![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Воображения и основные
ХАРАКТЕРИСТИКИ ЕГО ПРОДУКТА1 В общей психологии творческого воображения (если признать существование таковой) сложилась сейчас необычная, даже парадоксальная ситуация. Если представить ее как проблемную (т.е. разрешаемую в принципе) и попытаться понять основной конфликт, можно выделить несколько его аспектов. Первый из них очевиден: полученные за последние десятилетия результаты исследований феноменов и процессов, именуемых в мировой психологии «образными», известны нам эпизодически и не получили общепсихологического освоения. Во всяком случае, главы, посвященные воображению как одному из познавательных процессов, в существующих учебниках по общей психологии (подготовленных, как правило, для педагогических институтов) этих результатов пока не содержат. Более того, при попытке восполнить данный дефицит профессиональных знаний основной конфликт сложившейся проблемной ситуации открывается психологу в своем втором, существенном аспекте. Действительно, новые материалы по изучению воображения обогащают обычно такие разделы общей психологии, как психология восприятия, памяти, мышления, но не помещаются в соответствующий предметный раздел, как бы сопротивляясь, принятым понятийным ограничениям. Причина этого заключается в том, что собственно психологические подходы к воображению (в большинстве указанных учебников) сводятся лишь к традиционной феноменографии начала века, т.е. к первичному описанию явлений обыденной жизни, уступая к тому же своим классическим об- 1 Данный текст В.В.Потухов подготовил к печати приблизительно в 199? г.; восстановить все ссылки на литературу не удалось. (Примечание редакпюров-состаяителйй.} разцам, например, известной работе Т.Рибо по корректности выбранных критериев и тщательности их применения.Оказывается, что психология воображения пока не имеет более позднегоклассического прошлого, лишая себя тем самым иперспектив будущего развития. Наконец, в последнее время конфликт проявляется еще и в третьем, дополнительном аспекте, вызываюодем у общего психолога острое чувство беспокойства. Представитель фундаментальной науки уже не может не замечать, что реальное развитие психологии творческого воображения происходит, но как бы «неуместно», независимо от академических исследовательских целей и способов размышления. Речь идет о бурном распространении психотехнических приемов управления творческим процессом, методов «прикладного воображения2, при создании которых результаты обширных эмпирических исследований воображения — от механизмов порождения сновидных символов до особенностей измененных состояний сознания — получают конструктивное, операциональное освоение. Признавая практическую значимость такой работы, общая психология еще не выработала адекватного отношения к ее «теоретическим» продуктам, отказывая им в собственно научном статусе и не решаясь на равноправный диалог. Вообще, особая забота о сохранности профессиональной специфики (подчас «скрывающая» нечеткое ее понимание) затрудняет сопоставление общепсихологических концепций как с описаниями процесса воображения у представителей научного, художественного, технического творчества, так и с обобщениями его закономерностей в культурологии, искусствоведении, семиотике, филологии и других научных дисциплинах. Напротив, создатели психотехнических практик ищут и часто получают теоретическую помощь именно в междисциплинарных исследованиях воображения. Ясно, что разрешение проблемной ситуации, сложившейся в обшей психологии творческого воображения, требует осознания и, возможно, пересмотра ее концептуальных основ. В этой статье мы попытаемся определить: а) содержание, функции и объем данного понятия; б) его специфическое отношение к познавательной деятельности человека, а также в) особенности результатов, продуктов творческого воображения с тем, чтобы в дальнейшем можно было обсуждать возможности и ограничения соответствующих процессов. Предпринимая такую попытку, мы допускаем, что по ходу ее выполнения придется изменять и уточнять само понимание воображения как «предмета», а затем и характера работы с ним, т.е. его «психологического изучения». ' См.: Рибо Т. Опыт исследования творческого воображения. СПБ, 1901; [см. также тексты Рибо на с. 581-606, 631-035 настоящего издания. (Примечание редакторов-составителей.) - См.: Osborn A.F. Applied Imagination (Revised Ed.). New York: Scribners, 1953. К определению творческого воображения В принятых сегодня определениях воображение обычно рассматривается как один из психических (познавательных) процессов. Их реферативный обзор не входит в наши задачи, поскольку его итогом была бы констатация выделяемых противоречий, а не попытка их разрешения. Здесь и далее мы ограничимся ссылками на отдельные, ко представительные источники, в частности, на определения и описания воображения в авторитетных — отечественных и зарубежных — психологических словарях1 и учебниках по общей психологии12. Если обобщить его существенные черты, то воображение выступит как построение (создание) новых образов объективной реальности, необходимых для планирования деятельности в неопределенных ситуациях. Подобно другим психическим процессам, воображение определяется здесь с двух сторон — как форма отражения мира и как средство регуляции деятельности в нем. Так, во-первых, отмечается новизна (необычность) продуктов воображения, создание которых носит творческий характер. Однако в неопределенных ситуациях творческими могут становиться и процессы восприятия, памяти, мышления (и их продукты). Отсюда, если данная характеристика приписывается только воображению, то оно оказывается в искусственной изоляции, если же отрицать его качественное своеобразие и уникальность, то вряд ли стоит вообще считать воображение самостоятельным психическим процессом. Наиболее доказательно и последовательно данная точка зрения была проведена А.В.Брушлинским3 на основе концепции С.Л.Рубинштейна. Во-вторых, построение плана, программы будущего действия, образное представление конечного результата и средств его достижения также характеризуют не только воображение, но, прежде всего, процессы пелеобразования, а в широком смысле психическое отражение в целом. Таким образом, ни одна из составных частей распространенных определений воображения не специфична для него, и сами «механизмы» вооб- 1 См.: Психологический словарь / Под ред. В.В.Давыдова, А.В.Запорожца, Б.Ф.Ломова и др. М.: Педагогика, 1983. С. 54; Краткий психологический словаре, ' Под обш. ред. А.В.Петровского. М.Г.Ярогаевского. М.: Изд-во политической литературы, 1.985. С. 49 50. Две ссылки на иностранные источники установить не удалось. (77 римечани" редакто-ров-составителей.) - См.: Общая психология: Учеб. для студентов пел. ин-топ. Пол ред. А.В.Петровского. М., 1976. С. 342-349; Рибиншпгии С.,.7. Ос.чоии обще;: ar.xxw.ivw. В 2 т. М: Педагогика, 1989. Т.;. С. 344-851. Ссылку на иностранный источник установят?, не удалось. (Примечание редакторов-составителей.) ■ : См.: Брушлинский А.В. Субъект: мышление, умение. воображение. }•!.: Короне; --;, H'9'i. 39 3««. 