Лингвокультуры

Социальная природа языка, характер воздействия социальных отношений на язык, роль языка в социализации личности, коммуникативное поведение – все это области соприкосновения языка и общества, раскрывающие стандарты, заложенные в групповом контексте оценок и соотносимые с реализацией речевых навыков языковой личности, управляемые упорядоченными социальными признаками. Язык является источником социальной самоидентификации и референтной диверсификации. При формировании своих установок и убеждений или при осуществлении своих действий индивид сравнивает себя с сообществами себе подобных, чьи установки, убеждения и действия воспринимаются им как достойные подражания, или противопоставляет себя воображаемой референтной группе, которая воплощает в себе социальный «антиобразец», подчеркивая различие между собой и другим индивидом: ср., предатель – сотрудничающий с врагами, католик – вероотступник, педофил – извращенец, нахлебник – лентяй (Волков и др. 167). Социальные различия проявляются в потоке коммуникативного взаимодействия.

Адресат может и не принадлежать на самом деле к указанной в речи референтной группе. Но из-за того, что адресат не может быстро доказать при помощи средств логического отрицания принадлежность к социально непривлекательной группе (ксенолекту), у пассивных реципиентов создается негативное мнение об индивиде, который стал объектом вербальной агрессии. Осознание этого факта или его предположение вызывает у адресата чувство утратившего свою социальную значимость в глазах окружающих. Предоставление негативной информации об адресате, не соответствующей действительности приводит к искажению социального образа личности среди остальных членов общества, т. е. уменьшает ее социальную привлекательность.

Не всякая вербальная агрессия может вызвать эффект искажения социального портрета личности в общественном восприятии. Например, инвектива, произнесенная для выражения своего внутреннего состояния не может нанести вред социальной значимости другого лица. Но речевая единица, которая в своем прагматическом выражении опирается на систему социальных стереотипов осуждаемого поведения, автоматически включается во взаимодействие социальных субъективных оценок и изменяет сложившийся социальный портрет как адресанта, так и адресата. Адресная негативная информация о лице создает предпосылки образования в сознании окружающих его людей новый образ, который будет отличаться от первоначального своим искаженным или «извращенным» видом (ср., лат. perverto– губить, портить, извращать). Таким образом, при адресной направленности вербальной агрессии и ее способности понизить социальную привлекательность личности, можно говорить о том, что лицо подверглось насилию в виде коммуникативной перверсии.

Искажение социального образа личности способно причинить моральный вред чувствам, т. к. наносит урон имиджу, портит социальный портрет и ведет к утрате предыдущей социальной значимости в глазах коллектива, от которого личность ждет социального признания. Не зря в древних обществах самым суровым наказанием признавалась социальная смерть в виде изгнания провинившегося из общины, что приводило к физической смерти или попаданию в зависимость (Исаев 1994: 14).

Коммуникативная перверсия инициирует протест против навязываемой в речи социальной идентификации с социально непривлекательной группой и порождает убежденность в необходимости восстановить в первоначальном объеме заниженный социальный статус при помощи норм социального контроля.

Коммуникативная перверсия имеет два плана определения: 1) искажение персональной информации о лице – социометрический критерий оценки, т. е. прямая негативная оценка качеств человека; 2) пренебрежение коммуникативной нормой – социально-стилистический критерий оценки, т. е. создание условий умаления качеств социальной репрезентативности языковой личности.

Функциональной основой проявления коммуникативной перверсии в лингвокультуре являются признаки социальной дифференциации, которые имеют «внешний и внутренний» планы выражения в языке, состоящие в демонстрации социальной ранговой позиции индивида. Явление коммуникативной перверсии заключается в преднамеренном или неумышленном речевом искажении социального статуса оппонента в негативную сторону с точки зрения норм морали. Эффект коммуникативной перверсии реализуется через индексы социальных отношений и приводит к коммуникативному конфликту.

Рассмотрение проявлений вербальной перверсии с позиций коммуникативного поведения оправдано еще и тем, что коммуникативные правила не освещаются писаным законом, они вырабатываются в практике общения с учетом факторов результативности и принимаются, признаются на основе общего соглашения. При этом несоблюдение одних правил подвергается более строгому осуждению, а к нарушению других участники общения относятся более терпимо. Совокупность правил и постулатов коммуникативного общения составляет коммуникативный кодекс языка. Стереотипный способ принятия коммуникативного решения, выполнения того или иного правила представляет собой модель коммуникативного или речевого поведения, которая формируется на основе стереотипов, представленных в лингвокультуре.

