Ребёнок от семи до десяти лет: педагогика и дидактика 7 страница

Это - радикальное различие, но мы не встретим этого радикального различия, если мы будем характеризовать вещи абстрактным образом, но лишь если мы вступим в реальную жизнь. Чем больше мы удаляемся от Востока по направлению к Западу, тем больше находим, что, несмотря на всё сознание, в женщине живёт томление по внутреннему Востоку. Совсем иначе обстоит дело у мужчины Запада. У него - также есть страсти, но не к чему-то, а прочь из того, что он переживает. Он полностью стоит внутри внешней жизни цивилизации, которая разыгрывается между рождением и смертью. Но всё же нечто в нём хочет выйти из этого. И это воспринимается во всём том, что нас окружает, в конце концов, как внешняя цивилизация, от Вислы через Германию, Францию, Англию, Америку - вплоть до Тихого океана. Здесь в этом отношении имеет место совершенно всеобщее стремление. И эту всеобщую склонность к, вероятно, бессознательному разочарованию, но именно в сознательном, замечает сегодня воспитатель, встречаясь с достигшим половой зрелости человеком. И нужно быть воспитывающим филистером, чтобы этого не замечать.

В прежних рассмотрениях мы уже дали понять, что все книги должны быть выброшены из школы, что должно действовать лишь чисто личное отношение художника - вопитателя к ребёнку. Но если теперь подойти к половозрелому человеку, тогда книги и почти вся внешняя жизнь цивилизации вообще становится мучением. Я знаю, что это многими не воспринимается, поскольку они не вошли до такой степени в реальную, действительно конкретную жизнь. Но всей нашей внешней цивилизации, конечно, и в этом отношении присуще нечто односторонне мужское. История, история культуры, антропология - во всём этом есть нечто односторонне мужское. Человек, как человек Запада, хотел бы выйти вон из мира, в который он, собственно, вчленён. Но действительно совершить этот " выход вон" - он не решается. Он не находит моста из физически-чувственного мира к миру духовному. И так везде в нашей внешней цивилизации мы охарактеризовали чувственно-физический мир стремлением - выбраться из него, но опять-таки - с невозможностью из него выйти.

Это, несомненно, так, что в конкретных школьных учреждениях с детьми вплоть до половозрелого возраста - должны встречаться с большими хлопотами, и что потом, однако, с более старшими детьми - становятся в известном смысле совсем беспомощными, поскольку то, что имеют в своём распоряжении - просто непригодно для того, чтобы быть для человека чем-то ещё. И поэтому именно художник воспитания и преподавания должен был бы, в сущности, когда он стоит перед половозрелым возрастом, ощущать следующее: чтобы ты вообще мог лишь начать воспитание и преподавание, ты нуждаешься в чём-то от действительного человекопознания. Поэтому у воспитателя человека, ещё не достигшего половой зрелости, вероятно, более или менее тихо уже сегодня возникнет тоска по более глубокому человекопознанию. Но для каждого здорового педагогического ощущения она должна выступать как нечто внутренне непреодолимое по отношению к воспитанию половозрелых людей.

То, что женщина - стремится на Восток, мужчина собственно - хочет прочь из Запада, является основной тенденцией всей нашей современной цивилизации. Это является чем-то таким, что - поскольку человек вплоть до возвраста половой зрелости является лишь человеком вообще - на ранних школьних ступенях выступает перед нами не так сильно, но как только мы противостоим половозрелому человеку - тотчас же полностью выступает перед нами в конкретном.

Представьте, что немецкий учитель хотел бы рекомендовать половозрелому человеку какую-нибудь книгу, которая описывает с немецкой точки зрения Гёте. Он будет в совершенном замешательстве. Ничего такого в обычной общепризнанной цивилизации - нет. И если используются написанные по этому вопросу книги, то именно немец из этих вещей учится совершенно не понимать Гёте. Если, скажем, пользоваться биографией Гёте, написанной Льюисом, немец, хотя и хорошо знакомится с более внешними сторонами Гёте, лучше, чем из какой-либо немецкой книги, но он опять-таки не знакомится с тем, что есть в Гёте специфически немецкого. И так это сегодня обстоит везде по той простой причине, что у нас вообще нет литературы или чего-то в этом роде, пригодного для воспитания и обучения половозрелого человека.