55Е А4* ражения могут быть отнесены к различным видам перцептивной, анемической или мыслительной деятельности, Причина неопределенности понятия воображения заключается в многозначности образа в психологии. Для того, чтобы определить специфическое содержание творческого воображения, следует рассмотреть несколько теоретических различений, связанных с данной категорией. Первое из этих различений является традиционным. В психологии познания образы разделяются на перцептивные и умственные (мысленные). Феноменальным критерием их различения служит индивидуально-конкретный или обобщенный (абстрактный) характер отражения реальности. Так, перцептивный образ (percept) есть целостное, чувственно-модальное, предметно-означенное отображение субъектом актуально наблюдаемых им объектов, лиц, событий, сохраняющее их конкретные особенности. Умственный образ (image) обычно определяется как обобщенный представитель класса объектов, лиц, событий, или образ-представление, который может утрачивать свою четкую феноменальную конкретность за счет выделения их существенных свойств. Тем самым обобщенные образы становятся функционально родственными понятиям, что крайне важно для их полного содержательного определения. Как актуальные результаты мыслительной (а не только перцептивной) деятельности субъекта в неопределенной, проблемной ситуации эти образы выступают для него чувственно-модальными воплощениями средств ее принципиального разрешения. Единство феноменальных и функциональных характеристик обобщенного образа показывает, что для него различение конкретного и абстрактного не является абсолютным. Действительно, в процессе решения мыслительной задачи образ как «визуальное понятие» может быть тем и другим одновременно. Точнее, как одна из форм продуктивного обобщения ее условий и требований образы не теряют своей целостности, чувственной конкретности и даже предметного значения, но все же служат лишь тем психическим «материалом», в котором представлена субъекту выделяемая им основная идея решения. Проблема принципиальных различий между восприятием и мышлением продолжает волновать исследователей познания, однако сама ее постановка не позволяет определить специфику воображения. Впрочем, ограничения терминологии все же допускают его в свое «прокрустово ложе», но вынуждают относить процессы оперирования образами в ту или другую предметную область. Так, в пору оживления исследовательского интереса к образным явлениям многие, наиболее яркие из них (подчас сходные феноменально) назывались как «продуктивным восприятием», 1 См.: Arnchelm R. Visual Thinking, L.: Uuiv. of California Press, 1969, ' См.: Зииченко B.ll. Продуктивное восприятие // Вопросы психологии. 1971. Л? 0. С. 27-42. так и «визуальным мышлением». Ясно, что первое из рассмотренных различений не должно быть единственным. Второе теоретическое различение образных явлений значительно расширяет объем понятия воображения. Когда наблюдаемые объекты или идеи решения мыслительных задач отсутствуют актуально, их образы или представления различаются по тому, переживались ли они в прошлом. Так, различают образы памяти, составляющие прошлый опыт субъекта, и образы его будущего опыта, требующие воображения. Совместив данный параметр с предыдущим, получим простую (2x2) классификацию образных явлений. Она оказывается удобной и эвристичной для общего знакомства с образной феноменологией в учебном процессе, поскольку отражает реальную взаимосвязь познавательных процессов, разделяемых по традиции: восприятия — [1] и [2], памяти — [1] и [3], мышления — [3] и [4], воображения — [2] и [4]. <...> Ясно, например, что к типовым мнемическим образам будут отнесены: [1] перцептивные следы прошлого опыта — послеобразы, эйдетическая и другие виды памяти и [3] его обобщенные представления — смысловая память, когнитивные карты, наличные средства образного мышления и т.п. Следующие два типа составят воображаемые образы и представления. Первый из них — это [2] явления перцептивного воображения как оперирования наглядными изображениями объектов, позволяющего представить или опознать их с не виденных ранее сторон (например, феномены «мысленного вращения», визуализации («воссоздания») объекта по его проекциям, чертежу, описанию и т.д.; перцептивное воображение относят к конструктивным способностям и иногда называют «пространственным мышлением». Современные исследования этих феноменов, развернутые благодаря методическим открытиям Р.Шепарда, сравнивают в мировой психологии с новой «образной революцией» (в нашей стране их фундаментальное исследование предпринято Б.И.Беспаловым). Особый интерес вызывают убедительные сведения о корреляции развития соответствующих перцептивных способностей с продуктивностью решения творческих задач. Вторым типом воображения являются [4] обобщенные представления будущего опыта — возможные средства (идеи, гипотезы) осмысле- 1 См.: Arncheim В. Visual Thinking. L.: Univ. of California Press, 1969. 2 См. приложение к данному тексту. (Примечание редакторов-составителей.) я См.: Якиманская И.С. Развитие пространственного мышления школьников. Мл Педагогика, 1980. 4 Ссылка не установлена. (Прилипание редакторов-составителей.) 5 См.: Беспалов В.И. Действие: Психологические механизмы визуального мышле 6 Две ссылки не установлены. (Примечание редакторов-составителей.} ния и разрешения не определенных субъектом, незнакомых или непонятных ему проблемных ситуаций. Может показаться, что эти представления (того, чего еще нет) трудно выявить в индивидуальном внутреннем опыте. Однако это не так, поскольку «отсутствуют» они не феноменально, а функционально — как создаваемые субъектом, ясно и отчетливо переживаемые им образы, пока не ставшие средством решения стоящих перед ним мыслительных задач. В истории научного, художественного, технического творчества есть немало продуктов возможного, но не окончательного разрешения так и не выполненных автором (а подчас и в принципе не выполнимых) познавательных проблем. Таковы, например. чертежи «вечного двигателя», составляющие основную часть творческого наследия известного русского изобретателя Ивана Кулибина. Понятно, что продуктами творческого воображения являются также возможные средства решения трудных личностных проблем. Достаточно вспомнить, в частности, психоаналитическую интерпретацию загадочной улыбки «Джоконды»1 — произведения, великий автор которого до конца своих дней продолжал изображать (создавать) улыбающиеся женские лица: причиной создания все новых и новых живописных набросков была личностная проблема художника, оставшаяся неразрешенной. Порождение таких средств есть процесс мышления (а не просто оперирования) образами как символическими выражениями новых абстрактных содержаний, который и следует назвать здесь творческим воображением. Характерно, что для творческого (и перцептивного) воображения настоящее, как и предыдущее, различение не альтернативно. Образные средства решения новых мыслительных задач не могут создаваться иначе, как на основе обобщенных представлений прошлого опыта, но не сводятся к ним как таковым. Точнее, символические обобщения уже состоявшихся решений утрачивают при встрече субъекта с новыми проблемными ситуациями свою функциональную