От 14 декабря 1957 г.

Такой страшной духоты, какая стояла в первых числах августа 1957 года,

не помнили даже старожилы Гаваны. Изнывающие от жары жители столицы с подчеркнутым спокойствием и нескрываемом интересом наблюдали за необычным зрелищем. По охваченному стачкой главному городу страны медленно и внушительно двигался танковый батальон. Лязг гусениц и сама манера продвижения бронированных машин как бы подчеркивали чрезвычайность ситуации. Танки держали путь в Кукине, резиденцию диктатора.

- Маневрирует, каналья!

- Что верно, то верно. Направил танки в свою пустую резиденцию, а сам и носа

не высовывает из военного городка Колумбия.

- Что и говорить! Даже внутри казармы его дом окружен усиленной охраной. Живет как в мышеловке в ежесекундном страхе за свою подлую жизнь!

- Танки – это отвлекающий маневр, можете не сомневаться. Значит, он не так уж уверен в себе!

То-то еще будет!

Между тем жизнь столицы была полностью парализована. Не существовало силы, способной заставить трудящихся отказаться от стачки и приступить к работе. Бастующие требовали отставки Батисты.

Но то, что спустя несколько дней рабочие сами стали постепенно возвращаться к труду, не вызвало восторга ни у властей, ни тем более у хозяев предприятий, приученных к тому, что пролетарская душа при всей своей кажущейся простоте хранит много неразгаданных тайн.

Восстание было назначено на 5 сентября. Оно должно было охватить весь остров и в первую очередь места дислокации военно-морских сил. Это Сантьяго-де-Куба, Гавана, Сьенфуэгос, Мариэль и другие города. План был разработан тщательно, с учетом всех возможных «сюрпризов». У истоков этого плана стоял еще Франк и его ближайшие соратники. Этому восстанию придавалось особое значение, поскольку его движущей силой должны были стать армия и военно-морской флот. Офицерские чины готовились к восстанию в глубокой тайне. Недовольство властью в армии и во флоте достигли критической точки. Моряки намеревались захватить радиостанцию и от имени всей армии обратиться к гражданскому населению с призывом к всеобщей забастовке.

Однако за три дня до начала восстания состоялось экстренное заседание штаба. Было принято решение перенести дату восстания на более поздний срок. Совещание прошло в отсутствие Фаустино Переса, координатора всех выступлений гражданского населения. Он опоздал и прибыл, когда участники этого экстренного совещания успели разойтись. Оповестить о решении не удалось ни самого Фаустино, ни, что особенно важно, одну из самых активных организаций военных моряков – флот Сьенфуэгоса.

5 сентября ничего не подозревающие вооруженные группы Движения 26 июля Сьенфуэгоса беспрепятственно проникли на военно-морскую базу. Гарнизон не оказал никакого сопротивления. Через несколько минут командир артиллерии Сан-Рамон произнес короткую и яркую речь, тут же приказал раздать оружие народу и возглавил мятеж. В течение нескольких часов весь Сьенфуэгос находился в руках восставших. Было сломлено сопротивление полицейской префектуры, которая, осознав бесполезность борьбы, выкинула белый флаг в знак готовности сдаться в плен. Но так хорошо начавшееся восстание было сорвано.

Я работала в архиве с результатами расследования обстоятельств этого восстания. Это свидетельства как его непосредственных участников, так и тех, на ком лежала ответственность за его организацию: десятки докладных, объяснительных записок, просто ответов на анкетные вопросы. Принадлежали они известным революционерам, которые

в тот момент занимали ответственные посты и были перегружены текущей работой.

Не каждый из них мог целиком посвятить себя какой-то задаче. Документы очень противоречивы, и, возможно, именно поэтому мне так и не удалось свести их воедино, придать ценным сведениям логическую завершенность. А потом закончился срок моей командировки. Было это в 1978 году. У меня сохранилась только канва событий. Но даже эти сухие данные вызывают трепет.

Восстание не получило продолжения. В частности, было проигнорировано предусмотренное планом требование: уйти вооруженным бойцам в горы Эскамбрай и создать там второй фронт борьбы. Для меня так и осталось неясным, почему требование не было выполнено. То ли бойцы замешкались, то ли какие-то иные причины были

у штаба восстания. Но это имело роковые последствия. Уже после обеда над захваченным восставшими Сьенфуэгосом закружили самолеты. Город подвергся бомбардировке.

Из расположенного поблизости военного гарнизона в столице провинции Лас-Вильяс Санта-Кларе на Сьенфуэгос двинулись танки и пехота. Разделявшие города расстояние они покрыли за несколько часов. Прибытие бронемашин и пехоты стало неприятным сюрпризом для восставших, которые были уверены в солидарности с ними других воинских частей. Это лишило их моральных сил для дальнейшей борьбы. Восстание было жестоко подавлено. Наутро по всему городу начались аресты. Среди арестованных было много морских офицеров, военных врачей, офицеров сухопутных войск и летчиков ВВС. Сан-Рамон и его ближайшие соратники погибли в ходе боев на улицах города.