Выбор типа коммуникативного поведения регулируется в зависимости от социальной дистанции в общении, которая может быть интимной, персональной, социальной и публичной. Дистанцированный план социального статуса выражается в «погашении» индивидуальных характеристик человека, занимающего определенную социальную позицию, и в актуализации отношений неравноправия между участниками общения.

По степени участия аппарата логического анализа конфликтного высказывания, коммуникативная перверсия выделяется из иллокутивного речевого акта, характеризующего следующие виды речевого поведения: угрозу, совет, шантаж, хамство, недоверие. Без логического анализа высказывания коммуникативная перверсия включена в следующие виды речевого поведения: обижать, оскорблять, позорить, порочить, срамить и др. Таким образом, вербализованный механизм агрессии против личности, приводящей к коммуникативному конфликту в рамках проявления иллокутивных сил концепта «оскорбление», вызывает эффект коммуникативной перверсии, т. е. снижает социальную привлекательность личности.

По видам дискурсной активности лингвокультурный концепт «оскорбление» имеет следующую реализацию: 1) мифологический тип дискурса – установление норм коммуникативного поведения, заключающееся в выделение имени божества из религиозного, социального, этического, правового единства как субъекта культового почитания и оформление запрета на неупоминание его имени вне культа; 2) религиозный тип дискурса – нравоучительное поведение; 3) реализация в обыденном сознании – оценка поведения с точки зрения утилитарных норм: справедливости, целесообразности, экономии и др.; 4) правовой тип дискурса – установление точного соответствия предписаниям правовой нормы, т. е. квалификация правовой нормы, оценка соответствия поведения человека диспозиции правовой нормы.

Социальные феномены представляют собой определенным образом выстроенные языковым сознанием «понятийные системы, формирование и дальнейшая эволюция которых подчинены законам общественного развития» (Красавский 2001: 23). Право, несомненно, является феноменом любой культуры, поэтому нельзя не учитывать роль права в развитии лингвокультуры этноса, состоящей из стереотипных образований или компонентов ценностного содержания культурной системы общества (наряду с моральными, эстетическими, религиозными ценностями). Право и возникает в культуре как ценностный механизм социального обеспечения согласованности действий в обществе, призванный поддержать генетическую установку на выживаемость человека как биологического вида.

Этническая обусловленность коммуникативного поведения определяется социо-психо-культурологическими характеристиками конкретного сообщества людей, воплощенными в традиции, обычаи, нравы, особенности мышления, модели поведения, исторически сложившиеся на всем протяжении развития и становления этноса. Именно в развитости правовой системы, влияющей на весь этнос, проявляется воспроизводящая целостность общества, состоящая из множества более мелких подсистем определяющих уклад, строй жизни и мироощущение человека. С помощью права определяется система согласованных правил и образцов поведения в обществе, которые исходят из требований правовой нормы, которая лишь фиксирует накопленный культурный опыт человечества.

Древнее человеческое сознание изначально при освоении действительности и формировании языка, как всеобщего кода познания путем отражения, разделило мир на полезные и бесполезные, хорошие и плохие, красивые и безобразные части. И. Кант заложил основу классификации понятий моральной антропологии, первоначальных задатков, лежащих в основании системы нравственных ценностей человека: а) задатки природные, животные (в форме стремления к самосохранению, продолжения своего рода и влечения к общительности); б) задатки человечности как существа разумного, которое судит о себе, сравниваясь с другими, добивается признания своей ценности во мнении других, но при этом хочет добиться превосходства над другими; в) задатки личности, выраженные в способности воспринимать уважение к моральному закону (Кант 1964, т. 2: 119).

Влияние права на становление и развитие этнического самосознания, т. е. на формирование моделей стереотипного мышления, происходит через систему культурных ценностей социума. Право унифицирует этнические стереотипы поведения, модифицирует когнитивные представления о социальном запрете. Например, оскорбление в наивном сознании древнего человека воспринималось иначе, чем сейчас, т. к. оскорблением считалось:

1) указание пальцем – ст. 127 кодекса Хаммурапи, 1750 г. до н.э., «Если человек протянет палец против энтум или жены человека и не докажет обвинения, то этого человека должно повергнуть перед судьями, а также обрить ему виски (отдать в рабство)»;

2) распевание песни, содержащей клевету или опозорение другого человека – ст. 1б Законов ХХII таблиц, 450 г. до н. э., «Смертной казни подлежит тот, кто сложил или будет распевать песню, которая содержит в себе клевету или опозорение другого».

