Чартков становится успешен и популярен в обществе

Во все эти дни обычная работа ему не шла вовсе на ум. Он только

приготовлялся и ждал минуты, когда раздастся звонок. Наконец

аристократическая дама приехала вместе с своею бледненькою дочерью. Он

усадил их, придвинул холст уже с ловкостью и претензиями на светские замашки

и стал писать. Солнечный день и ясное освещение много помогли ему. Он увидел

в легоньком своем оригинале много такого, что, быв уловлено и передано на

полотно, могло придать высокое достоинство портрету; увидел, что можно

сделать кое-что особенное, если выполнить все в такой окончательности, в

какой теперь представлялась ему натура. Сердце его начало даже слегка

трепетать, когда он почувствовал, что выразит то, чего еще не заметили

другие. Работа заняла его всего, весь погрузился он в кисть, позабыв опять

об аристократическом происхождении оригинала. С занимавшимся дыханием видел,

как выходили у него легкие черты и это почти прозрачное тело

семнадцатилетней девушки. Он ловил всякий оттенок, легкую желтизну, едва

заметную голубизну под глазами и уже готовился даже схватить небольшой

прыщик, выскочивший на лбу, как вдруг услышал над собою голос матери. " Ах,

зачем это? это не нужно, - говорила дама.- У вас тоже... вот, в некоторых

местах... как будто бы несколько желто и вот здесь совершенно как темные

пятнышки". Художник стал изъяснять, что эти-то пятнышки и желтизна именно

разыгрываются хорошо, что они составляют приятные и легкие тоны лица. Но ему

отвечали, что они не составят никаких тонов и совсем не разыгрываются; и что

это ему только так кажется. " Но позвольте здесь в одном только месте тронуть

немножко желтенькой краской", - сказал простодушно художник. Но этого-то ему

и не позволили. Объявлено было, что Lise только сегодня немножко не

расположена, а что желтизны в ней никакой не бывает и лицо поражает особенно

свежестью. краски. С грустью принялся он изглаживать то, что кисть его

заставала выступить на полотно. Исчезло много почти незаметных черт, а

вместе с ними исчезло отчасти и сходство. Он бесчувственно стал сообщать ему

тот общий колорит, который дается наизусть и обращает даже лица, взятые с

натуры, в какие-то холодно-идеальные, видимое на ученических программах. Но

дама была довольна тем, что обидный колорит был изгнан вовсе. Она изъявила

только удивленье, что работа идет так долго, и прибавила, что слышала, будто

он в два сеанса оканчивает совершенно портрет. Художник ничего не нашелся на

это отвечать. Дамы поднялись и собирались выйти. Он положил кисть, проводил

их до дверей и после того долго оставался смутным на одном и том же месте

перед своим портретом. Он глядел на него глупо, а в голове его между тем

носились те легкие женственные черты, те оттенки и воздушные тоны, им

подмеченные, которые уничтожила безжалостно его кисть. Будучи весь полон

ими, он отставил портрет в сторону и отыскал у себя где-то заброшенную

головку Психеи, которую тогда-то давно и эскизно набросал на полотно. Это

было личико, ловко написанное, но совершенно идеальное, холодное, состоявшее

из одних общих черт, не принявшее живого тела. От нечего делать он теперь

принялся проходить его, припоминая на нем все, что случилось ему подметить в

лице аристократической посетительницы. Сломленные им черты, оттенки и тоны

здесь ложились в том очищенном виде, в каком являются они тогда, когда

художник, наглядевшись на природу, уже отдаляется от нее и производит ей

равное создание. Психея стала оживать, и едва сквозившая мысль начала

мало-помалу облекаться в видимое тело. Тип лица молоденькой светской девицы

невольно сообщился Психее, и чрез то получила она своеобразное выражение,

дающее право на название истинно оригинального произведения. Казалось, он

воспользовался по частям и вместе всем, что представил ему оригинал, и

привязался совершенно к своей работе. В продолжение нескольких дней он был

занят только ею. И за этой самой работой застал его приезд знакомых дам. Он

не успел снять со станка картину. Обе дамы издали радостный крик изумленья и

всплеснули руками.

- Lise, Lise! Ах, как похоже! Superbe, superbe! Как хорошо вы

вздумали, что одели ее в греческий костюм. Ах, какой сюрприз!