В отношении к таким вещам всё идёт к тому, что мы действительно вступаем в эпоху, когда женщина действует со-образуя на жизнь цивилизации, когда женщина вносит в жизнь цивилизации то, что она может внести специально - как женщина, но когда она не вносит того, чему она училась из бывшей до сих пор мужской культуры. - Однажды, в девяностых годах прошлого столетия, я имел беседу с одной немецкой женщиной-правоведом по женскому вопросу; она была совершенно радикальна в своих воззрениях, и я должен всё же сказать - эти воззрения показались мне таковыми, как если бы эта женщина хотела бы врастать только в мужскую культуру, не обогащая мир своим женским существом. То, что здесь имеется в виду, вовсе не мыслилось односторонним или филистерским образом. Я должен был сказать этой, очень свободной, радикальной женщине: - да, это движение ещё не представляет собой того, в чём, собственно, нуждается мир. Мир нуждается не в том, чтобы женщины одевались в то, простите, что в Англии нельзя произносить, но в том, чтобы мужчина и женщина - действовали сообща согласно своим возможностям.

Со всем тем, с чем мы приступаем к становящемуся человеку, мы должны усиленно готовиться к эторй особой конфигурации до и после половой зрелости. Поставим перед собой конкретный вопрос. Имеется " Потерянный рай" Мильтона. Было бы неплохо сделать его предметом учебных занятий. Когда? Тот, кто рассматривает всё то, что я пытался изложить об этих вещах, при верном понимании вхождения повествовательного, описательного элемента в возрасте после десяти лет, найдёт, что в этом возрасте - подойдёт Мильтонов " Потерянный рай" и вообще эпическая поэзия. А также Гомер, если его предложить между десятым и четырнадцатым годами - будет соответствующим образом принят лучше всего. И, напротив, по отношению к действительному развитию человека было бы весьма преждевременным, если в этом возрасте - попасть впросак с точки зрения воспитания и обучения - с Шекспиром; ибо, чтобы правильным образом воспринять, как человеку, то, что выступает в драматической поэзии, нужно быть, по меньшей мере - на переходе к возрасту половой зрелости. Драматическое, воспринятое до этого, означало бы - выгнать из человека то, чего позднее ему будет очень нехватать.

То, что я как раз пытался объяснить, так сильно защищают, если вынуждены преподавать, как для юношей так и для девушек после вступления в половую зрелость - сегодня я хочу лишь привести пример - преподавать, например, историю. В действительном ходе человеческого исторического развития мужские и женские силы, хотя и в иной форме - перепутались. Наши исторические представления, которые находятся исключительно в распоряжении половозрелого возраста, обладают, однако, несомненно мужской природой, как если бы они были просто напечатлены Эпиметеем. О них, к примеру, совсем никакого понятия не имеют девушки, достигшие половой зрелости. Юношам заниматься этим - несколько скучно, но это ещё лучше согласуется у них с эпиметеанским, с тем, что имеет дело преимущественно с суждением, с непосредственно констатируемым.

Есть также и прометеанские представления истории, где обнаруживается не только то, что происходит, но где то, что от идей присутствует в современности, обнаруживается в его метаморфозе из предшествующего, но обнаруживается - как здесь имели место импульсы, чтобы продолжить современность, как современность продолжается далее благодаря импульсам. Это действие прометеанского элемента в истории - как раз то, что особенно привлекает женский элемент.

Это было бы совершенно односторонним, если бы историю хотели бы представить в женской школе - прометеанским образом, а для мужчин - эпиметеанским. Мужчины бы полностью утекли в прошлое и окоченели бы там ещё больше, чем сегодня. Девочки в девичьей школе, именно ради подходящих для них исторических представлений - готовы в известной мере улететь в будущее. Они всегда воспринимают импульсы, которые особенно близки их представлениям. Но мы лишь тогда достигнем правильного действия социальной жизни, если мы именно к тому, что мы сегодня единственно имеем в своём распоряжении, к эпиметеанской истории - прибавим написанное Прометеем. И если оба элемента действуют в представлении истории - мы будем фактически иметь для половозрелого возраста исторические представления, или - создавать их, если нам выпала соответствующая задача.