Определение оскорбления через понятия чести и достоинства личности – результат современного представления о месте человека в обществе. Поэтому ценность анализа права как составной части лингвокультуры заключается в том, что оно дает представление о понятии не только как о наборе когнитивных элементов, но и разъясняет «оценочные представления о самом понятии» (Красавский 2001: 11). Вербализованный этнический стереотип коммуникативного поведения, базирующийся на ценностном понимании событий и поступков социальной жизни человека, по мере погружения в культурное пространство цивилизации конкретного этноса, обрастает дополнительными признаками и свойствами.

Право, с точки зрения лингвистики, представляет собой сложный сплав, многомерное образование, состоящее из житейское опыта понимания справедливости в обыденном сознании, правового толкования нормы в самом правовом сознании, кодификации правовой нормы в законе и отражения всего вышеперечисленного в лингвокультуре.

Право подвергается диффузии в общественном сознании, внедряется и диктует свои правила на социальном уровне, что бессознательно видоизменяет как стереотипы мышления, так и восприятие картины мира на индивидуальном уровне (ср., др.-англ. «lieg» – огонь, тох. «лай» – обида, англ. «lie» – ложь, обман, клевета, т. е. урон словами – логическая формула, из которой выводится способ причинения обиды; укр. «лай» – оскорбление словами, т. е. констатация способа причинения обиды). Диверсификация оскорбления в праве и в обыденном сознании существует на уровне понимания значения права, несущего в себе этнические особенности выражения и квалификации социальных явлений, которые оно обслуживает. В наивно-языковом сознании понимание правовых норм «выражается в абстрактных морально-утилитарных нормах, отраженных в паремиологических единицах, значениях слов, юмористических текстах, выражающих социально-типичные позиции и оценки, свойственные деонтическому кодексу общей культуры» (Палашевская 2001: 6).

В речи адресант передает не только некий объем информации для достижения своих невербальных целей, но и своим способом передачи информации, выбором тех или иных лексических единиц манифестирует дополнительные сведения. Эти сведения отражают иерархическую систему в обществе, качество исполнения социальных ролей, взаимоотношения: доброжелательность, уважительность, враждебность, т. е. все то, что имеет отношение к установленным в обществе социальным нормам и процедурам их исполнения/неисполнения. Речь также является продуктом социальной жизни человека и, как социальное явление, детерминирована социальными правилами, следование которым приводит к достижению того результата, к которому стремится адресант при выборе речевых ходов, ведущих к успешной реализации невербальных целей. Таким образом, по мнению Стросона успешность достижения коммуникативного результата зависит от соблюдения порядка следования социальным конвенциям (Стросон 1986: 132). Кроме того, любой индивид, вступающий в коммуникативный акт, ожидает от собеседника адекватного к себе коммуникативного поведения, которое является частью единой «социальной системы, включающей права и обязанности» ее членов (Карасик 2002: 5).

Итак, иллокутивный речевой акт – это такой речевой поступок, при котором коммуникативный контакт совершается в соответствии с набором конвенциональных правил (Серль 1986: 155), которые регулируют процедуру выбора семантических и стилистических значений высказывания (Стросон 1986: 134).

Не все иллокутивные глаголы говорения могут быть употреблены перформативно. На это обратил внимание Дж. Остин, который указывал, что «не всегда представляется возможным сведение высказывания к эксплицитному перформативу» (Остин 1986: 67), имея в виду высказывания типа «Я оскорбляю Вас». Остин отмечал, что подсознательно человек отказывается от такой конструкции потому, что «смутно ощущает эту конвенцию», хотя «природа этого препятствия не вполне понятна» (Остин 1986: 43). Такой же точки зрения придерживался и Дж. Серль, утверждая, что «не все иллокутивные глаголы являются перформативными», т. к. нельзя совершать актов, например, похвалы или угрозы, заявив «Настоящим я хвалюсь» или «Настоящим я угрожаю» (Серль 1986: 177). Поэтому «справедливо относить перформативные высказывания» (Клюканов 1987: 85), в которых не может употребляться эксплицитный перформатив, к «имплицитно-перформативной парадигме» (Богданов 1985: 23). Вендлер заметил, что некоторые иллокутивные глаголы говорения не могут употребляться перформативно, потому что первичным употреблением всех глаголов говорения было дескриптивное (ср., говорить – значит подражать движению воды; оскорблять – значит подражать действию огня и т. д.), а перформативное употребление они получили в результате этнокультурного сдвига, за которым последовал и семантический сдвиг. Но для ряда глаголов из-за «наличия подрывного фактора в их семантической структуре этот сдвиг оказался невозможным» (Вендлер 1985: 248), но в «языковой памяти» они сохранились в виде перформативных формул.

