Пути в мир славянских богов

ISBN 5-699-01625-2

Повержены в прах древние идолы, заросли густым подлеском старые капища, отошли в область предания древние боги. А ведь были времена, когда все славяне почитали как предков и дорогих родичей верховного владыку Рода и его супругу великую богиню Ладу, воеводу Перуна, волхва Велеса и страшную хозяйку леса, богиню смерти Бабу-Ягу.

Пантеон славянских божеств по своему составу и достославным деяниям нимало не уступал своим более знаменитым «коллегам» с греческого Олимпа, скандинавского Мирового Древа Иггдраснль или тем, кого почитали индоиранские народы. Дружная семья высших существ и мелких боженят одушевляла своим присутствием простой и мудрый миропорядок, каким он виделся нашим пред­кам-язычникам. В этой книге древние боги славян вновь собраны воедино — с них, с прародителей, и началась когда-то наша родо -словная.

© Издательство «Око». 2004 ISBN 5-699-01625-2 © ООО «Издательство «Эксмо». 2004

Пути в мир славянских богов

Эта книга — не просто очередной словарь сла­вянской мифологии. В та­ких словарях (даже составлен­ных на высоком научном уровне серьезными учеными) сведения о богах, духах, праздниках, об­рядах оказываются разбросанны­ми по лаконичным статьям, рас­положенным в алфавитном по­рядке. Это, конечно, удобно для справок. Но в результате вместо цельного образа славянского Олимпа получается что-то вроде бухгалтерской ведомости или справки из отдела кад­ров на бригаду, набранную с бору по сосенке.

А ведь славяне, жившие общинным строем, и пантеон свой представляли общиной-племенем, родом или патри­архальной семьей. В этой семье-племени есть свой ста­рейшина (Род), его супруга (Лада), свой князь-воевода (Перун), волхв-шаман (Велес) и т. д. Это — не двор не­бесного самодержца с придворными «чинами ангельскими» и святыми угодниками. И сами люди богам не бесправные рабы, а родичи и потомки. А вековая Правда была одина­ково писана людям и богам.

У каждого племени был свой, особо чтимый, бог-по­кровитель. Но сам пантеон (кроме некоторых локальных божеств) был единым для всего славянского мира. (Так же, как, например, олимпийский — для мира эллинов, разде­ленного на множество полисов.) При этом одно и тоже божество у разных племен, в разных обрядах могло носить разные имена. А в христианские времена гонимые боги ста­ли скрываться под именами-масками святых, а также эпи­ческих и сказочных героев. Бог солнца, например, у восточ­ных славян звался Даждьбогом, Сварожичем и Хорсом, у полабских — Радигостом Сварожичем, у южных — Божичем; в купальских песнях он — Иван (Ян), в сказках — Иван Царевич, Иван Сучич, Зоревик, в былинах — Иван Годинович и т. д. Племенным богом он был у бодричей и лютичей в нынешних Мекленбурге и Померании.

Цель этой книги — показать семью славянских богов такой, какой ее представляли сами славяне-язычники. Задача, надо сказать, не из простых. То ли дело писать О мифологии эллинов, индийцев или иранцев. Тут к твоим услугам Гомер, Гесиод, Веды, Авеста, «Махабхарата», «Шахнаме»... Сумей только не запутаться во множестве имен и противоречивых версий. Даже кельтские и герман­ские мифы неплохо сохранены христианскими книжниками. А славянские? Увы. Не нашлось у славян своей Ирландии или Исландии, где можно было бы записывать отечествен­ные мифы, не рискуя попасть на костер. А книги языче­ских волхвов до нас не дошли — если вообще существова­ли. Знаменитая «Велесова книга» — талантливое и муд­рое сочинение. Только не волхва IX века, а белоэмиг­ранта Юрия Миролюбова (при участии известного кол­лекционера и подделывателя древнерусских рукописей А. И. Сулакадзева)[1].

