О.Н. Купцова

«РЕВИЗОР»: «ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ»

(о театральной истории «немой сцены»)

Во второй половине XX в. постмейерхольдовская театральная традиция, давшая блистательные образцы режиссерского прочтения «Ревизора», в которых авторы-режиссеры предлагали разнообразные «фантазии в манере Гоголя», оттеснила на второй план изначальную сценическую историю комедии. Однако, на наш взгляд, некорректно считать постановки «Ревизора» эпохи дорежиссерского театра только скучными и малоинтересными спектаклями в натуралистической традиции, «театральной археологией» и «стилизацией»1. История первых постановок комедии дает редкую возможность описать театральный язык того времени, обозначить особенности театрального процесса, во многом не совпадающего с развитием драматической литературы.

Поводом для нашего обращения к первым постановкам «Ревизора» стали литературоведческие интерпретации финала комедии (в первую очередь, в монографии Ю. В. Манна2 и в статье О. Б.Лебедевой «Брюллов. Гоголь. Иванов: Поэтика " немой сцены" - " живой картины" комедии " Ревизор"»3). Ни в коем случае не оспаривая найденного исследователями поворота к трактовке «немой сцены» через живопись К. Брюллова и А. Иванова, тем не менее считаем необходимым рассмотреть «явление последнее» гоголевской комедии (с момента появления жандарма до закры тия занавеса) в свете не только литературной и живописной традиций, но и традиции собственно театральной.

Материалом для этого служат и ремарка Гоголя, дающая словесное описание финала, и те три рисунка «немой сцены» (общего вида, варианта общего вида и женской группы), которые ранее приписывались Гоголю, а ныне считаются рисунками неизвестного художника. Также приводим для сравнения гравюру Эльваля (по рисунку В.В. Садовского сцены V действия — эпизод чтения письма), вероятно, запечатлевшую реальную мизансцену спектакля в Александрийском театре.

Судя по костюмам персонажей, три рисунка «немой сцены» датируются началом 1840-х гг., но не ранее 1842 г., когда был опубликован канонический текст «Ревизора». Возможно, рисунки и понадобились для постановки Александрийским театром комедии в новой редакции. Кто бы ни был автором этих рисунков (исследователи называют одного из братьев Чернецовых, Е.А. Дмитриева-Мамонова, даже А. Иванова4), предполагается, что «режиссером» изображенной сцены был Гоголь.

" Чтобы завязалась группа ловчее и непринужденней, всего лучше поручить художнику, умеющему сочинять группы, сделать рисунок...» - рекомендовал писатель в «Предуведомлении для тех, которые пожелали бы сыграть как следует " Ревизора"» (IV, 119-120). Гоголь настаивал на приглашении художника, что бы «сочинить группу» (т.е., на театральном языке, - «разра­ботать мизансцену»). Театр 1840-х гг. еще не использовал сложного мизансценирования, не осознавал языка мизансцен как одного из языков театрального спектакля. Эта задача была нова для сценического искусства. Практику «живых картин», копиро вавших полотна художников, можно рассматривать как учебу театра у живописи законам композиции.

Вариант общего вида группы немой сцены

Как же построена мизансцена на трех рисунках неизвестного художника? Рассмотрим рисунок общего вида «немой сце ны» (см. на титульном листе). Центральная фигура жандарма делит сцену на две почти равные части, в каждой из которых почти симметричные группы. Легкая асимметрия создается за счет того, что на одного персонажа больше с правой стороны (здесь и далее мы смотрим со стороны сцены), где расположе на мужская группа «чиновников». Левая группа - дамы и гости (вместе с ними зримо отделен от мира «чиновников» не знаю щий языка, а следовательно, «чужой» им врач-немец Гибнер). В этом построении заметна еще традиция театра классицизма: есть отчетливый центр мизансцены; правые — «свои», «близ кие», объединенные общей бедой и общим страхом; левые — «чужие», «дальние», сторонние наблюдатели, зрители. Взгляды группы «гостей» устремлены на группу «чиновников», тогда как «чиновники» не замечают никого вокруг, они углублены в себя.