Иллокутивная цель речевого акта – это ментальный акт, совершения которого добивается от слушающего говорящий, или ментальное состояние, в которое говорящий намерен привести слушающего. Речь всегда социально детерминирована и поэтому выработала инструменты защиты, которые дают возможность скрывать свои истинные намерения и не допускать «иллокутивного самоубийства» (Вендлер 1985: 243), т. е. раскрытия замысла своих речевых намерений и прагматических целей. Иллокутивная цель высказываний с такими глаголами, как шантажировать, льстить, угрожать, оскорблять, намекать, становится явной при открытом противостоянии, но при социальной иерархичности строения общества она должна быть тщательно замаскирована, иначе открытое объявление прагматической цели высказывания будет восприниматься, как открытый вызов, влекущий незамедлительную «социальную смерть», а в примитивных обществах и смерть физическую.

Нельзя успешно реализовать речевое намерение, состоящее из ограниченного числа последовательных конвенциональных ходов, обозначением лишь номинативов речевых действий: ср., я оскорбляю, я обвиняю, я угрожаю, я поношу, я доношу, я предаю, где нет указания на сами действия. Это лишь имена некоторых речевых поступков, поэтому более правильно говорить: этим я его оскорбил (оскорблять), этим я его обвинил (обвинять), этим я ему угрожал, шантажировал (угрожать, шантажировать), этим я его разоблачил (доносить), так я его обманул (обманывать). Данные речевые поступки, кроме собственно языковых единиц, включают некоторый объем речевых посылок, описывающих семантический круг «околоязыковых» ментальных действий, передаваемых атрибутами этнокультурных концептуальных пространств, которые в сфере общекультурного понимания подлежит раскодированию на основе конвенциональных правил общения или коммуникативного и аксиологического кодексов личности, вовлеченных в этносоциальную картину миропонимания.

Коммуникативный кодекс представляет собой сложную систему принципов, регулирующих речевое поведение обеих сторон в ходе коммуникативного акта. Базовыми категориями, регулирующими речевое общение и формирующими коммуникативный кодекс, по мнению Клюева, являются коммуникативная цель и коммуникативное намерение, где цель определяется речевой стратегией, а намерения – тактикой. Коммуникативный кодекс устанавливает социальные принципы общения через: принцип вежливости (тактичность речи, необременение собеседника, позитивная оценка поведения собеседника, скромность, правдивость, благожелательность); принцип безопасности (непричинение психологического ущерба собеседнику); принцип децентрической направленности речи (непричинение ущерба делу, ради которого стороны вступили в речевое взаимодействие); принцип адекватного восприятия (непричинение ущерба сказанному путем преднамеренного искажения смысла), нарушение которых приводит к дегармонизации общения и в конечном итоге – к коммуникативному конфликту (Клюев 2002: 112).

Маркеры, подтверждающие в речи действенность коммуникативного кодекса, не столько передают семантический смысл, сколько отражают степень взаимоотношений между коммуникантами. Вендлер выделил класс лексических единиц с сильным прагматическим аспектом через глаголы этикетного поведения, которые бывают двух типов: 1) scold – ругать; berate – поносить; nag – пилить; upbraid – придираться; 2) scoff – высмеивать; mock – дразнить; taunt, gibe – насмехаться; jeer – язвить; belittle – умалять достоинства; flatter – льстить (Вендлер 1985: 247). Объединяет весь этот список глаголов уничижительные коннотации. У глаголов первой группы противопоказание к перформативному употреблению находится на уровне поведения: грубость, назойливость, преувеличение и т. д. Подобные глаголы содержат намек на плохие манеры и преувеличение, и поэтому их употребление уменьшает моральное право говорящего открыто выносить свое суждение, т. к. нарушающий коммуникативный кодекс не может сам выступать в роли морализатора. Такие глаголы содержат указание на неправильное поведение адресата. У глаголов второй группы оно заложено глубже: употребляя эти слова, адресант пытается не только унизить, оскорбить, задеть, высмеять, но и незаслуженно обвиняет адресата в самых немыслимых грехах и проступках.