О живом еще славянском язычестве писали, казалось бы, многие. Авторы древнерусских и польских антиязыче­ских поучений; русские летописцы; хронисты польские (Ян Длугош, Мацей Меховский, Мартин Кромер, Мар­тин Вельский, Мацей Стрыйковский), чешские (Козьма Пражский, Неплаха, Вацлав Гаек), немецкие (Видукинд Корвейский, Титмар Мерзебургский, Адам Бременский, Гельмольд), датские (Саксон Грамматик и автор «Саги о Книтлингах»); византийский историк Прокопий Кесарийский; ученые арабы ал-Масуди и Ибн-Фадлан. Но поч­ти все они стремились искоренить «идолобесие», а не со­хранить память о нем. Имена богов, их функции (не все­гда), описания идолов, святилищ, обрядов — вот и все, что они считали нужным доверить пергаменту. Ни родо­словных богов, ни сюжетных мифов. При этом иностранцы (немцы, датчане, арабы), для которых славянское языче­ство было занятной экзотикой, писали о нем подробнее, чем сами славяне. Польские ксендзы в своем католичес­ком усердии не называли отеческих богов по именам вплоть до XV в., а их чешские собратья — до XIV в. Козьма Пражский в XII в. упоминал чешских богов лишь под ан­тичными псевдонимами («Юпитер», «Марс» и т. п.).

Одно из немногих исключений — летописная статья 1114 г. Хитрый русский книжник поведал о Свароге и Даждьбоге, отождествив их с египетскими «царями» Ге­фестом и Гелиосом (читай: богами Пта и Гором) из грече­ской хроники Иоанна Малалы и выписав оттуда лишь то, что напоминало славянский миф. Другое исключение — бессмертное «Слово о полку Игореве». Его автор-христи­анин смело и без всякой враждебности упоминал язычес­ких богов. Само восприятие мира в поэме — глубоко язы­ческое. Вся природа одухотворена, злые ее силы вещают гибель князю и дружине, а добрые — помогают, княгиня молится трем стихиям... Одно это доказывает подлинность «Слова...»

Два века спустя автор «Задонщины» заставит Мамая призывать русских богов, путая при этом их имена.

Будем, однако, благодарны всем средневековым авто­рам, донесшим до нас хоть какие-то сведения о славян­ском Олимпе. Ведь именно из рядов гонителей язычества вышли его первые исследователи. В XII в. ученый русский паломник на борту корабля в Эгейском море переводил и комментировал антиязыческий трактат Григория Бого­слова, разработав при этом целую схему развития славян­ских верований: культ упырей и берегинь — почитание Рода и Рожаниц — поклонение Перуну. Схема эта в глав­ном соответствует принятой ныне в науке: духи стихий ус­тупают место божествам плодородия, а те — воинствен­ному богу князей и дружинников. В XV в., в эпоху Ре­нессанса, каноник Ян Длугош описал польский пантеон, соотнося отечественных богов с античными. Ему последо­вали польские историки XV—XVI вв. Меховский, Кро-мер, Вельский, Стрыйковский, их чешские коллеги — Ян Дубравский (XVII в.), М. Странский (1634), Иржи Стрже-довский (1719), Г. Папанек (1780), немецкие и лужицкие историки XVI-XVIII вв. А. Кранц (1572), П. Альбин (1590), Э. Шедиус (1648), Г. Мазиус (1710), Абрахам и Михаил Френцели (конец XVII — начало XVIII вв.), Экхардт (1732).

Собственно, между письменными источниками и ис­следованиями по славянской мифологии нет строгой грани.

Историки эпохи Возрождения и барокко не только пере­писывали друг у друга сведения о славянских богах, но и до­полняли их оригинальными данными. Ценны в этом плане сочинения чеха Вацлава Гаека (XVI в.), немцев Маре-шалка Турия и Конрада Бото (XV в.).