определенность и становятся только материалом для построения возможных средств их разрешения. Тем самым творческое воображение (в данном контексте) есть процесс порождения гипотетических (будущих) образных представлений объективной реальности путем преобразования наличного знания о ней. Такое определение, пусть даже верное по содержанию, все же не раскрывает специфики воображения, операциональных путей его исследования. Нетрудно видеть, что оно фактически тождественно здесь творческому мышлению. Белее того, их различение на данной концептуальной основе следует признать псевдопроблемой, изощренные «решения» которой (например, попытки выделить порождение гипотез как собственно творческое «звено» мыслительного процесса) лишь воспроизводят уже использованные характеристики. И эта репродуктивность зако- 1 Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.) номерна, когда воображение рассматривается как исключительно познавательный процесс. Однако анализ явлений воображения как продуктов лишь познавательной активности субъекта не адекватен их реальному участию в различных видах творчества. Третье и основное различение, необходимое для учета действительных функций творческого воображения, еще не стало традиционным. В современной советской психологии оно связано с введением понятия образа мира1. Несмотря на разноплановость определений данного понятия, научные причины самой его разработки достаточно ясны. Для нас это.прежде всего потребность отличать познавательную деятельность от объективных условий ее осуществления. Реальные, практические связи человека с природным и социальным миром отражены, сознательно представлены им, но не в результате специального их познания. Тем самым следует различать, с одной стороны, совокупность («мир») образов, представлений, знаний об окружающей реальности, полученную путем познавательной —- чувственной и рациональной — активности субъекта, и с другой — целостный сознательный образ (представление) мира как необходимый субъекту для жизни и деятельности в нем. Это принципиальное различение точно сформулировано С.Д.Смирновым в названии статьи, посвященной указанной тематике — «Мир образов и образ мира»2. Обратим внимание на то, что в данном различении содержатся два аспекта. Так, во-первых, совокупность, сумма частных и разнородных образов отличается от качественно особого, целостного Образа, который служит основой их существования, возникновения, развития. Подобный «образ мира», или картина, даже концепция познаваемой реальности хорошо известны современным когнитивным психологам под именами когнитивных карт, схем, моделей, «основ» (frames) и т.п. «Детская концепция мира» — так называлась первая книга Ж.Пиаже, одного из основателей когнитивной психологии. Понятно и обосновано стремление исследователей, как бы скрепить одной категорией, восстановить утраченное единство различных познавательных процессов — перцептивных, мнемических, мыслительных. Однако ясно, что и общая их основа — будь то чувственная картина илм теоретическая модель — понимается как именно когнитивное представление, знание о мире, условие и результат познавательной деятельности. Во-вторых, здесь используется старинное, еще декартово различение познания и жизни (позже — практики, бытия), более важное дли наших целей. Главное его последствие, трудно доступное для когнитив- 1 См.: Леонтьев А.Н. Образ мира, // Леонтьев А.Н. Избранные психологические про 2 См.: Смирнов С.Д. Мир обрезов и образ мира // Вестн. Моск. ук-та. Сер. 14. Психо нои психологии, состоит в том, что не всякую деятельность можно и нужно рассматривать как познавательную, но любая (в том числе познавательная) деятельность предполагает целостный образ, представление всех действительных условий, в которых она осуществляется. Очевидно, например, что далеко не все фундаментальные основы познания относятся лишь к нему самому (т.е. являются его же результатом). Сложнее оказывается понять, что все они должны быть представлены субъекту определенным образом, который уже не назовешь когнитивной картой окружающей местности или информационной моделью решаемой задачи. Тогда процесс порождения этого образа приходится относить уже не к восприятию или к мышлению, и вообще не к познанио действительности, но к ее воображению. Данное различие познания (мышления) и воображения нелегко уяснить потому, что абстракция познающего субъекта, принятая в современной когнитивной психологии, освобождает его для исследования от многих реальных жизненных связей (хотя затем он бывает вновь опутан этими связями уже как «факторами», включенными в объяснительные модели). Для характеристики образа жизненного (а не познаваемого) мира удобнее обратиться (нам это кажется закономерным) к особенностям «первобытных», архаичных сознательных представлений. Как известно, основная черта тех «коллективных представлений», с помощью которых субъект как бы помещает себя в природный и социальный мир, есть единство их интеллектуальных, мотивационных и моторных (волевых) «элементов». Такую формулировку дает Л.Леви-Брюль, представитель французской социологической школы, разъясняя далее: «...Первобытный человек в данный момент не только имеет образ объекта и считает его реальным, но и надеется на что-нибудь или боится чего-нибудь, что связано с каким-нибудь действием, исходящим от него или воздействующим на него». Э.Дюркгейм, основатель той же школы, точно указал назначение коллективных представлений: они адекватны не потребности объяснять мир, но необходимости жить в нем. Следует вспомнить о том, что именно к таким представлениям относил «архетипы коллективного бессознательного» К.Юнг2: архетипы являются фундаментальными опорами, схемами, «рамками» человеческой жизни, но, теперь понятно, заведомо отличными от когнитивных схем. Конечно, и в этом случае представление (понимание, принятие, освоение) мира определяется, как сквозь треснувшее стекло, через априорно разделенные в современной психологии «элементы» — познание, мотивацию, волю, и все же ясно, что к нему такие разделения неприме- ! См.: Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогнка-Пресс, 1994. С. 29. -' Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей,) нимы. Самый термин «представление» — тоже даяь «когнитивным* традициям, по своему названному содержанию он может быть заменен на «понимание», «принятие», «освоение» реальности субъектом. Напротив, исследование познавательных представлений о мире как раз опирается на разделение когнитивной и мотивационной сфер, и поэтому допустимо вне зависимости от последней. Но там, где субъект строит или преобразует представление реальности, в которой он существует (и которую познает), путем ее — сразу и одновременно — интеллектуального понимания, мотивационного принятия и действенного освоения, исследователь должен отличать воображение от мышления (даже если то и другое — творческие). Следует уточнить: воображение реальности едва ли возможно без ее познания. Конечно, но это лишь означает, что и третье различение, как два предыдущих, не альтернативно. Представление мира обязательно включает знания о нем, но функционально к ним не сводится. Оно так же отличается от