Детские штучки

Просто ужас, какие вещи говорят детишки.

Арт Линклеттер

Мнерассказывали, что вдетстве я быстро учился, но мне все быстро надоедало. Мне были ^, свойственны пылкость воображения и неустойчивость настроений, я был одновременно вдумчивым и беспечным, эгоистичным и любящим. Как и большинство маленьких детей, я был убежден, что весь мир вращается вокруг меня и моих потребностей. А что такого? В моем представлении грань между тем, чего мне хотелось, и тем, что я рассчитывал реально получить, была очень тонка. Я полагал, что все должно быть по - моему. Все!

В том числе и планирование семьи.

Первое движение новой жизни мать ощутила во чреве, когда мне исполнилось два года. Это ощущение пришло в виде двух отдельных «трепетаний», так что у матери возникла уверенность, будто она носит двойню. Целый взвод акушеров-гинекологов уверял ее в обратном, даже когда мамин живот начал увеличиваться... и все продолжал расти, расти и расти. Она была высокой и стройной женщиной. Со спины вы видели только ее высокий и тонкий силуэт, но, когда она поворачивалась боком, взгляду представала линия живота, изогнутая столь резко, что на эту выпуклость можно было спокойно ставить поднос.

Я любил подходить и прислушиваться к глухим толчкам в животе у мамы. Когда я прикладывал к нему ухо, то внутри начиналась бурная активность. Это приводило меня в восторг.

Через несколько месяцев мать вернулась в родовую палату, но на сей раз ейдавали болеутоляющие, так что моторов она не слышала и ни в какие одиссеи не отравлялась.

— Тужьтесь, — говорили ей врачи сквозь дымку, которая почти не причиняла ей беспокойства, и она тужилась, а потом снова уснула. Немного погодя ее разбудили.

— Поздравляем, у вас родилась прекрасная девочка. — вольная и одурманенная, мама кивнула головой и снова заснула. Но через несколько минут ее разбудили снова. — Тужьтесь.

— О'кей, — подумала она, — я знала, что так и будет. И еще раз сделала врачам одолжение.

Она помнит, что в следующий раз услышала такие слова:

— Поздравляем, у вас родился прекрасный мальчик.

Понимая, что теперь все закончилось, мать позволила себе провалиться в глубокий сон.

Но вскоре ее опять разбудили.

— Тужьтесь!

— Как, еще один?!

В ответ раздался смех.

— Нет, нет, это только послед.

Когда близнецы наконец прибыли домой, мать с удивлением обнаружила, что ее первенец (то есть я) выглядит, мягко говоря, не слишком довольным.

—. В чем дело? — спросила она.

— Я их не хочу, — ответил я.

— Ты же говорил, что хочешь, — ласково сказала мать.

— Нет, не говорил.

— Ты говорил, что хочешь братика или сестренку.

Расставив ноги и крепко упершись кулаком в правый бок, посмотрел матери в глаза.

— Я говорил, что хочу братика или сестренку. Или сестренку. Отвези одного обратно!

Я еще слабо представлял, насколько это будет трудно научиться делить с сестрой и братом пространство, которое раньше было безраздельно моим. В последующие годы это сделалось моей главной проблемой (и, прошу прощения, развивающим уроком).

«Открой дверь!»

Для развитых не по годам детишек характерна вот какая черта: иногда они ведут себя так, что душа радуется, а иногда — совсем наоборот. Уже с самого раннего детства мне тяжело давалоcь послушание, а еще более острой проблемой для меня была скука. Эти две проблемы комбинировались друг с другом в произвольном соотношении. Если где-то находилась щелка, в которую мне не полагалось совать нос, я был тут как тут. Если мне запрещали что-нибудь делать, можно было поспорить, что я это сделаю. Стремясь чем-то себя занять, я, по словам мамы, научился мастерски проказить и ловко оправдываться. Единственным способом отдохнуть от меня было отправить меня спать. Но и тогда я боялся, что во время сна пропущу что-нибудь важное.

Вот пример одной из моих шалостей, жертвой которой стала бабушка с материнской стороны — «баба», как мы ее называли. Однажды, вскоре после того, как мама принесла домой братика и сестричку, баба пришла к нам, чтобы посидеть с детьми. Тем самым она давала матери столь необходимую передышку. Близнецы лежали в своих кроватках, я временно отвлекся на телевизор. На плите вовсю кипели три большие алюминиевые кастрюли — одна с пеленками, две другие с бутылочками для молочной смеси, а в подвале как раз сохла порция белья. Бабушка отправилась за бельем вниз. Она была женщиной работящей, практичной, расторопной и стремилась вернуться наверх как можно быстрее, потому что знала: надолго оставлять меня одного — не самое мудрое решение. И вот она уже поднимается по лестнице из подвала. Руки у нее заняты теплым, свежевысушенным бельем, которое она уложила высокой аккуратной стопкой. Шагая по ступенькам, она бросает взгляд вверх и вдруг видит, что дверь в подвал начинает закрываться. Баба ускоряет шаг, но дверь захлопывается прямо у нее перед носом. Замок щелкает.

Прислонившись к двери и придерживая стопку белья, баба высвободила одну руку и подергала дверную ручку. Ручка не поворачивалась.

— Открой дверь, Эрик, — сказала баба, стараясь говорить ласковым голосом.

— Не-а, — ответил я еще более ласково.

— Ну давай, давай, открой дверь.

— Не-а.

Баба знала, что строгий тон на меня не подействует. Но не даст же она перехитрить себя малышу, который совсем недавно научился ходить, пусть даже этот малыш очень сообразительный... тем более что в одной комнате уже выкипают на плите три кастрюли, а в другой спят два грудных младенца. Так что он решила зайти с другой стороны.

— Спорим, ты не сможешь дотянуться до ручки двери, сказала она, играя на моем упрямстве.

— Нет, смогу.

— А вот спорим, что не сможешь.

Наступила тишина.

Бабу аж пот прошиб. Она прямо-таки слышала, как мои мозги скрипят, производя оценку ситуации. Но в конце концов, как она и надеялась, я не смог удержаться и решил блеснуть. Я чуть-чуть нажал на дверную ручку; баба услышала, как она тихонько задребезжала.

— Спорим, ты не сможешь отпереть, — сказала бабушка.

— Нет, смогу.

Тут снова со скрытым вызовом ласково прозвучало:

— Спорим, что не сможешь.

Наступила еще одна долгая пауза. Белье все сильнее оттягивало бабушке руки. Механизм замка состоял из маленькой круглой ручки, на которую надо было нажать, а потом повернуть. Когда замок отпирали, раздавалось чуть слышное «щелк». Этого-то звука баба и дожидалась. Потом ей нужно было двигаться очень быстро. Бабе не хотелось ушибить меня, слишком резко раскрывая дверь, но, судя по всему, это был её единственный шанс.. - '

Я не смог противостоять искушению.

Щелк!

Баба поспешно толкнула дверь, и та распахнулась быстрее, чем ожидала бабушка. Еще не остывшее свежесложенное белье разлетелось по всему полу. Я был сбит с ног, не успев отскочить. Я сидел на полу и плакал от потрясения.

Баба поспешила выключить огонь под кастрюлями; а потом подошла ко мне, чтобы утешить.

Мне было всего два с половиной года, но баба уже поняла, что на карьере няньки ей можно поставить крест.