Да, авторы тех времен были склонны к «баснословию», ученым фантазиям, не отделяли строго свои догадки и «ре­конструкции» от фактов. Наивно выглядят их попытки пред­ставить славянских богов в виде обожествленных славян­ских или германских королей. Иллюстраторы этих трудов в глаза не видели славянских идолов и рисовали их на псев­доантичный лад. И все же труды эти заслуживают внима­ния. Хотя бы потому, что в те времена память о язычест­ве в народе была сильнее и полнее, чем в XIX в., когда за дело взялись профессиональные этнографы и фолькло­ристы. А в Мекленбурге, например, где трудились Бото и Турий, славянская речь вообще перестала звучать ка­ких-нибудь два века спустя.

На волне нараставшего интереса к славянским древно­стям появились даже подделки. В начале XVIII в. граф Пшибыслав Диаментовский сочинил под именем Прокоша (польского епископа X в.) «Славяне-сарматскую хронику», где изобразил почти всех польских богов древними коро­лями, но при этом сохранил, например, ценное этнографи­ческое свидетельство о почитании богини Живы в виде кукушки. Как видим, даже такие источники не стоит игнорировать. Другое дело — «приллвицкие идолы»: две сотни грубых, уродливых, порой непристойных фигурок с безграмотными руническими надписями, изготовленные В конце XVIII в. Г. Шпонгольцем, бронзолитейщиком и археологом-любителем. Как ни странно, эти «творения» невежественного, презиравшего славян немца и сегодня на­ходят защитников и почитателей. А ведь автор их давно попался на том, что использовал книгу о рунах с типо­графскими ошибками, которые оказались и на идолах. Подлинные же славянские идолы, открытые позднее, со­вершенно не похожи на изделия Шпонгольца.

Восточные славяне возобновили изучение своей мифо­логии под влиянием западных. Начали в XVII в. украин­цы — авторы Густынской летописи и «Синопсиса»[2], ис­пользовавшие как польские хроники, так и этнографические наблюдения. Им последовали россияне — великий Ми-хайло Ломоносов и три популярных автора екатеринин­ской эпохи: Михаил Попов, Михаил Чулков и Василий Левшин. Эти трое к тому же создали русский рыцарский роман, положив начало процветающему ныне жанру сла­вянской фэнтэзи. Их увлекательные сочинения позднее по­меркли в свете «Руслана и Людмилы», но без них не было бы и пушкинского шедевра.

Все же научный уровень этих исследований (и отечест­венных, и западных) был невысок. В перечнях богов пута­лись божества славянские и балтские, западно- и восточнославянские, отсутствовала критика источников, а анализ ограничивался отождествлением отеческих богов с антич­ными. Множились ошибки и «басни». В славянский пан­теон, например, попала финно-угорская «Золотая Баба» (Зорни-Най), а бог Симаргл обратился в богиню весны Зимцерлу или Зимстерлу («стирающую зиму»). На том же уровне работали и авторы начала XIX в.— Андрей Кай­саров и Сергей Глинка. Последний откровенно фантази­ровал: сочинил даже гимн Перуну и красочно описал об­ряды в храме Святовита. Он, правда, не выдавал своих фантазий за подлинные факты. «Период поэтической ми­фологии» — так назвал один из историков это время, когда грань между научной и художественной реконструкцией славянских мифов была очень зыбкой (почти как сегодня).

Наступившая эпоха романтизма принесла новые фан­тазии и подделки. Великий словацкий поэт Ян Колар, на­пример, вымыслил богиню победы Славу. Крупнейший чеш­ский славист Вацлав Ганка сфабриковал «Крале дворе кую рукопись» с песнями будто бы языческих времен и изуродо­вал приписками латиис ко-немецко-чешский словарь XIII в. «Матер верборум» (Мать слов)[3]. И все, разумеется, ради поднятия национального и общеславянского духа. Появля­лись все новые «славя но-рунические» памятники: микор-жинские камни, «краковская медаль» и др. В конечном счете все «славянские руны» оказались либо неславянскими, либо поддельными. Итог их поискам подвел В. Ягич в своей «Энциклопедии славянской филологии» (1912, вып. 3).

От чешских и польских братьев не отставал и обрусев­ший грузин А. И. Сулакадзев, изготовивший «Боянов гимн Словену», «Перуна и Велеса вещания» и, видимо, таинст­венные дощечки, найденные в 1919 г. А. Ф. Изенбеком. На основе их впоследствии возникла «Велесова книга» Ю. Миролюбова.