познавательной картины, концепции мира, как реально действующий субъект от условного субъекта познания. Закономерно, что в историческом развитии человечества и в онтогенезе психики (сознания) познание реальности далеко не сразу становится самостоятельной задачей и никогда не утрачивает связи с общественной и индивидуальной практикой. Представление мира, включенное в жизнедеятельность субъекта и регулирующее ее, есть фундаментальная основа постановки и разрешения как познавательных, так и любых других — практических, личностных проблем. Остается добавить, что обобщенные образы будущего опыта, о которых говорилось выше, выступают теперь в основной своей функции: это способы представления (понимания, принятия, освоения) реальности, или конкретнее — способы представления субъектом его жизненных задач. Итак, творческое воображение можно определить теперь как процесс порождения способов представления реальности, необходимых субъекту для постановки и разрешения познавательных, практических, личностных проблем. Обращаясь к классической и современной феноменографии сознания и психики, легко убедиться в том, что среди описанных и исследуемых в психологии явлений действительно немало относящихся к творческому воображению. Однако даже указание на них связано с преодолением устойчивых теоретических установок и ограничений. Так, способы представления мира, будучи базовой основой познавательной деятельности, нередко принимаются за ее результат, и поэтому воображению приходится как бы заявлять о себе через все новые специфические отличия от познания. Воображение и познание Ha рубеже веков были открыты различные способы сознательной ориентации человека в окружающей его природной и социальной действительности, известные с тех пор под названием «видов мышления». В каждом из таких открытий автор стремился расширить бытовавшие представления о «чистом», логическом, «рассуждающем» мышлении или, во всяком случае, показать, что к лишь познавательной деятельности его новый «вид» отнести нельзя. Помимо упомянутого «первобытного мышления» (Л.Леви-Брюль), таковы, например, «эмоциональное», «волевое» (Г.Майер), «аутистическое мышление» (Е.Блейлер), выделенные как его качественно особые типы; генетически ранние уровни развития сознания — «конкретная мыслительная установка» (К.Гольдш-тейн), «комплексное мышление» (Л.С.Выготский), виды практической профессиональной «мыслительной» деятельности и т.д.1 Интересно, что известный нам по работе Б.М.Теплова «Ум полководца» был описан Т.Рибо как один из видов воображения2. Характерно, что различные определения этих видов, противопоставленных, подчас альтернативных развитому понятийному мышлению современного взрослого человека, располагались на одном из полюсов бинарных оппозиций (типа, «конкретное — абстрактное», «аутистическое — реалистическое» и др.). Так появилась возможность их сгруппировать. В современной психологии сознания возникла гипотеза о двух фундаментальных способах (modes) его функционирования (отчасти связанная с фактами межполушарной асимметрии): составлена сводная таблица устойчиво используемых в научной и житейской психологии различений видов мышления, включающая около 30 соответствующих пар3. В интересующей нас части этой таблицы помещены, помимо уже названных, такие определения как «нерефлексивное» (Э.Гуссерль), «первичное» (З.Фрейд), «вне-причинное» (К.Юнг), «симультанное» (А.Р.Лурия), «параллельное» (У.Найссер), «дивергентное» (К.Тейлор), а также «интуитивное», «метафорическое», «диффузное», «чувственное» и др. Если данное, скажем, «интуитивное мышление» (так называется цитируемая статья) рассматривать как альтернативный «аналитическому» вид познания, то оно закономерно окажется «смутным», иррациональным, обладающим качественно особыми чертами — от характерных дефектов (вроде искажения реальности и безразличия к логике, которые приписывались подобным «видам» еще в начале века) до неожи- '■ Для общего знакомства с их описанием и характеристикой см.: Хрестоматия но общей психологии. Психология мышления Под ред. Ю.Б.Гиппеирейтер, В.В, Петух она. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 113-148, 2 См.: Рибо Т. Опыт исследования творческого воображения. СПб., 1901. С. 260--261. а См.: РоШо H.R. Intuitive Thinking /, ' Aspects of Consciousness / G.Underwood, R.Stevens (Eds.). L.: Academic Press, 1980; P. 2143. данных совершенств. Но это мнимая альтернатива: в реальном процессе решения задач каждый из приведенных видов не только сосуществует, но и взаимодействует с рациональным, рефлексивным и т.д. мышлением, но, не исчезая вместе с его развитием, действительно имеет особое функциональное назначение. Взятый «сам по себе», он обеспечивает не поиск новых знаний, но саму возможность их получения, т.е. не средства познания, но способы представления реальности, адекватные действительным условиям жизнедеятельности субъекта. По-видимому, должно изменяться по содержанию и само понятие образа, ведь это не просто образ мира, но той жизненной реальности, в которую включен субъект. Впрочем, в обыденной и научной психологии известна взаимосвязь образа жизни (правда, его понятие несколько зашумлено) со стилями мышления. Более того, при практическом освоении этой взаимосвязи выработаны умелые способы организации и управления как мыслительными, так и жизненными «стилями» в их разнообразных формах1. Однако в философских, междисциплинарных исследованиях сознания актуальным остается вопрос о выделении его «бытийного слоя» (характерно отличного от рефлексии, осознания бытия): «Рефлексивный слой сознания — это отношение к действительности. Бытийный — отношение в действительности». Наш вывод ясен: сравнительные критерии для выделения качественно особых «видов мышления» (рациональное отношение к опыту, рефлексия причинно-следственных связей и др.) относятся к познанию, а сами эти виды — нет. Исследовательский вопрос о том, как мыслит обладающий ими субъект, кажется нам опрометчивым и неверным. Правильным было бы спросить, каре он порождает, строит и изменяет образ, представление реальности, необходимое ему для полноценной сознательной жизни, осмысленного решения возникающих перед ним проблем. Отнесение качественно особых видов мышления к воображению может показаться простым их переназванием. На самом деле, тесная взаимосвязь воображения и познания, способов представления задач со средствами их решения допускает своеобразную «маскировку» воображения под познавательный процесс. Между тем подчеркнем, что включение воображения (так же, как и внимания, памяти) в число когнитивных процессов — научная условность, связанная с абстракцией «познающего мир субъекта» и не верная логически: детерминанты познания могут не относиться к нему самому. Однако настоящей причиной их смешения является ряд устойчивых исследовательских установок, условностей и недоразумений (в буквальном смысле слова). Прежде всего, к таким условностям относится теоретическое разделение познавательной и мотивиционной сфер. Конечно, когда оно прово- Ссылка iie установлена. (Г1рим" чаиис ргдикторов-еостапигпелеи.) :: Ссылка не установлена. (Примечание рг-дакторов-составипи'лгц.) дится строго и последовательно (как, например, у Ж. Пиаже), различные формы представления мира, необходимые субъекту для ориентации в нем, могут продуктивно исследоваться и как стадии развития интеллекта. Но беда в том, что, как правило, принятию данной теоретической установки сопутствует стремление сразу же «связать» разделенные сферы, а сделать это уже нельзя. Не помогает в этом даже известное положение Л.