

«Бесчестье словом» или «непригожим словом» (Глава X «О суде») по Уложению 1649 года заменили понятие «обиды», которое стало восприниматься как пережиток «деревенской культуры»: например, ст. 229 «А будет кто к кому-нибудь приставит в деревенской в какой-нибудь обиде, а учинили де те обиду люди, или крестьяне того, к кому приставит в беглых людях и крестьянех…». В последующем «обида» как юридический термин стала представлять собой мелкий проступок, рассматриваемый лишь мировым судьей (см. п. 2 ст. 19 Устава уголовного судопроизводства 1864 года: «Дела о преступлениях и проступках, о коих производство, начинаясь не иначе, как по жалобам лиц обиженных или потерпевших вред, может быть прекращено примирением»). А в текстах правовых источников «судебной реформы», проходившей во второй половине XIX века, термин «обида» вообще вышел из употребления ввиду устаревания этого юридического понятия.

Исторический архетип концепта «оскорбление» включал в себя одновременно признаки богохульства, оскорбления (словом, поступком) и обиды, которые воспринимались одной архенормой, передававшей общий семасиологический смысл запрета на внекультовое упоминание имени божества.

История появления имени «оскорбление» как юридического термина в текстах Российского права связана с принятием в 1882 году закона «Об оскорблении государя» (Исаев 1994: 219). Но полное закрепление и юридическую жизнь «оскорбление» как наказуемое правонарушение получило в текстах «Устава о цензуре и печати» (1897 г.) и «Уголовном уложении» (1903 г.) Так, согласно ст. 4 названного «Устава» запрещению подвергались произведения словесности, наук и искусств, «когда в оных оскорбляется честь какого-либо лица непристойными выражениями или предосудительным обнародованием того, что относится до его нравственности или домашней жизни, а тем более клеветой» (СЗРИ, Т. 14, с. 191). Данные предписания, содержащиеся в «Уставе», в императивном порядке «требовали не допускать нарушений должного уважения к государю, государству и церкви, соблюдать непоколебимость основных законов, народную нравственность, честь и домашнюю жизнь каждого» (Воробьев 1997: 56). Кроме того, с принятием «Уложения о наказаниях» (1903 г.) семантическое ядро оскорбления было смещено в сторону сохранения «доброго имени» не только должностных лиц или обществ, но и любого частного лица. Некогда выработанное римскими юристами как положение о «добром имени» римских граждан в рамках развития частного права квиритов и инкорпорированное во времена усиления власти суверенов и царей в систему уголовного судопроизводства, юридическое толкование оскорбления «развернулось» вновь в сторону гражданского судопроизводства, хотя некоторое время еще сохраняло уголовные санкции, как меру ответственности. Согласно ст. 1039 «Уложения о наказаниях» указывалось, что при условии появления в издании сообщений, которые могли повредить «чести и достоинству или доброму имени» лица, редактор подвергался денежному штрафу и заключению в тюрьму на срок от 2 месяцев до 1 года и 4 месяцев или по усмотрению суда одному из этих видов наказаний. Однако, если подсудимый предоставлял суду неопровержимые доказательства справедливости опубликованных материалов, то он освобождался от ответственности по указанной статье. Тем не менее, он мог быть подвергнут взысканию по статье 1040 в случае, если суд в форме преследуемого сочинения или в способе его распространения усматривал «явный умысел нанести должностному лицу или установлению оскорбление». В этом случае оскорбительный отзыв в печати о частном или должностном лице, обществе или учреждении, выражавший или заключавший в себе «злословие или брань», наказывался более мягко: штрафу до 300 рублей, аресту от 7 дней до 3 месяцев или заключению в тюрьме от 2 до 8 месяцев (СЗРИ, Т.15, с. 64).

«Уложение» квалифицировало оскорбление чести в виде двух самостоятельных составов: обида действием и обида словом. Диспозиция статьи «обида действием» примыкала к преступлениям, связанными с легкими телесными повреждениями (побои), хотя и отличалось от последних отсутствием болевых ощущений. Процессуальная практика по «Уложению» требовала для признания выражений или действий оскорбительными непременного наличия намерения оскорбить. Но, так как оскорбления по вменяемому психическому способу отношения к противоправному деянию делились на безусловно оскорбительные и условно оскорбительные, виновный должен был доказать, что он не имел намерения оскорбить при безусловно квалифицируемом оскорблении, а при условно оскорбительных действиях или словах обиженный должен был доказать, что его хотели оскорбить.