Все же славянские мифологи--романтики относились К источникам гораздо более серьезно и критически, чем авторы времен барокко и классицизма. Главное же — они Проложили новый путь в мир славянских богов. Он лежал через народные верования, обычаи, фольклор — все то, что носители пудреных париков обычно считали «грубыми выдумками невежественной черни». Отеческое язычество теперь не подгоняли под «(непревзойденную» античность, а рассматривали на общеиндоевропейском фоне.

Один за другим выходили фольклорно-этнографиче­ские сборники И. М. Снегирева «Русские простонарод­ные праздники и суеверные обряды» (1837—1838), И. П. Сахарова «Сказания русского народа» (1836—1837), А. Терещенко «Быт русского народа» (1848), сборники об­рядовых песен и духовных стихов (11. Бессонов), сказок (А. Н. Афанасьев), заклинаний (Л. Н. Майков). И вос­ставали из небытия культы богов, порой не известных по письменным источникам — Ярилы, Весны, Костромы; знакомые по Ригведе мифологические образы — палица громовника, солнечный конь, солнце-колесо... Этнограф Древлянский (П. М. Шпилевский) застал в Белоруссии обряды в честь Ярилы и Лели, предания о Перуне и других богах. А северные великорусы сохранили память о Мокоши и Волосе. За образами христианских святых, былинных богатырей, героев сказок обнаруживались языческие боги.

Ученых-романтиков господствовавшей тогда «мифоло­гической школы» справедливо упрекали в поэтическом фантазировании, в произвольных поисках всюду «олице­творений» грозы или солнца (кому что больше нравилось), в сведении всей религии и мифологии к воплощениям при­родных сил. Но ведь славяне действительно почитали и вос­певали солнце, месяц, гром, зарю, деревья, воду... только не из праздного любования красотами природы, а чтобы воздействовать на те ее силы, от которых зависели благо­получие и сама жизнь земледельца. Холодная весна или засушливое лето могли привести к голоду. Вот и ублажали человеческими жертвами грозного Перуна и веселого Ярилу. А влияние на урожай и приплод скота приписыва­ли даже месяцу и звездам.

Вершиной ученой мысли того периода был трехтомный труд А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1865—1869) — настоящая энциклопедия славянской натурмифологии, преимущественно на фольк­лорном материале. Можно не соглашаться с Александром Николаевичем по поводу тех или иных его интерпретаций, но без его труда нельзя узнать, что же думали славяне о солнце, грозе, земле, растениях, зверях... К неудоволь­ствию церкви, теперь все увидели, какой «православный» русский народ. Под оболочкой насильно навязанной, ка­зенной веры таилось почти нетронутое языческое миро­воззрение. Подтвердилось сказанное Белинским Гоголю: в народе еще много «суеверия» (язычества), но религиоз­ности (христианской) нет. «Чиновники во Христе» отпла­тили великому ученому: выгнанный с работы за издание «кощунственных» легенд, А. Н. Афанасьев умер в нищете.

На Западе в это время успешно трудились чешские «мифологи» — Павел Шафарик, Карел Яромир Эрбен, Иозеф Игнаций Гануш. Очень популярна была книга по­следнего «Наука о славянском мифе» (1846), впоследствии заслуженно раскритикованная и незаслуженно забытая. Гануш стремился отыскать индоевропейские истоки сла­вянской мифологии, но сравнивал ее не с верованиями ве­дических ариев, а с современным индуизмом. Тем не менее он собрал много интересных материалов из поздних ис­точников (XVII—XVIII вв.), потом также забытых.

Пожалуй, последним видным «мифологом» был хор­ват Надко Нодило. Его труд «Религия сербов и хорватов» (вышедший в 1880-х гг. и переизданный сто лет спустя) очень богат фактическим материалом, но, к сожалению, почти не известен в нашей стране.