С.Выготского о «единстве аффекта и интеллекта», сформулированное в конце его знаменитой книги2; одним исследователям оно кажется лишь «отговоркой» при интеллектуализации познавательного развития, другим служит своего рода «завещанием», указанием на перспективу изучения взаимосвязи познавательной и мотивационной сфер. То и другое мнение маскирует действительный вклад Л.С.Выготского в раскрытие и объяснение указанного единства, отраженный в самой его книге (а не только в ее конце): ни синкретическое, ни комплексное мышление, ни тем более особенности внутренней речи не являются собственно когнитивными, но уже рассматриваются в единстве с реальными условиями жизни ребенка (прежде всего, с его аффективной сферой). Влияние мотивов, аффектов, эмоций и т.п. (специфическое и нет) на продуктивность и структуру мыслительной деятельности — такова, видимо, единственно возможная постановка исследовательских вопросов в экспериментальной психологии, опирающейся на указанное разделение. Явления же воображения как способы представления задач (в том число познавательных) будут искажены. Ведь эти способы потому и позволяют субъекту разумно организовать (а объективно — и ограничить) свои когнитивные усилия по решению задач, что в них аффективно закреплены его мотивационные предпочтения, а иногда и жизненно важные, личностные ценности. Нам известен единственный, но яркий образец выделения и обозначения данной функции воображения, предложенный О.И.Генисаретским: в том случае, когда другие (демонстрационная и эвристическая) функции воображения могут «прямо соотноситься с ценностным миром личности, с ее аксиоматическим состоянием» он говорит «о плазматической функции воображения, проявляющейся в его способности освещать светом художественной правды (ценностной оправданности) обширные пространства созерцаемого, понимаемого или определяемого суждением»3. Замечательны, например, попытки опытных изобретателей обобщить фундаментальные условия своей творческой работы с тем, чтобы передать их ученикам. Так, один из них (едва ли читавший Л.Леви-Брюля) вычерчивает для этого следующую схему1: в центр треугольника он помещает 1 См.: Пиаже Ж. Психология интеллекта // Пиаже Ж. Избранные психологические 2 См.: Выготский Л.С. Мышление и речь // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. М.: 'л Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.) ' Ссылка не установлена. (Примечаниередакторов-составителей.) «озарение», а по его углам - «наличие специальных знании», «эмоциональную вовлеченность» и «умение думать руками» (т.е. уже известное «триединство» интеллектуальных, аффективных и моторных элементов»). Впрочем, столь же значимый статус могут приобретать и теоретические основания собственно познавательной, скажем, профессиональной научной деятельности. Примерами этого служат не только глубокая и последовательная приверженность доказанным научным истинам, скажем, героическое отстаивание легендарным Галилеем факта вращения Земли, но столь же последовательное их непринятие: реальный Галилей настойчиво оспаривал открытие Кеплера об эллипсоидной (а не круговой) форме траекторий движения планет1. В том и другом случаях упорство ученых (едва ли относимое к их «познавательной мотивации») связано с сохранением определенного представления познаваемой реальности, вне которого конкретные исследовательские приемы теряют смысл. «Если Бога нет, то какой же я после этого капитан?» — так выражает эту важную мысль один из персонажей Достоевского. Наконец, разделение познавательной и мотивационной сфер само является одним из таких теоретических оснований, жизненно важным для ряда крупных научно-психологических направлений, и его упорное сохранение свидетельствует как раз о том, что в области фундаментальных представлений изучаемой реальности эти сферы не разделены. Другим препятствием к пониманию специфики воображения оказывается устойчивое мнение о том, что всякое сознательное взаимодействие субъекта с миром осуществляется посредством языка — условных знаков и правил оперирования ими. Это действительно так, если считать понятие знака общим, родовым. Однако в философии, культурологии, семиотике различают понятия знака и символа; суть последнего, как известно, в чувственно-материальной конкретности осмысления реальности в отличие от условности ее знакового описания. Если конкретная форма и абстрактное содержание знака принципиально разделены, то символ есть выражение непосредственного слияния образа и смысла. Можно предположить, что когда различие этих понятий будет присвоено и психологией, воображение станет ее предметом: ведь символ — это не знак как раз в том смысле, что представление (понимание) реальности — не знание о ней (или ее модельное описание). Однако пока символ и знак как две разные функции образов строго различает только Р.Арнхейм: необходимость прямой, наглядно ясной связи образа-символа со своим обобщенным содержанием отличает его от образа-знака, содержание которого не зависит от наглядной формы и нуждается в истолковании3. Поскольку когнитивный подход и связанные с ним лингвистичес- 1 Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.) 2 Две ссылки не установлены. (Примечание редакторов-составителей.) 3 См.: Arncheim R. Visual Thinking. L.: Univ. Of California Press, 1969. P. 135-136. кие модели обработки информации оказываются более эвристичными, знаковые (вербальные) и символические (невербальные, образные) сродства чаще выступают как два разных языка, например, в теории двойного кодирования, разработанной А.Пайвио. Казалось бы, в психологии издавна бытует различение между знанием и пониманием, однако в нем, пришедшем из традиционной педагогики, содержится предположение, что какие-то полезные сведения поступают к ученику уже готовыми, и он может сначала знать их (пусть несовершенно, формально), а затем — совместными с педагогом усилиями — понимать. Тем самым приходится говорить о понимании как об осмыслении или действенном освоении знания: «Понимание отличается от знания прежде всего тем, что представляет собой осмысление знания, действие с ним»2. Отношение же между воображением (пониманием) и познанием - обратное: именно понимание, принятие субъектом ситуации, события, факта является функционально первичным условием выработки (или присвоения) знания о нем. Наконец, даже психоанализ, вносящий существенный вклад в изучение образной символики, избегает методического различения знаков и символов, но, напротив, опирается на толкование, «декодирование» чувственно явленных смыслов образа, т.