Если взаимно были нанесены одинаковые оскорбления, то ответственность обоих лиц погашалась. Обвиненный в оскорблении мог быть освобожден от наказания, если состоялось примирение. Примирение и «зачет» взаимных оскорблений не имели места в случаях оскорбления должностных лиц или полицейских чинов при исполнении ими своих служебных обязанностей.

Интуитивное признание того, что современная лингвистика трактует как «коммуникативное намерение» в качестве квалифицирующего признака противоправного деяния, «оскорбление» отражает состояние развития правовой культуры того времени. Понимание под причинением обиды намерения оскорбить соответствует современному описанию иллокутивного речевого акта «оскорбление», где само «коммуникативное намерение» является признаком совершения противоправного деяния. Это подтверждает правильность понимания законодателем начала XX века речевой природы оскорбления.

Правовой сдвиг, последовавший после становления гражданского общества, изменил принципы и подходы современного правового толкования нормы «оскорбление», и поэтому перед специалистом, занимающимся вопросами взаимосвязи языка и языка толкования права, не обладающего специальными юридическими познаниями, стоит задача выбора метода анализа. С точки зрения теории речевых актов, толкование оскорбления с позиций намерений эмитента верно, но оно устарело для современного понимания правовой проблемы «оскорбление», т. к. нельзя объективно описать правовую и лингвистическую проблему «оскорбление», замкнувшись только в лингвистическом пространстве исследований. Правовой сдвиг пока прямо не произвел семантического сдвига в языке, но без учета этого сдвига нельзя постигнуть истинную природу «оскорбления» в современном толковании права.

Итак, с принятием в начале XX века в Российском законодательстве «Уголовного уложения» и «Уложения о наказаниях» выделились два юридических направления государственной охраны «доброго имени» лица. Уголовному и гражданскому преследованию подлежал субъект, причинивший ущерб чести лица: 1) путем распространения ложных сведений и 2) путем нанесения оскорбления. Поэтому юридическое толкование имени концепта «оскорбление» возникло первоначально как обыкновенное наименование запрета, определившего круг противоправного, уголовно наказуемого деяния, ранее квалифицируемого как «обида». Ценностная картина мира в языке представляет собой проявление закономерности «семантической концентрации, согласно которой наиболее важные предметы и явления жизни народа получают разнообразную и подробную номинацию» (Карасик 1996: 14).

Под юридическим именем концепта «оскорбление» был объединен большой пласт накопленного человечеством опыта в сфере нанесения вреда социальному статусу лица. Поэтому оскорбление, как элемент языковой картины мира, отраженный в общечеловеческой и правовой культуре отдельного этноса, имеет следующее лингвокультурное определение: оскорбление – это временное расстройство чувств человека в виде эмоционального всплеска, ведущего к блокаде рационального мышления, переходящее в стойкое состояние обиды, вызванное несоответствием уровня самоидентификации личности с предложенным ей местом в языковой картине мира, отражающей систему социальных субъективных оценок.

Юридические свойства концепта «оскорбление» – это когнитивное отражение наименования социального запрета в нормативном источнике. Контаминация юридического толкования и понимания обыденного смысла концепта усложняется еще и тем обстоятельством, что для номинации юридического запрета выбирается слово, обладающее «цельным», обобщенным смыслом, т. е. слово из обыденного языка, т. к. право является составной частью культуры определенной этнической общности. В то же время юридическая номинация запрета несет в себе дополнительную семантическую нагрузку, понимание которой доступно лишь специалисту в силу исполнения профессиональных обязанностей.

Концепт оскорбление возник как вид социального табу, направленный на законодательное закрепление запрета на асоциально вредное поведение, причиняющее вред достоинству отдельной личности. Поэтому лингвокультурный концепт «оскорбление», возникший из своего юридического имени в обыденном сознании, воспринимается как неуважительное, общественно вредное и недопустимое поведение. Исходя из этого, можно дать следующее определение «оскорбления» как лингвокультурного концепта: оскорбление – это концентрированный социокультурный стереотип поведения, распространенный в массовом сознании носителей лингвокультуры, о видах социально вредного поведения, которое в коммуникативном взаимодействии вызывает несогласие адресата занять непривлекательное место в социальной системе ценностей ввиду утраты им прежнего социального образа или положительной оценки самоуважения, а также представление о социально-ориентированных способах восстановления утраченной значимости лица, подвергшегося вербальной агрессии.