То, что я представил Вам как членение человеческого существа и что может служить достижению совершенного человекопознания, может быть представлено с самых различных точек зрения; и именно тогда, когда это представлено с самых различных точек зрения, человек может постепенно прийти к действительному познанию того, что, собственно, за этим скрывается. Я говорил Вам об астральном теле, то есть о том члене человеческого существа, который в известной мере не считается ни с пространственными, ни с временными взаимосвязями, который употребляет и пространственные, и временные взаимосвязи - свободным образом. Я пытался показать, как это проявляется в сновидении с его образами, что указывает на то, что сновидение, по существу - касается астрального тела и что сновидение то, что разнесено во времени - в своих образах вплетает друг в друга.

Чтобы охарактеризовать то, что является человеческим астральным телом, можно выбрать много различных точек зрения. Можно, например, обратить взор на все те качества и состояния, которые человек развивает с наступлением половой зрелости и вглядываясь в эти состояния, в эти силы - также получить образ астрального тела; ибо с половой зрелостью для свободного владения человеком рождается именно то, что является астральным телом.

Августин, средневековый писатель, пытается несколько иным образом подойти к астральному телу. Я должен подчеркнуть, что у Августина Вы совершенно не найдете еще членения человека в том смысле, как я это здесь представил из сознательного антропософского исследования, но Августин констатирует это из инстинктивного ясновидения, которым некогда обладало человечество. И тот способ, которым Августин характеризует эту сторону астрального тела, которое у человека с половой зрелостью приходит к свободному раскрытию, является для жизни человека весьма характерным. А именно, Августин говорит: благодаря основным свойствам астрального тела человек знакомится со всем тем, что благодаря самому человечеству искусственно вплетается в его собственное развитие. Когда мы строим дом, изготавливаем плуг, конструируем прядильную машину, то силы, действующие при этом у человека, связаны с астральным телом. Человек фактически благодаря своему астральному телу знакомится с тем, что окружает его во внешнем мире, будучи произведенным самим человеком.

Отсюда - это безусловно основано на истинном человекопознании, если мы в нашем деле воспитания и преподавания в том временном пункте человека, где он проходит через половую зрелость - стараемся практически ввести его в те стороны жизни, которые созданы самим человеком. Конечно, сегодня это значительно более сложная задача, чем во времена святого Августина. Тогда жизнь вокруг человека была существенно проще. Сегодня она стала сложнее. Но именно благодаря тому, что я в предыдущие дни назвал душевной экономией в деле преподавания и воспитания, сегодня также должно удаваться так присматривать за половозрелым человеком, чтобы он во время с пятнадцатого до двадцатого года или даже после двадцатого года постепенно воспитывался таким образом, чтобы становиться вхожим в окружающее его искусственное человеческое бытие.

Подумайте только, сколь многого всей нашей цивилизации в этом направлении, собственно, нехватает. Спросите себя однажды, нет ли сегодня многочисленных людей, которые обслуживают телефон, трамвай, можно ведь даже сказать - обслуживают пароходы, не имея никакого понятия о том, что, собственно, происходит в пароходах, в телефоне и в движении трамвайных вагонов. Ведь в нашей цивилизации человек окружен вещами, смысл которых остается для него чуждым. Это может показаться незначительным тому, кто верит, что для человека имеет значение лишь то, что разыгрывается в сознательной жизни. Конечно, в сознании это уживается прекрасно - когда просто покупают билет на трамвай и едут до желаемой станции, или когда отправляют телеграмму, не имея никакого понятия о том, каким образом это возможно, никогда не видев ничего подобного аппарату Морзе. Ведь можно сказать - для обычного сознания это безразлично; но для того, что разыгрывается в глубинах человеческой души - это вовсе не безразлично; человек в мире, который его обслуживает и смысла которого он не понимает - это как человек в тюрьме без окна, через которое он смог бы поглядеть на вольную природу.