Оскорбление – иллокутивный речевой акт, принимающий вид речевого поведения, результатом которого является вынесение оценки о моральном поведении или даже проступке адресата. Такое коммуникативное поведение предполагает наличие «условия единства собеседников в оценке друг друга в качестве лиц, полномочных осуществить данную конвенцию» (Клюев 2002: 289), т. е. конвенцию на вынесение и принятие оценки. В случае с оскорблением для адресата отсутствие такой конвенции и порождает чувство «незаслуженной обиды», которое он трактует как оскорбление. При реакции адресата на ругательство, брань или богохульство, которые могут и не содержать негативной оценки адресата, также принимается во внимание отсутствие согласия или конвенции на стилистическую уместность словоупотребления, что квалифицируется как оскорбление из-за того, что взламывается интимное пространство, ввиду отсутствия полномочий на проникновение в сферу приватного социальной личности.

Общество создает для своих членов такие рамки социального поведения, выход за которые принимает форму запрета: оскорбление – это одновременно номинация речевого акта, и в то же время, форма социального запрета, нарушение которого преследуется разнообразными формами социального контроля. Шилихина описывает ситуацию между продавцом и покупателем на одном из рынков г. Воронежа:

«Продавец: Да пошла ты на х…!

Покупатель: Да ты гадина, да ты на кого сама похожа-то, выдра! И еще на х… меня посылаешь!» (Шилихина 2000: 108).

Из приведенной цитаты следует, что покупательница указывает на нарушение коммуникативного запрета (использование инвективы) продавцом констатацией в виде слова «еще», которое косвенно выступает в данном речевом акте подтверждением нарушения норм коммуникативного кодекса. В подобной речевой ситуации нет прямой негативной оценки, но адресат обращает внимание на нарушение его коммуникативных прав.

Оскорбление – это такой иллокутивный речевой акт, при котором вследствие речевой агрессии происходит понижение социального статуса адресата путем морального воздействия на его интеллектуальную деятельность. Успешность воздействия на адресата предопределяется перлокутивной силой высказывания.

При оскорблении осуществляется моральное воздействие на адресата, в сторону желательного изменения поведения объекта. Выявлению прагматических задач оскорбления помогает раскрытие иллокутивных сил при косвенных функциях оскорбления:

1) совет – предполагает установление временной иерархической системы добровольного подчинения: адресант, который советует, наделен статусом вышестоящего; тот, кому дается совет, исполняет роль нижестоящего и выражает одобрительное отношение за оказанную помощь в решении трудной жизненной ситуации; речевая тактика при получении совета требует от адресата того, что он обязан согласиться с констатирующей частью совета, т. е. признать долю своей вины или неумения справиться с обстоятельствами, а также обязан прореагировать на рекомендательную часть совета; оскорбительно отсутствие возможности парировать неподходящие доводы адресанта, иначе диалог превращается в спор;

2) угроза – адресат виновен только в том, что он не может временно физически противостоять оппоненту, т. к. морально подавлен и вынужден следовать указаниям адресанта; оскорбительно незаслуженное подавление интеллектуальной составляющей сознания адресата;

3) шантаж – реципиент не имеет возможности интеллектуального противостояния, так как его интеллектуальная деятельность парализована; оскорбление при шантаже заключается в невозможности реализации своей свободы действия, ибо поведение предопределено условиями шантажа; оскорбительно незаслуженное лишение реализации своего права на свободу выбора действий;

4) хамство – немотивированное нарушение правил общественной нравственности, выражающееся в сознательном пренебрежении социальными нормативами речевого поведения, характеризующееся случайным выбором объекта морального воздействия; оскорбителен не сам факт нарушения правил общественного поведения, а направленность на пренебрежение их общественной значимостью;

5) недоверие – отсутствие возможности моментально парировать доводы и причины недоверия, так как стратегия недоверия подается завуалированно и ее смысл раскрывается спустя некоторое время, когда выясняются главные обстоятельства события и адресат осознает свою социально-профессиональную несостоятельность; оскорбительно осознание недооценки и необоснованный отказ в возложении новых обязанностей, т. е. оскорбителен не сам речевой акт, а отсутствие правдивых объяснений и невозможность оправдать себя.

При оскорблении коммуникативное воздействие осуществляется при помощи пяти способов: 1) посредством представления интересов институционального носителя более высокого социального статуса (совет); 2) посредством маскировки или неоправданного возложения на себя полномочий институционального носителя более высокого социального статуса (хамство); 3) посредством средств аргументации (шантаж); 4) посредством применения физического или психического насилия (угроза); 5) посредством отказа от предоставления должного внимания и заботы, на которые расчитывало лицо, или вообще безразличным к нему отношением (недоверие).