«Обида» как юридическое имя концепта «оскорбление» устарело и более не употребляется в текстах современного российского права. Кроме того, юридическое имя концепта «оскорбление» поглотило в себя некогда юридические свойства «обиды», которая только предполагается в атрибутах (архитектонике) концепта «оскорбление».

Современное понимание оскорбления как преступления, обладающего по классификации уголовного кодекса РФ формальным составом, означает, что правовая норма «оскорбление» – это преступление, которое является оконченным в момент окончания действий, направленных на унижение чести и достоинства лица (по квалифицирующим признакам), вне зависимости от наступления или ненаступления вредных последствий, определить которые в целом ряде случаев бывает затруднительно без специальных познаний (т. е. без проведения лингвистической экспертизы). Для концепта «оскорбление» обида является центрообразующим ядром, которое было заложено в глубинах человеческой цивилизации и которое проявляет себя лишь при реализации функций иллокутивного речевого акта «оскорбление». Поэтому, хотя концептуальное пространство обиды потеряло свои юридические признаки и более не употребляется в текстах права, но ввиду историко-этимологической близости с концептуальным пространством «оскорбление», имя которого и приняло на себя юридические свойства обиды, концептуальное пространство обиды входит в этимологическую память концепта «оскорбление». Недопонимание этого феномена права, которое является не только нормативнообразующим элементом социальной системы общества, но и концептоопределяющим элементом языка этнической общности, приводит к недопониманию необходимости самостоятельного анализа юридических свойств концепта «оскорбление».

При выборе методов описания концепта «оскорбление», основанных только на анализе лингвистических данных, без учета большого пласта правовой истории, несущей основную семантическую нагрузку, заложенную в современное представление оскорбления, ответгается тезис о главном предназначение культуры – передавать накопленный опыт последующим поколениям. Лингвокультурное взаимодействие обиды и концепта «оскорбление» представляет не только научный интерес в качестве предмета изучении обиды как юридического предшественника концепта «оскорбление», но в большей степени исследователей интересует языковая вовлеченность концепта «оскорбление» в семантическое поле эмоции обиды, чем как раз и занимается эмотивная лингвистика. Ввиду правовой кодификации, «эмоциональный конкретизатор концептуального пространства» (Панченко 2002: 98) обиды (как древнего архетипа понятия преступления) приобрел форму лингвокультурного концепта «оскорбление», зафиксированного в обыденном сознании как социально-вредное поведение, обладающее нормативной формой кодификации, т. е. обладающего признаками концепта, зафиксированного в правовой норме в качестве запрета.

Таким образом, концепт «оскорбление» отвечает всем признакам, определяющим концепт как явление лингвокогнитологии, и имеет право на самостоятельное существование как «ментальное образование», выделившееся из концептуального пространства «обиды» и обладающее семантическими признаками порицания, но квалифицируемый по нормам права как средство понижения социальной привлекательности лица ввиду возведенной в закон воли законодателя на запрет такого словоупотребления.

Юридические свойства концепта «оскорбление» заключаются в его способности нести некоторый объем правовой информации, символы которой отражены в языковых формулах. Унижение чести – это изменение качества представлений о лице, унижение достоинства – это изменение количества позитивных представлений о лице в сторону их уменьшения. Унижение достоинства направлено на то, чтобы негативно охарактеризовать предыдущее поведение, дать меньшую квалификационную оценку, чем заслуживает сам субъект. Оскорбить – значит занизить представление субъекта о его месте в системе социальной иерархии общества, т. е. указать на разницу в том, как субъект видит свое место в социальной системе и предложенной новой позицией; в таком понимании оскорбление – это и есть непринятие новой позиции.

Итак, с одной стороны, стратегия оскорбления направлена на срывание позитивной маски и показ лица в более негативном, неприглядном образе (обида за уменьшение достоинства), с другой стороны, стратегия оскорбления направлена на разоблачение неприглядного поведения человека (обида за попытку обличия; ср., обличать – выявлять истинное лицо, истинный «лик»).

Из количественного анализа лексических единиц, содержащих пейоративы в русском, английском и французском языковом сознании, можно сделать вывод, что русскому языковому сознанию свойственно в большей степени оценивать личность по эмпирическому типу оценки (поведение на людях, «по одежке встречают»), в то время как английскому языковому сознанию свойственно оценивать личность по интеллектуальному типу оценки (интеллектуальная несостоятельность) (Карасик 1996: 13), во французском языковом сознании личность оценивается по моральному типу оценки (испытание доверием) (ср., фр. «cré tin» от valaisan «cré tin» – «innocent»).