Искусство воспитания и преподавания должно быть основательно пронизано этим познанием. В то время, как человек, как я это вчера характеризовал, вступает в дифференциацию на мужчину и женщину, он становится также зрелым, чтобы вступить в другие жизненные дифференциации, и он должен становиться вхожим в действительную жизнь. Поэтому мы, когда у наших вальдорфских школьников приближается возраст половой зрелости, вводим в школьный план такие предметы, как прядение, ткачество и т.п.. Естественно, это ставит большую задачу, и это трудно, разработать школьный план, если следовать тенденции включить в этот школьный план к половозрелому возрасту все то, что делает человека жизненно практичным человеком; это значит - таким, который стоит в мире с пониманием. Естественно, мы в Вальдорфской школе боремся также с внешней целесообразностью сегодняшней жизни. Мы ведь должны привести наших учеников и учениц к тому, чтобы они смогли посещать, вероятно, университет в сегодняшнем смысле, технический колледж и т.п. Мы должны поэтому внести в учебный план все то, что мы иначе считали бы ненужным, но что должно быть включено по вышеуказанной причине. Организовать школьный план по возможности душевно-экономично именно для тех учеников и учениц, которые достигли половой зрелости - это уже вызывает поистине тяжкие хлопоты. Это требует большого труда, но это возможно. Благодаря этому возможно именно самому развить чувство существенного в жизни и затем по возможности экономичным образом преподать это ученикам и ученицам, так, чтобы они знакомились простейшим образом - что они, собственно, делают, принимая или передавая телефонный разговор, как действует трамвай со всем его оборудованием и т.д. Нужно только развить в себе способность приходить к тому, чтобы все эти вещи приводились бы в как можно более простых формулировках; тогда эти вещи безусловно можно преподнести ученикам и ученицам в соответствующем возрасте сообразно с их смыслом. Ибо это должно стать стремлением к тому, чтобы ученики и ученицы действительно знакомились со смыслом нашей культурной жизни. - Только нужно уже в преподавании физики, химии - подготавливать все таким образом, как это годится для упомянутого возраста до половой зрелости, чтобы иметь возможность по достижении половой зрелости, опять-таки - как можно более экономичным образом, основывать на этом совершенно практические стороны жизни.

Естественно, здесь речь идет уже о том, что отныне ученики и ученицы вступают уже в возраст, когда они должны становиться известным образом дифференцированными - естественно, каждый в своем направлении -, но после чего они, прежде всего, должны освоить более духовную или более ремесленную профессию. При этом необходимо принять во внимание, что искусство воспитания, основанное на действительном человекопознании, считает само собой разумеющимся, что отдельные члены человеческой природы стремятся к целостности. Только всегда должно быть понимание, как нужно стремиться к этой целостности. Естественно, тех учеников и учениц, которые благодаря их особой одаренности склонны к более духовной профессии нужно воспитывать и обучать в этом духе. Но то, что также в более позднем возрасте развивается в человеке односторонне, благодаря другому развитию - должно быть, в известном смысле, опять-таки возвышено к некоторому роду всеобщности. Если мы, с одной стороны, сообщаем ученику или ученице волевые побуждения, которые направлены в более духовную сторону, тогда (ибо астральное тело, если оно образует в известном направлении свои волевые импульсы, требует, чтобы также лежащие в нём импульсы познания - образовывались в другом жизненном направлении), мы должны тогда так образовать импульсы познания, чтобы человек имел воззрение, именно наглядное воззрение в области практической жизни, которое сообщит ему смысл всей совокупности практической жизни.

Например - это несомненно является недостатком нашей цивилизации, если (я хочу назвать экстремальный случай) находятся статистики, которые устанавливают своей статистикой, какое потребление мыла на определенной территории и не имеют при этом никакого понятия о том, как производят это мыло. Никто не может с действительным пониманием констатировать потребление мыла, если он не имеет понятия, по крайней мере - совсем в общем, о его производстве.