е. на обращение с символом как со знаком. Быть может поэтому представители художественного творчества предпочитают именовать наглядно ясные (хотя и непонятные до конца) способы осмысления реальности просто образами, а не «символами», якобы скрывающими свое содержание, доступное однозначной интерпретации: «Символ можно расшифровать, вытащить из него определенный смысл, определенную формулу, тогда как образ мы не способны понять, а способны ощутить и принять». И все же хотя термин «символ» редко привлекается в экспериментальной психологии, понятий, родственных ему, придумано немало. Почти идеальный пример мы находим в классической гешталътпсиходогии у К.Дункера: это — функциональное решение творческой задачи1. Действительно, экспериментальные задания (именуемые теперь «дункеровскими») составлены здесь так, что адекватное образное представление проблемной ситуации и принцип ее разрешения — совпадают. Этот непосредственно ясный, не требующий расшифровки, видимый принцип разрешения основного конфликта проблемной ситуации и есть образ-символ, который можно было бы назвать «единицей» творческого воображения. Во всяком случае, данный пример позволяет выделить еще 1 См.: Paivlo A. Imagery and Verbal Processes. N. Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1971. s Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.) 3 Ссылка не установлена. (Примечаниередакторов-составителей.) 4 См.: Дункер К. Подходы к исследованию продуктивного мышления /./ Хрестоматия одно различение мышления и воображения (очевидное, впрочем, уже в названии последнего): если мышление в принципе может быть безобразным, независимым от своей чувственной основы, то воображение — нет. Решение вопроса о необходимости образных средств в мыслительном процессе — тоже одна из давних традиций психологии. Он остается дискуссионным1, хотя его разъяснение содержится, на наш взгляд, уже в психологической классике. Известно, что безобразность (точнее, не-наглядность) мышления, т.е. возможность интроспективной фиксации «мысли» как «сознанности» отношения между чувственными представлениями, не сводимого к последним, — это экспериментальный факт. Он установлен в вюрцбургской школе психологии мышления на материале выполнения репродуктивных задач2. Напротив, в гештальтпсихологии, открывшей для исследования продуктивное, творческое мышление, было показано, что основной принцип, функциональное решение задачи связано с организацией чувственно-конкретных элементов проблемной ситуации и не мыслимо без них. Сопоставив обе позиции, убедимся, что они не содержат противоречия. Действительно, мысль о методе решения задачи может стать «чистой», свободной от наглядных образов тогда, когда ее содержание освоено субъектом, произвольно воспроизводимо, осознанно и поэтому безразлично к той чувственной форме, в которой оно было представлено ему изначально3. Когда же ситуация является для субъекта проблемной, то ее представление (понимание) и поиск адекватного метода невыполним вне конкретных, чувственных опор. Тем самым образная форма содержит найденный принцип решения, причем до тех пор, пока другие, подобные задачи также будут для субъекта творческими (и уже решенная сохранит для него свою актуальность). В связи с этим можно было бы предложить повторить опыты вюрцбургских психологов, ожидая иных результатов: знакомство с экспериментальными заданиями начала века показывает, что большинство из них (понимание высказываний, пословиц, сравнение их по смыслу и т.п.) является для современных испытуемых отнюдь не репродуктивным. Отсюда следует, что психологическая структура творческой задачи, точнее, способ ее представления субъектом, всегда является образным. Функциональное решение, связанное с ним известное понятие инсайта, также предложенное в гештальтпсихологии, — это не только яркие примеры порождения образов-символов, способов представления задач, но и принципиальной сложности их методического исследования. Собственно, они так же трудно доступны анализу, как и открытые Л.Ле- '' Ссылка не установлена. {Примечание редакторов составатсл'-й.; - См.: Кюльп'- О. Психология v.;.: u:.': t4-iKJT '. Хрестоматии по общей психологии. Психологии мышлении Пол ред. Ю.Б.Гчнпенрейтер, В.В.Потухола. У\.\ Изд-во Моск. у?.-~:., 1981. С. 21-27. :! Подробнее об тугом с:.:.: П'-тухчч В.В. Психология мышления. М.: Из;; -чо.Мое;. ун-та. 1987. С. 28-30, 8-1--88, ви-Брюлем явления «еопричаетия», когда «в коллективных: < родет«вле-ниях первобытного мышления предметы, существа, явления могут непостижимым для нос образом быть одновременно и самим собой, и чем-то иным». Так и в явлении инсайта есть сразу все: и открытие принципа решения, и его эмоциональное переживание (сравнимое с тем, что сопровождает акт опредмечивания потребности), и схема дальнейших, по-новому осмысленных действий. И если для субъекта, решившего творческую задачу, функциональное решение одновременно является как способом представления, так и содержащимся в нем основным приемом ее решения, то для исследователя первый может маскироваться вторым. Следует признать, что в истории изучения инсайта тоже не обошлось без недоразумений. Так, главный результат, продукт инсайта есть именно воображение субъектом проблемной ситуации, т.е. организация (понимание) ее условий и требований, которая позволяет уяснить и преодолеть конфликт между ними. Есть у него, конечно, и другой, «когнитивный» результат — выполнение поставленного в задаче требования путем применения адекватного приема, и этот результат достигается в процессе решения не сразу. Случилось так, что инсайт, будучи своеобразным психологическим «пространством» понимания задачи, начиная уже с В.Кёлера рассматривался как развернутая во времени последовательность приемов (или стадий) ее решения. Однако анализ, реконструкция творческого процесса, подобные классическому психоанализу «механизмов» порождения сновидных символов, опираются на его результаты — тот и другой — и не гарантированы от смешения их различных характеристик. Заманчиво было бы сразу приступить к исследованию закономерностей самого процесса творческого воображения. Но прежде, чем обсуждать возможности изучения этого процесса, разумно определить основные характеристики его специфического продукта. Основные характеристики продукта творческого воображения Продуктом творческого акта, относящимся к воображению (или творческим продуктом), является представление субъектом всех элементов проблемной ситуации как ситуации принципиально разрешаемого конфликта. Попытаемся понять основные характеристики этого продукта. 1 Леви-БрюльЛ. Сверхъестественное в первобытном мышлении. Мл Педагогика-Просе, 1994. С. 62. - См.: Кёлер В. Исследование интеллекта человекоподобных обезьян //' Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гипненрейтер, В.В.Пету- хова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 245-248. А. Полная определенность ситуации. Действительно, представление условий и требований проблемной ситуации, благодаря которому субъект обнаруживает и определяет ее основной конфликт и средство его устранения прежде всего воспроизводит особенности «целостных форм»: их устойчивость, самодостаточность, стремление к равновесию. Предшествующая инсайту неопределенность (неорганизованность) ситуации означает, что еще непонятый субъектом конфликт является для него лишь источником фрустрации, а сам субъект зависим от неподвластных ему внешних обстоятельств. Напротив, с качественным (во времени — «внезапным») переходом к пониманию проблемной ситуации субъект овладевает всеми необходимыми ее условиями, с которыми может действовать теперь разумно (т.