Разные подходы в критериях оценки национально-культурного поведения подразумевают формирование разных «деонтических операторов» (Палашевская 2001: 6) в диспозициях норм национально-правовых систем, содержащихся в текстах правовых документов.

Концепт «оскорбление» имеет следующие социально значимые признаки, влияющие на семантический статут правовой нормы: 1) социальная направленность речевого акта; 2) табуированность используемой лексемы; 3) умышленное взламывание табу; 4) персональная адресность речевого высказывания; 5) направленность на понижение социального статуса адресата; 6) предпочтительное использование приемов скрытого воздействия; 7) публичность; 8) психологическая готовность перейти порог оскорбительности (табу); 9) ожидание правовой ответственности или морального осуждения.

Юридические свойства концепта «оскорбление» заключаются в его способности представлять некий объем правовой информации, символизм которой отражен в языковых формулах в виде понятийной, семантической и аксиологической составляющей.

В речи концепт «оскорбление» приводит к этической дисфункции вежливости, что делает высказывание социально конфликтным. Но, если в обыденном сознании детекция оскорбления строится на анализе намерений как оценки справедливости, то в праве диагностика оскорбления должна иметь процессуальное соответствие обоснования, так как она служит процессуальным средством доказывания.

Расхождение в интерпретации концепта «оскорбление» в праве и в обыденном сознании – это следствие меняющейся парадигмы общественных отношений, когда при совершении преступлений с формальным составом (оскорбление) предметом намерений виновного являются действия, которые по своим объективным свойствам уже обладают признаком противоправности и общественной опасности независимо от факта наступления/ненаступления вредных последствий или желения/нежелания их наступления. Поэтому для правовой квалификации «оскорбления» существенным является определение способа нанесения вреда общественным социальным отношениям, а не психическое отношение виновного к речевому событию в виде коммуникативного намерения причинить вред/не причинять вреда.

Для характеристики юридических свойств иллокутивного концепта «оскорбление» в настоящей работе был принят термин коммуникативной перверсии, который означает речевое решение, подчиненное выбору речевых тактических ходов, приводящих к нарушению социокультурной нормы и наносящих вред социальной привлекательности языковой личности путем использования маркеров такой речевой модели социальной стратификации, с которой лицо не может согласиться ввиду потери прежнего авторитета или самоуважения. Использование в речи перверсивных единиц означает, что выражение отношения или вынесение оценки лицу в вербальной части высказывания прямо или косвенно влияет на общую картину его социальной репрезентативности как личности. Например, подчеркивание в речи физических или умственных недостатков личности снижает ее социальную привлекательность для окружающих и, следовательно, наносит урон ее социальному статусу (ср., «потерять лицо», «представить в неблагоприятном свете»; «клевета как уголь – не обожжет, так измажет»).

Задачей теории судебной лингвистической экспертизы является создание терминологического аппарата, способствующего выявлению коммуникативной перверсии, т. е. описанию речевых ходов и стратегий, допускающих причинение вреда социальной привлекательности личности. Лингвистическая экспертиза оскорбления подтверждает или опровергает адекватность стилистического распознавания реферируемого смысла перверсивного высказывания адресатом диспозиции правовой нормы.

Выводы

Дискурсная реализации концепта «оскорбление» в обыденном сознании отражает обобщенный опыт лингвокультуры по когнитивному освоению действительности, опыт, который непосредственно связан с нанесением вреда социальной привлекательности личности. Семантическая интерпретация концепта «оскорбление» в обыденном сознании имеет денотативное, коннотативное, перверсивное и ассоциативное поля, а также рациональный и чувственный уровни анализа конфликтного высказывания, которые характеризуются по типам детекции «несправедливого обвинения» или «нанесенной обиды».

Различие между обидой и оскорблением содержится в социальном подходе в квалификации этих понятий: в детекции «оскорбления» участвуют социальные факторы, в «обиде» – индивидуальные; «оскорбление» – это социальный проступок, «обида» – состояние чувств, души.

Использование в речи лексических единиц, содержащих крайнюю степень отрицательной оценки личности, приводит к эффекту оскорбленности ввиду семантической и ст