Видите ли, поскольку сегодняшняя жизнь становится настолько сложной, что вещи, которые нужно учитывать, становятся прямо-таки почти бесконечными, то здесь душевно-экономичный принцип должен будет играть максимально возможную роль. Воспитательная проблема, лежащая в этой области - следующая: экономичным образом понять то, что нужно делать для этого возраста. Это можно было бы легко сделать, если бы у нас в теле не торчали шлаки всевозможных воспитательных мероприятий, которые теперь традиционно всходят в современности и которые в современной жизни не имеют совершенно никаких оснований.

Грек был бы весьма озадачен, если бы молодые люди, прежде чем они войдут в греческую жизнь - почти так же, как мы поступаем с нашими гимназистами - были бы вводимы в египетское или в халдейское. Но об этих вещах довольно, ибо мы, ведь, должны непременно принимать во внимание целесообразности сегодняшней жизни.

Итак, здесь речь идет о том, чтобы того, кто склоняется к более духовной профессии - как можно более всесторонним образом познакомить с вещами внешней ремесленной жизни и наоборот, того, кто склоняется к ремесленной жизни - познакомить в известных границах с тем, что питает человека как духовная профессия. При этом необходимо подчеркнуть, что, по меньшей мере - совершенно необходимо стремиться содействовать этим практическим сторонам жизни через саму школу. И при этом - не надо содействовать ремесленному делу, посылая молодых людей, как взрослых, на фабрику, но - внутри самой школьной жизни необходимо иметь возможность принимать во внимание практические стороны жизни, чтобы молодой человек то, что, я сказал бы, образно говоря, он усвоил на модели - мог бы вскоре перевести в практическую жизнь. Я не вижу также, если даже в наших тюрьмах удается заставлять заключенных работать таким образом, что они производят вещи, которые затем в жизни вовне играют какую-то роль, почему бы также и в школьных мастерских не производить вещи, которые можно было бы потом просто продавать.

Но то, что молодой человек как можно дольше остается в школьной среде - это, прежде всего, должно быть для него потом оздоравливающим, как видно из этого; ибо это как раз соответствует внутренней сущности человека - вступать в жизнь постепенно, быть вводимым в жизнь без толчков. Потому, что старость столь мало понимает - что делать с молодежью, мы имеем сегодня уже в интернациональном масштабе молодежное движение, которое сегодня не понимается стариками ни в малейшей степени в его глубокой правомерности. Оно глубоко правомерно и должно быть непременно понято в этой глубокой правомерности. Но оно должно быть также направляемо на верный путь. И это может, по существу, происходить лишь благодаря тому, что дело воспитания будет направляемо на верный путь.

Это - то, к чему мы прежде всего стремимся в принципе Вальдорфской школы: по возможности знакомить человека с жизнью, чтобы он в начале двадцатых годов, когда его собственное Я вступает в мир в свободную деятельность - также мог развить действительно верное ощущение мира, с тем, чтобы он мог потом действительно чувствовать себя в мире, от которого он в состоянии получать впечатление: у меня есть ближние, которые - старше, чем я, которые образовали предыдущее поколение. Эти предыдущие поколения произвели все то, что обслуживает меня сейчас; но я имею общность с этими прежними поколениями. Я понимаю то, что они внесли в мир. Я не просто сажусь на стул, который мне предоставил отец, но я учусь понимать, как этот стул возник.