Таким образом, иллокутивная цель оскорбления заключается в совершении социально значимых поступков, хотя и маркированных отрицательно с точки зрения системы общественных социальных ценностей, но которые влияют на выбор поведения объекта оскорбления, осуществляя: его вербальную социальную казнь, вербальное социальное наказание или его коммуникативную поведенческую превенцию, в силу того, что они вторгаются в ментальную сферу человека посредством ценностной составляющей лингвокультурного концепта «оскорбление».

Социальный статус человека непосредственно связан с использованием перлокутивного эффекта языка как средства вербального воздействия на человека. В роли факторов превращения аспектов речевого акта в орудие совершения перлокутивного акта выступают культурологические универсалии (Почепцов 1986: 59), образующие систему ценностных ориентиров в обществе и, следовательно, систему концептуальных пространств языка. Воздействие на личность происходит через воздействие на ее ценностную сферу, составной частью которой является социальный статус индивида. Технология перлокутивного акта очень сложна и включает: а) агента, б) объект, в) способ совершения, г) орудие совершения, д) дополнительные факторы совершения: речевую ситуацию, длительность воздействия, каналы связи, обратную связь (Карасик 2002: 126).

Иллокутивный концепт «оскорбление» – это совокупность вербализованных этнокультурных представлений, которые в речи при адресной направленности приводят к оценочному дисбалансу между максимой социальной репрезентации языковой личности (тем, как индивид хотел бы, чтобы о нем думали другие, идентифицируя свою социальную перспективу с «идеальным социальным Я») и максимой социальной самоидентификации языковой личности (тем, как индивид воспринимает себя сам, идентифицируя свой социальный статус с определенным «коллективным Я»). В роли факторов превращения аспектов речевого воздействия в орудие совершения перлокутивного эффекта выступают культурологические универсалии, образующие систему ценностных ориентиров в обществе.

В основе концепта «оскорбление» лежит устойчивый этнический стереотип, который аккумулирует совокупность этнокультурных представлений о путях видоизменения социального «портрета» языковой личности в негативную сторону. Таким образом, иллокутивный концепт «оскорбление» – это набор речевых и языковых тактических средств, описывающих негативную речевую модель лица, противоположную этносоциальному идеалу, представленному в лингвокультуре как образец для подражания. Иначе говоря, оскорбление – это воссозданная речевая картина социального «антиобразца», формируемая из выработанного в процессе социализации личности набора средств лингвокультуры: 1) через создание негативного образа; 2) через умаление положительных качеств лица.

Речевой акт имеет характерные признаки комбинаторной обусловленности, подразделяемой на три типа компонентного выражения признака социального статуса в лексической семантике: 1) собственно статусный признак; 2) статусно-нейтральный признак; 3) статусно-связанный признак. В квалификационной оценке речевого акта «оскорбление» наиболее важным является статусно-связанный (оцениваемый) признак, так как именно он характеризует нарушение статусного баланса языковой личности, которое в обществе маркировано как асоциальный тип речевого поведения (Карасик 2002: 206).

Таким образом, речевой акт «оскорбление» – это такой статусно-связанный иллокутивный акт, который приводит к модели поведения, при которой происходит сдвиг сложившегося в процессе социализации гармоничного баланса отношений между максимой социальной репрезентации языковой личности и максимой социальной самоидентификации языковой личности. Речевой дисбаланс статусного значения, выделяемый из сообщения, при статичной функции максимы социальной самоидентификации языковой личности: 1) по восходящему вектору для максимы социальной репрезентации воспринимается в обществе как хвастовство, лесть и мифоподражание (для 1, 2 и 3 лица); 2) по нисходящему вектору для максимы социальной репрезентации воспринимается как самоуничижение, оскорбление и клевета (для 1, 2 и 3 лица).

Оскорбление является иллокутивным концептом, представляющим собой вербально-ментальную единицу, универсальные признаки которой проявляются при реализации в общении, раскрывающем этнокультурные, социальные и прагматические аспекты иллокутивного речевого акта. Содержание концепта «оскорбление» в лингвокультуре сводится к следующим признакам: 1) предметно-образная сторона концепта отражает общественные отношения, возникающие по поводу социального статуса личности; 2) понятийная сторона передает этнокультурные представления о коммуникативном поведении, реализующим стратегии речевой агрессии, нарушающие нормы коммуникативного кодекса; 3) ценностная сторона отображает нормы аксиологического кодекса языка, санкционирующие ответственность за причинение вреда социальной привлекательности личности (за коммуникативную перверсию).