е. согласно их организации) и продуктивно. Активно включенный в процесс решения, он изменяется и сам, становится «сопричастным» конфликтной ситуации в том смысле, что его практические и познавательные действия выступают как способы ее представления. Полная уверенность субъекта в адекватности и необходимости найденного принципа настолько велика, что не требует дополнительных рациональных обоснований и даже может получать статус объективного (здесь — независимого от осознания) критерия завершения структуры. Б. Образное закрепление, необходимость чувственных опор. Напомним, что способ представления творческой задачи является образным уже по определению, поскольку содержащийся в нем общий принцип решения еще не может быть абстрагирован от своей чувственной формы. Образную конкретность творческого продукта можно понимать и буквально, как перцептивно-модальное переживание. Однако не следует связывать ее с какой-то определенной модальностью, даже зрительной, визуальной. Широко известны описания творческих открытий, когда функциональные решения проблем обнаруживались в форме слуховых, кинестетических, полимодальных ощущений. Более того, при анализе творческого, а не перцептивного воображения способы представления задач вообще не стоит сортировать по типам их конкретно-чувственного оформления (выделяя, скажем, помимо «визуальных мыслителей», еще и слуховые, тактильные и т.п.). Сознательное представление реальности, обладая специфическими функциями, не имеет своего особого чувственного «тела», т.е. является амодальным, безразличным к конкретной форме своего психического закрепления. Конечно, существуют устойчивые культурные символы как способы осмысления реальности, овеществленные и сохраняемые в строго определенных образах, событиях, предметах. И в индивидуальной жизни, когда творческий акт — познаватель- 1 См.: Пиаже Ж. Природа интеллекта // Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гшшенрейтср, В.В.Петухова. М.; Изд-во Моск. ун-та. 1981. С. 58-59. ный или личностный - уже осуществлен, его обратная форма не отделима от содержания, но до того — не предрешена. Наконец, статус образных, «чувственных» могут обретать и отвлеченные теоретические схемы, предметно -специфические правила решения задач, когда они служат способами принятия познаваемой реальности, Остается добавить, что творческий продукт можно называть чувственным в обоих смыслах слова: он сенсорно представлен субъекту и эмоционально переживается им. В. Неполнота оснований, интуитивность порождения. Назвать творческий процесс интуитивным, значит, ничего не сказать о нем, но не о его продуктах. Данная характеристика внешне альтернативна первой, однако термин «интуиция» требует точного (а не обыденного) понимания, как, например, у Ж.Пиаже при определении наглядно-интуитив-вого мышления. Творческое, интуитивное обобщение, представление ситуации основано (но объективным или субъективным причинам) на неполном, одностороннем знании о ней и означает в принципе рискованное расширение (амплификацию) ее отдельного, частного аспекта до Несвойственной ему полноты понимания ситуации в целом. Ясно, что даже оказавшись поверхностным, объективно неверным, продукт интуиции — будь то очерк еще не разработанной научной концепции, политический ярлык или другие эмпирические обобщения, подобные известным «феноменам Пиаже», — является для субъекта «хорошей ошибкой», так как позволяет ему (согласно А) организовать ситуацию и свое поведение в ней. Заметим, что в «дункеровских» задачах (где все необходимое дано, и все данное необходимо) понимание ситуации опирается на один из функционально важных аспектов (одну «доминирующую рысль»), причем смена аспекта содержательно изменяет и весь разрешаемый конфликт. Наиболее ярко данная характеристика выражается в аутистическом мышлении, когда продвижение к желанной цели связано с отказом (намеренным или нет) от учета всех его действительных условий, т.е. с упрощенным, схематическим представлением реальной проблемы и средств ее разрешения. Г. Неполное, осознание процедур порождения и сохранения. Не выводимый по алгоритму, продукт творчества порождается без заранее планируемого представления, знания о нем, и поэтому является в принципе косвенным результатом «поисковой» активности субъекта. Поскольку этот результат и функционально, и содержательно определяется самим актом его создания, он сохраняется (и воспроизводится) вместе с обеспечившими, его условиями. Более того, если настоящие причинные связи не могут быть формализованы (или даже осознаны) субъектом, то полнота его понимания проблемной ситуации может (согласно А) распро- : См.: Пипжг И' Психология пнтелл< > чт>!. 11иаж> > Ж. Избр;:; 'н-.'н психологические труды. У..: П]10св(;; ч[шя'.\ 1909. С. 50-231. страняться на любые сопутствующие обстоятельства, случайные впечатления и т.п., составляя с ними единый, недифференцированный (например, бессознательный аффективный) комплекс. Ясно, что сохранение комплекса не зависит от этих обстоятельств (и обеспечивается действием подлинных причин), однако они могут ограничивать области использования творческого продукта, свободное владение им. Д. Неполное осознание, возможных последствий. Открытый субъектом способ представления задачи остается для него творческим, продуктивным в том смысле (и до тех пор, пока), что он принципиально не завершен и психологически не исчерпан резерв его возможных, подчас новых и неожиданных приложений. Напомним, что функциональное решение, согласно К.Дункеру, всегда отлично от своих реализаций, не сводимо ни к одной из них, ни к их совокупности. Конечно, в реальном процессе решения основной способ устранения конфликта редко вербализуется (согласно В) в общем виде и часто через его конкретизацию, т.е. в виде уже готового ответа, однако между тем и другим всегда существует психологическое «расстояние», которое и обеспечивает понимание ситуации в целом. Например, функциональное решение задачи об X—лучах — принцип фокусировки — «сразу» выступает в отчете испытуемого как предложение использовать линзу (или другие, но также конкретные предложения)1. Так, взаимодействие людей, обладающих общим представлением реальности, будь то нелепые для дилетантов туземный ритуал или научная конференция, возможно благодаря тому, что конкретные средства их общения — отдельный пантомимический жест или специальный термин — выступают как способы этого представления и определяются им. Действительно, отождествление способа представления задачи с каким-либо его воплощением привело бы к утрате их функционального единства, а в итоге — и самого разрешаемого конфликта. Подобные бесконфликтные ситуации именуют обычно «знанием без понимания», хотя, строго говоря, непонимание субъектом функционального значения готового (т.