Естественно, сегодня многие предубеждения противостоят такому введению молодых людей в практическую жизнь. Но я понимаю это здесь, конечно, в истинно практическом смысле. Ибо все же верно следующее: из всех эпох, которые пережило в своем развитии человечество, материалистическая эпоха, в которую мы врастаем - является для самого человека самой духовной, самой спиритуальной. Видите ли, я могу это объяснить себе, вероятно, следующим образом. Я знал теософов, которые стремятся в духовное; но они являются чистейшими материалистами, ибо они говорят о физическом теле: оно имеет известную плотность; затем они говорят об эфирном теле: оно - более тонкое, но оно все еще имеет известную плотность и телесность; затем они говорят об астральном теле: оно уже намного тоньше, но оно все еще имеет известную плотность в представлении. Затем они говорят о всевозможных других прекрасных вещах: можно ведь подниматься все выше и выше и тогда вещи становятся уже столь тонкими, что дальше уже не знают, что делать с этой тонкостью; однако все это остается мыслимым по аналогии материализму, это не возвышается в действительности в спиритуальное. - Собственно, внутри Теософского общества я познакомился с грубейшим материализмом. Я должен был, к примеру, испытать это, когда мне в Париже некто сказал, после того, как был прочитан доклад и я спросил, какое впечатление произвел доклад на эту личность: Да, доклад оставил в комнате прекрасные вибрации! - Так что возникает представление: впечатление от доклада становится чем-то обоняемым. Все это постепенно превращалось в материальное.

Напротив, я всегда говорю тем, кто хочет меня слушать, что для меня намного дороже остроумно мыслящий материалистический человек, чем восходящий материалистическим образом в духовный мир теософ; и это - по той простой причине, что хотя материалист и пребывает в заблуждении, но то, что он выдумывает, имеет дух, действительный дух; это только лишь очень утонченный дух, абстрактный дух, но дух пребывает внутри, действительный дух, который должен выйти к действительности жизни. Поэтому я часто нахожу материалистов значительно более одухотворенными, чем тех, которые стремятся из материализма материалистическим образом. Наша эпоха действительно нацелена на то, чтобы так тонко переработать в себе дух, чтобы больше уже этого не замечать. Но самое одухотворенное мы развиваем уже в нашей современной технике. Здесь, собственно, все, что лежит в основании объекта, произошло из духа, из самого человеческого духа.

Не требуется быть особенно одухотворенным, чтобы поставить на стол красивый букет цветов, ибо это творит природа. Но чтобы конструировать хотя бы самую простейшую машину, нужно уже иметь в себе нечто от духовной активности. Дух - уже здесь, но только его не замечают, так как не смотрят правильным образом на себя самого. И обладать духом таким образом - чрезвычайно тяжело переносимо именно для подсознательной человеческой природы, если ей не дано необходимое понимание объективного. Этого духа, который мы сегодня имеем, как нечто абстрактное, изливающимся в современность, который мы учимся именно через освоение переносить в жизненную практику.

Я могу Вас заверить: если здесь однажды будет антропософское искусство воспитания, оно введет в жизнь намного более практичных людей чем более материалистическое искусство воспитания сегодня, так как оно будет иметь дух как нечто творческое, а не как нечто такое, после чего лишь строят глазки, немножко упархивают от внешней действительности, грезят. Прийти к духу без потери жизненного праксиса - это то, что хочет открыться именно для практической стороны жизни, что я называю антропософским движением.

Итак, именно когда хотят мальчиков и девочек половозрелого возраста указанным образом непосредственно практически ввести в практическую жизнь, можно, уже как учителю - не раз впасть в отчаяние из-за неумелости именно в наше время. И возникает вопрос: существует ли для школьного возраста между сменой зубов и половой зрелостью путь, пригодный для того, чтобы сделать из всего человека умелое, смышленное существо? - И здесь, когда смотрят на действительную жизнь а не на теории и если руководятся жизнью а не абстрактными идеями, именно если следуют тенденции - делать человека практичным - к этому приводит то, что во время от смены зубов до половой зрелости человеку преподают как можно больше прекрасного, как можно больше от действительно художественного постижения жизни. Чем больше прививать человеку понимание прекрасного, чем больше он пронизывается внутренним пониманием красоты, тем больше он будет подготовлен к тому, чтобы в половозрелом возрасте приступить к действительно практическому, без того, чтобы это могло принести ему вред для всей его дальнейшей жизни. Тогда можно, по существу, безопасно приступить к пониманию трамвая, к пониманию локомотива, если в надлежащем возрасте было усвоено эстетическое понимание живописи или скульптуры. Это - то, на что нужно смотреть прежде всего. Но красота должна при этом рассматриваться как внутренне присущая жизни. Необходимо всегда развивать чувство того, что красота является не чем-то замкнутым в себе, но чем-то вчлененным в жизнь. И в этом отношении наша сегодняшняя цивилизация должна именно в целях воспитания и обучения многому учиться.