На 8 октября был назначен военный трибунал. Судили участников восстания. Обвиняемые держались до дерзости смело и вызывающе. Например, командира эскадрильи ВВС майора Карреру Ролу судили за то, что он отказался выполнить приказ разбомбить Сьенфуэгос и свой смертоносный груз сбросил не над городом, а над безлюдной бухтой Хуагуа. Перед трибуналом он выступил с заявлением, в котором говорилось:

«Несколько месяцев назад, находясь в Камагуэе и осуществляя операцию над Сьерра-Маэстра, я и другие офицеры договорились о том, что надо перекрыть реку крови, которая льется по всему острову. Мы решили, что в будущем, если нм прикажут бомбить какой-нибудь город провинции Ориенте, мы откажемся выполнять приказ, и не будем бомбить беззащитные города».

Искренность и правдивость этого заявления Ролы подтвердил главный военный врач госпиталя Камагуэя капитан Теобальдо Куэрво Кастильо:

«При обсуждении этого вопроса с офицерами мы пришли к выводу

о необходимости борьбы за восстановление конституционного и демократического строя, который был уничтожен военным переворотом 10 марта… Я знал о недовольстве солдат, в горы расправиться с повстанцами. И советовал им искать выход из тупика, в котором оказались как страна, так и армия».

Трибунал не рискнул применить к восставшим высшую меру наказания – расстрел. Причина – отнюдь не в милосердии судей, а в страхе перед революцией, ростом влияния Движения 26 июля и других революционных организаций на общество.

Примечательно, что в этой обстановке активизировали свою деятельность так называемые оппозиционные партии, заинтересованные уже не столько в свержении режима, сколько в недопущении победы подлинно революционных сил, в частности, Движения 26 июля, популярность которого росла по мере радикализации народных масс.

Эти «оппозиционеры» становились все более предприимчивыми. Они пытались преодолеть ту мелкую грызню, которая все это время шла за право сменить Батисту. Вопрос о власти вышел для них на первый план. Они были едины в желании не допустить перехода власти в руки революционных сил. Для обсуждения всех вопросов они собрались в логове кубинской контрреволюции – Майами (под боком у США) – и

20 ноября 1957 года приняли так называемый Майамский пакт. Он имел еще одно, рабочее название: «Пакт о единстве». В его основе – контрреволюционная платформа, построенная вокруг идеи о необходимости достижения «национального единства». «Объединяющей силой» должна была стать и та часть армии, которая выступает против Батисты. Но как подчинить себе эту силу?

Антикоммунистический Майамский пакт вызвал негодование у руководства Движения 26 июля. Ответом стало выступление Фиделя 14 декабря 1957 года

с обращением к народу, в котором была четко изложена позиция Движения по всем принципиальным вопросам перехода власти в новые руки. Это «Манифест Сьерра-Маэстра», в котором со всей прямотой разоблачен замысел «оппозиционеров» передать власть военной хунте:

«Мы без колебаний заявляем, что если место Батисты займет военная хунта, Движение 26 июля будет решительно продолжать освободительную борьбу. Лучше отдать все силы борьбе сегодня, чем завтра быть обреченными на невыносимые страдания.

Нам не нужна ни военная хунта, ни марионеточное правительство, являющееся игрушкой в руках военных. Штатским следует руководить скромно и честно, военным – вернуться в свои казармы. И каждому – выполнять свой долг!

Кроме того, руководство Движения решительно отклонило предложенную оппозиционными партиями кандидатуру банкира Фелипе Пасоса на пост временного президента Республики. А также в специальном письме своим оппонентам изложило принципы функционирования временного правительства, которое должно было прийти

на смену Батисте. На пост президента Движение предложило своего кандидата – Мануэля Уррутию Льео, снискавшего уважение и славу оправданием участников вооруженного восстания в Сантьяго-де-Куба (дело №67). Лидеры Движения сочли фигуру Мануэля Уррутии достойным компромиссом:

«Будучи членом трибунала, он проявил самое высокое уважение к Конституции, когда на суде при рассмотрении дела участников экспедиции на «Гранме» заявил, что создание вооруженной силы для борьбы против существующего режима является

не преступлением, а напротив, совершенно законным актом, соответствующем букве и духу закона и Конституции. Подобное выступление должностного лица не имело прецедента в истории нашей борьбы за свободу».

Обращение Фиделя с гор Сьерра-Маэстра продемонстрировало, что вопрос

о власти требует неотложного решения. Руководство Движения 26 июля было

не намерено идти на какой-либо компромисс с оппозицией, призывающей к фиктивному «единству». И тем более оно не собиралось признавать Майамский пакт. Твердость этой позиции ни у кого не вызывала сомнений:

«Поймите нас правильно: мы отказались от бюрократических постов или от участия в правительстве, но мы заявляем раз и навсегда, что руководство Движения

26 июля не отказывается и никогда не откажется вести народ и руководить им из подполья - из Сьерра-Маэстра или из могил, откуда нам шлют свои заветы погибшие товарищи».

Этот документ явился своеобразным подведением итогов года, прошедшего

с момента высадки с «Гранмы». За этот год ситуация не только не упростилась, но и, наоборот, усложнилась. С одной стороны, шла стремительная консолидация сил революции, с другой – ничуть не менее целеустремленно сплачивали свои ряды контрреволюционеры. Их схватка становилась неизбежной.