е. полученного извне) ответа свидетельствует об отсутствии неполноценного знания: от мнимого обладания им не больше пользы, чем от тетраэдра в руках незадачливого решателя головоломки о шести спичках или древнего священного амулета (чуринги) — у случайного посетителя музея. В нее попадает, например, нетерпеливый читатель сборника головоломок, который, лишь ознакомившись с условиями и требованиями задачи, сразу заглядывает в ответ: подивившись интересному решению, он не способен в дальнейшем решить подобную задачу, ни даже «вспомнить» решение уже знакомой. 1 См. Дучкер К. Структура и динамика процессов решения задач {о процессах решения практических проблем), // Хрестоматия во общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.ГиппенреЗтер, В.В.Петухова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 258-268. -tfl-Jah.54-' Однако и при адекватном понимании принципа решения оно, повторим, остается незавершенным, не полным з своих последствиях, и знание о нем не становится алгоритмом, допускающим репродукцию. Поэтому данную характеристику результата творческого акта можно назвать его продуктивным «не-знанием» Е. Необходимость субъектного до-определения. Согласно Д, незавершенный творческий продукт требует от субъекта для своего сохранения и функционирования особых усилий, которые можно назвать актом его до-определения. Так, «забытые» и открытые вновь научные концепции, произведения искусства или модели одежды содержат до поры скрытые, возможные способы представления реальности, для осуществления которых необходим понимающий их субъект. Перед аналитиком, исследователем ушедших культур подобные творческие продукты предстают загадочными знаками, интересными своей расшифровкой. Однако для субъекта творческого воображения они скорее являются, по известному выражению К.Леви-Стросса, ответами к еще не заданным жизненным и познавательным вопросам. Постановка таких вопросов или, точнее, попадание в соответствующую проблемную ситуацию делает необходимым субъектное до-определение творческого продукта, процесс вос-создания, вос-производства которого и есть творческое воображение в собственном смысле слова. Завершив выделение характеристик продуктов творческого воображения, отметим, что они могут стать основой для операционального определения этого процесса и анализа возможных подходов (уже развитых в психологии и пока еще нет) к его исследованию. Так, можно воспользоваться простой тавтологией, определив изучаемую реальность как процесс порождения творческих продуктов. Иногда этого бывает достаточно для диагностики воображения, разработки методов стимуляции творчества, когда субъект проявляет или совершенствует свои способности к порождению оригинальных, необычных идей, отвечающих указанным характеристикам. Однако в принципе такая тавтология неверна: если творческий процесс приводит к творческим продуктам, то процесс создания последних может быть и репродуктивным. Достаточно вспомнить о групповом (в частности, диадическом) решении задач, когда продукт, творческий для одного участника группы, может быть предложен другим на основе имеющихся, более полных знаний о проблемной ситуации. Процесс воображения является творческим тогда, когда проблема, с которой сталкивается субъект, не может быть разрешена без до-определения уже наличных или порождаемых им творческих продуктов, способов ее представления. Таковым оно выступает в экспериментальных исследованиях творчества, при описании, объяснении, анализе его необходимых условий в теории и на практике. Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.)
Д.Р. Андерсон УМСТВЕННОЕ ВРАЩЕНИЕ1 Среди наиболее важных исследований умственных образов — серия экспериментов по умственному вращению, выполненных Роджером Шепардом и его коллегами. Первым был эксперимент Шепарда и Метцлера. Испытуемым предъявлялись пары двухмерных репрезентаций трехмерных объектов, пример которых приведен на рис. 1. Задача состояла в том, чтобы определить, были ли объекты идентичны без учета их ориентации. Две фигуры в части А идентичны друг другу и две фигуры в части Б идентичны друг другу; просто они представлены в различных ориентациях. Испытуемые сообщают, что для сравнения двух форм они мысленно вращали один из объектов в каждой паре, пока он не совпадал с другим объектом. В части В изображены разные объекты: не существует никаких способов вращения одного объекта, при котором он стал бы идентичен другому. Графики на рис. 2 показывают, сколько времени требовалось испытуемым, чтобы решить, что объекты в парах идентичны. Время реакции изображено как величина угла между двумя объектами, предъявленными испытуемым. Эта величина угла выражает, на сколько градусов должен быть повернут один объект, чтобы соответствовать другому объекту по ориентации. Обратите внимание, что отношения линейны — для каждого равного приращения угла вращения требуется равное приращение времени реакции. Графики времени реакции построены для двух различных видов вращения. Один — для двухмерного вращения (рис. 2, А), которое может быть выполнено в плоскости изображения (т.е. вращая страницу); другой — для вращения в трехмерном пространстве (рис. 2, Б), которое требует, чтобы испытуемый вращал объект «в страницу». Обратите внимание, что две функции очень похожи. Обра- 1 Андерсон Д.Р. Когнитивная психология. СПб.: Питер, 2002. С. 116-119. 2 См.: Shepard R.N., Metzler, J, Mental rotation of three-dimensional objects // Science.
© Развитие воображения. Воображение и речь Т. Рибо ЗАКОН РАЗВИТИЯ ВООБРАЖЕНИЯ1 Подчиняется ли воображение, которое так часто называли «капризным», какому-нибудь закону? Поставленный таким образом вопрос слишком прост. Нужно выразить его точнее. Как прямая причина творчества, великого или ничтожного, воображение действует без заметного детерминизма; в этом смысле его и называют самопроизвольным. Термин этот неясен, и мы постараемся объяснить его. Появление воображения не может быть подведено ни под какой закон: это результат столкновения различных, часто случайных факторов, которые мы изучали раньше. Оставив в стороне момент возникновения творчества, посмотрим, следует ли какому-нибудь закону творческая сила, рассматриваемая в своем индивидуальном и специфическом развитии? Выражаясь менее претенциозно, представляет ли развитие творческой силы какую-то осязаемую правильность? Наблюдение дает эмпирический закон, т.е. закон, выведенный из фактов, сокращенной формулой, конденсацией которых он является. Закон этот можно определить следующим образом. Творческое воображение в своем полном развитии проходит два периода, отделенные друг от друга критической фазой: период независимости, или расцвета, критический момент и период окончательной формулировки, представляющей несколько сторон. Ввиду того, что формула эта — не более чем результат опыта, объяснение и проверка ее должны быть сделаны тоже при посредстве опыта. Для этого мы можем позаимствовать факты из двух различных источников: из развития индивидуума, так как этот источник является наиболее верным, наиболее точным и наиболее доступным наблюдению; из развития вида (или исторического развития) на основании принятого всеми принципа, что филогенез и онтогенез следуют по одинаковому пути развития. ' Рибо Т. Болезни личности. Опыт исследования творческого воображения. Психология чувств. М;;.: Харвист, 2002. С. 220-225.
|