При оскорблении воздействие на личность происходит через отношение к ее ценностной сфере, составной частью которой является социальный статус индивида, выраженный в лингвокультуре в виде авторитета и стереотипных представлений о социальном идеале, подражанию которого стремится лицо. Иллокутивный концепт «оскорбление» – это совокупность речевых и языковых средств негативного корректирования социального «портрета» языковой личности.

Отличие иллокутивных концептов от других лингвокультурных концептов заключается в наличии субъективной оценки, инициируемой речевым актом, который передает коммуникативную ситуацию в перформативном прочтении, т. е. ситуацию, не имеющую своего перформативного глагола, выражающего субъективизм эксплицитно. Результатом использования в речи иллокутивных концептов является создание субъективной оценки, содержащейся в перформативном прочтении. Например, при упреке коммуникативный контакт не заканчивается передачей информации в сообщении, т. к. иллокутивный речевой акт функционально предназначен для создания речевых предпосылок формирования суждения об упреке, реферируемом в постречевом распознавании и представленном в виде вывода из всего речевого высказывания как прагматического целого.

При оскорблении, т. е. после коммуникативной трансляции вербальной части высказывания, коммуникативный контакт между адресантом и адресатом пролонгируется детекцией высказывания, вынесением суждения об оскорблении и ожиданием применения мер ответственности за нарушение коммуникативного кодекса со стороны норм социального контроля. Речевой акт «оскорбление» преобразуется в речевое событие, имеющее в своей основе субъективную оценку осознания несоответствия исполнения социальной роли, предложенной в речи лицу, социальному статусу, на которое оно претендует на самом деле. Оскорбление инициируется претензией к адресанту, т. е. субъективной оценкой конфликтного речевого поведения. Это объединяет иллокутивный концепт «оскорбление» с эмоциональными концептами, определяющими модальный субъективизм ситуации, предшествующей речевому акту и поведенческими концептами, характеризующими коммуникативное поведение в целом. Прагматика иллокутивных концептов предусматривает создание управляемой субъективной оценки, направленной на ожидание от адресата желаемого поведения в перспективе ближайшего будущего, и в этом состоит их отличительная черта от остальных лингвокультурных концептов.

Использование в речи иллокутивных концептов, которые материализуются в конкретные формы рефлексии, свидетельствует о сознательной направленности коммуникативной деятельности субъекта. Анализ отраженной в идиоматике языка и эксплицируемой в речи коммуникативной стратегии помогает выявить важные аспекты прагматической стороны перверсивной коммуникации, подлежащей распознаванию в рамках детекции иллокутивного концепта «оскорбление».

В основе описания функционально-прагматической парадигмы оскорбления как речевого проступка лежит принцип, задаваемый естественной последовательностью речедеятельностных операций при совершении говорящим следующих действий: 1) проблемная коммуникативная ситуация (ориентировка); 2) инвариантный прагматический смысл (практическая цель); 3) коммуникативные интенции, выражающие достижение практической цели; 4) языковой способ выражения коммуникативной интенции (отбор специальных языковых средств). При этом прагматический смысл может манифестироваться косвенно, через коммуникативную интенцию, не специализированную для его передачи (Борисова 2003: 67).

Коммуникативная цель в конечном итоге обслуживает материальные потребности или духовные интересы человека. Руководствуясь потребностями, человек вынужден определенным образом использовать имеющиеся у него языковые возможности для реализации своих прагматических целей. Обращаясь к когнитивному освоению и ментально закрепленному информативному тезаурусу (Залевская 1982: 34), адресант извлекает необходимый запас понятий и концептов, облекает их в языковые формулы и особым образом структурирует свою речь, погружая эти формулы в коммуникацию, создавая соответствующий дискурс, служащий реализации той или иной невербальной цели.

Оскорбление – обвинение оппонента в нарушении им норм социально ориентированного поведения. Так, при сравнении с дураком (интеллектуальная несостоятельность) подразумевается, что адресат склонен постоянно нарушать социальные запреты: он делает неприличные жесты, произносит непристойности, передразнивает других людей, предъявляет ненормальные запросы и претензии, т. е. переступает меру здравого смысла, не контролирует интеллектуальную и эмоциональную сферы деятельности, а следовательно опасен для окружающих; образина – отличается от остальных своей внешностью, уродством, похожестью на животное, простак – наивный, недоразвитый, туповатый человек и т. д. Одним словом, с социальной точки зрения дурак – это тот, кто ведет себя не так как основная часть социума.