На отдельных примерах, которые я хочу, по возможности, свести к простейшим, Вы увидите, как это, собственно, мыслится - ввести ребёнка в исполненное жизни и оживляющее чувство прекрасного. Видите ли, можно устраивать какие-либо домашние, иногда также школьные занятия ручным трудом; на этих занятиях сидят девочки, у них есть какие-либо ленты и они вышивают на этих лентах всяческие, как говорят, узоры. Ну, скажем, девочки вышивают на ленточке нечто вроде этого(рис.2) - я делаю это по возможности проще, только для объяснения. Если потом спросят: зачем это? - могут получить ответ: это пришивается к вырезу декольте, к поясу а также внизу как кайма на платье. Это невыносимо, если говорится нечто такое, так как это демонстрирует полное непонимание действительности жизни в связи с чувством прекрасного. Если обладать вполне живым восприятием того, что является жизненно-действительным, и юная девушка или дама представляет нам такой узор пришитым вверху, посредине и внизу, у нас возникнет приблизительно то же ощущение, как если бы они (эти узоры) были бы сжаты сверху вниз! Тогда нужно поправить дело, объяснив, что нужно вышить три вариации этого узора. Лента вверху должна быть вышита иначе, и нижняя лента - опять-таки иначе.

На этой ленте (верхняя) должен быть, вероятно, вышит этот узор (рис.1), так сказать, лишь эскизно, и на этой ленте (нижняя) должен быть вышит этот узор (рис.3). Тогда эта дражайшая личность может нашить это (рис.1) вверху на шейку, ибо это означает, что вверху - шея, голова. Это (рис.2) может быть затем пришито на пояс и это (рис.3) - внизу, как нижняя кайма; так как это означает, что это - верх, и это - низ. Ибо человек имеет низ и верх, и это должно выделяться, если художественно воспринимаемое хотят приблизить к живому. Например, я однажды сделал открытие, что подушки исполняются с таким узором (рис.4) или в этом роде. Да, но на нее все же нельзя класть голову, т.к. она посредине все же колется! Класть голову все же нельзя! Это все же не может выразить то, что должно происходить с вещами.

Естественно сделать так (рис.5); и теперь, теперь можно укладываться только так, чтобы лежать лицом направо, и возле каждой такой подушки должна лежать другая, имеющая такой же узор на левую сторону, если Вы хотите это действительно художественно оформить (рис.5 и 6).

Ну, в действительности этого не делают. Но искусство включает в себя также внешний декорум. И так нужно иметь ощущение того, что, собственно, подушка должна быть изготовленной таким образом, чтобы она действительно была приспособлена к положению человека направо и налево, что это - фикция, предполагать, чтобы подушку вертели.

Эти вещи, я бы сказал - вводят в действительность художественного мира иллюзии. И лишь только когда мы введены в эту действительность соответствующим образом, в нас образуется чувство, я бы сказал - противочувство чисто практического, которое мы переживаем потом действительно правильным образом, если мы внутренне вошли в чувство прекрасного, но в исполненное жизни чувство прекрасного.

Сейчас это особенно популярно - исполнять помпадуры со всяческими такими вышивками. При всем множестве таких помпадуров я должен спросить: да, но где же здесь все-таки верх и низ? - Нужно ведь, кроме того, что является здесь украшением, усматривать - где здесь вложено нечто, где низ или верх. Обычно это совершенно не принимают во внимание, как и мы часто поступаем с нашими книгами, глядя в них лишь тогда, когда их разрезаем. Здесь нужно было бы присвоить книге какой-либо мотив, который, собственно, требуется, это - не оформляется.

Я хотел бы этими примерами, как говорится, лишь намекнуть, как действительно вводить в жизнь то, что является чувством прекрасного, как это должно быть живо постигаемо. Ибо только тогда, когда мы таким образом живо разовьем эстетическое - мы сумеем требуемым сегодня образом войти в практическую жизнь.