Речевые действия всегда оказывают эффект на адресата, зачастую независимо от интенции говорящего. Понятие «самоуважение» приобретает национально-культурную специфику благодаря действию этнического морального кодекса (Зеленова 2003: 90). Этическая природа концепта «самоуважение» объективна, поскольку ориентиром служат стандарты, бытующие в обществе, независимо от того, разделяет ли человек эти взгляды или нет. Стратегии причинения вреда самоуважению соотносятся со стратегиями причинения вреда социальной значимости личности и подразделяются по сферам воздействия: 1) в институциональной зоне – лишение прав; социальная деградация; обвинение в нарушении социальных норм; дискредитация; унижение; бесчестье или клеймение; вербальная или невербальная агрессия; 2) в интерперсональной зоне – навязывание своей лини поведения; пренебрежение своими коммуникативными правами; 3) в интраперсональной зоне – добросовестное заблуждение; неверие в возможность защиты своих коммуникативных прав, т. е. неверие в действенность социальных институтов контроля за нарушение норм коммуникативного кодекса (Зеленова 2003: 91).

Стратегии оскорбления или нанесения урона самоуважению (социальной самоидентификации личности) характеризуют оскорбление с точки зрения взаимодействия норм допустимого национально-культурного поведения и принципов соблюдения коммуникативного кодекса личности, поэтому оскорбление – это спектр культурно-специфических социально-прагматических действий, имеющих четкую коммуникативную задачу, выполнимую при помощи выбора этнокультурных речевых средств, имеющих особую смысловую нагрузку в рамках конкретной лингвокультуры. Таким образом, оскорбление возникает в виду несоответствия норм национально-культурного поведения, допускающего использование в речи запрещенные приемы с точки зрения норм коммуникативного кодекса личности. Прагматика речи развивается по законам взаимодействия языковых средств с речевой эффективностью, которая в свою очередь ограничивается требованиями социального контроля, сформулированными в коммуникативном кодексе личности.

Средством анализа когнитивной и культурологической информации выступает естественный язык, материально воплощающий в своих знаках мыслительные структуры, являющийся носителем своеобразных черт национальной ментальности и механизмом, обеспечивающим преемственность культурной памяти народа, где собственно этнокультурная специфика концепта может быть выявлена посредством картирования соответствующих лексических и фразеологических групп, сопоставления ценностных суждений, вытекающих из стереотипов поведения, зафиксированных в значениях слов, устойчивых выражений, прецедентных текстов (Карасик 1996: 14).

Дискурсная реализация иллокутивного концепта «оскорбление» включает области речевой активности поведения человека, который использует данный речевой акт в особых прагматических интересах, задаваемых невербальными целями, а также включает в себя детекцию речевого события и его правовую диагностику соответствия интерпретации реферируемого смысла диспозиции правовой нормы.

Наиболее значимые области наблюдаемой дискурсной активности иллокутивного концепта «оскорбление» включают следующие сферы реализации концепта:

1) мифологическое сознание, т. е. мифологический дискурс – выделение имени божества из группового единства как семантического прототипа субъекта, заслуживающего особой степени персонализации в групповом сознании членов общины; формирование норм коммуникативного и речевого поведения под угрозой применения смертной казни или иных санкций за нарушение речевых табу;

2) религиозное сознание, т. е. религиозный дискурс – установление норм нравоучительного коммуникативного поведения; установление ответственности за сквернословие, богохульство и божбу для адептов, ставших членами религиозных сообществ;

3) обыденное сознание, т. е. бытийный дискурс – оценка агрессивного коммуникативного поведения, наносящего вред социальной значимости личности с позиций утилитарных и моральных норм, и его детекция в языковом сознании;

4) правовое сознание, т. е. правовой дискурс – квалификация правовой нормы «оскорбление», диагностика оскорбления в лингвистической экспертизе, описание способов и приемов нанесения вреда социальной значимости личности в теории судебной лингвистической экспертизы, диверсификация составов преступления «оскорбление», «клевета» и деликтов «оскорбление» и «сведения не соответствующие действительности», применение мер ответственности за коммуникативную перверсию, сравнение составов коммуникативной перверсии в национальных правовых системах.