«Мифологическая» школа надолго пережила эпоху ро­мантизма. Но с 70—80-х годов XIX в. и в изучении сла­вянского язычества настало иное время — прозаическое, буржуазное, гиперкритическое. Над «поэзией» теперь сме­ялись, реконструкций избегали. Предпочитали описывать что-нибудь бесспорно существовавшее и хорошо пред­ставленное в источниках. Например, культы русалок и за-ложных (вредоносных) покойников (Д. К. Зеленин), на­родные поверья о нечистой силе — леших, домовых и т. п. (СВ. Максимов).

А «великие» боги? Да что о них вообще известно до­стоверного? А раз их нет в источниках — значит, не было и в истории. Да какие там олимпы и пантеоны у этих от­сталых славян? Мало кого из славянских богов тогда не пы­тались «изничтожить» — объявить вымышленным или хотя бы заимствованным (даже у христиан), «разжаловать» в низшие духи или обрядовые чучела. И занимались этим не какие-нибудь немцы-славянофобы, а поляк А. Брюкнер, серб В. Ягич, русские А. Н. Веселовский, Е. В. Аничков, Д. Шеппинг.

Не будем обвинять их в антипатриотизме, ведь это были крупнейшие знатоки славянских языков, литератур, фоль­клора, неутомимые труженики на ниве науки. Только вот в итоге их трудов славянское язычество стало напоминать религию каких-нибудь австралийских туземцев: одни духи-«боженята», да культ предков, да колдовские обряды. Да еще убогий, наскоро и поздно собранный пантеон богов, забы­тых чуть ли не на другой день после крещения.

Однако славяне накануне своего «просвещения» огнем, мечом и крестом находились на стадии не дикости, а вар­варства или ранней цивилизации, не уступая скандинавам эпохи викингов и далеко превосходя ведических ариев. Если же не сохранились (в «чистом» виде) славянские веды, эдды и теогонии, то это не вина славянских волхвов, а «заслуга» их гонителей.

Тем не менее в конце XIX — начале XX вв. появля-ись серьезные книги и статьи о славянских богах, сво-одные от гиперкритицизма: «Божества древних славян».. С. Фаминцына (1884), «Старорусские солнечные боги и богини» М. Соколова (1887), ряд работ видного языко­веда А. А. Потебни. Особенно интересна статья Н. Кваш­нина-Самарина «Очерк славянской мифологии» (1872), впервые попытавшегося реконструировать славянский пан­теон как семью богов. (Подобные «опыты» времен «по­этической мифологии» были далеки от научных.) К ней близка ценная статья А. С. Фаминцына «Богиня весны и смерти в песнях и обрядах славян» (1895), в которой был восстановлен славянский миф, аналогичный мифу об Аиде и Персефоне. Заметим, что эта группа ученых хорошо уме­ла увязывать данные письменных и этнографических ис­точников, чего не скажешь об их коллегах-гиперкритиках.

А тем временем прокладывался, поначалу медленно и не­умело, еще один путь в мир славянских богов — через археологию. Попадались на нем и подделки, вроде описан­ных выше, и мнимые идолы, оказывавшиеся средневеко­выми подсвечниками либо игрушками. Но уже в XVII в. был описан подлинный рельеф с изображением Святовита, сохранившийся в Альтенкирхене на Рюгене (славянском Руяне). А в 1848 г. произошло настоящее языческое чу­до. Из вод обмелевшей в жару реки Збруч в Галиции по­казалась четырехликая, увенчанная княжеской шапкой каменная голова. Идол стоял, будто свая. Вероятно, языч­ники сумели вкопать его основание в дно реки или обло­жить внизу камнями. Изваяние находилось ближе к авст­рийскому берегу пограничного тогда Збруча и потому ока­залось в одном из музеев Кракова. (От рук нацистов его впоследствии спасла лишь выставленная работниками му­зея табличка «Статуя германского викинга».) О подлинно­сти и значении Збручского идола много спорили. Ныне общепризнано, что это — статуя Рода-Святовита X в. В 1908-1914 гг. киевский археолог К. В. Болсуновский издал две работы, посвященные жертвеннику Рода (рас­копанному в Киеве В. В. Хвойкой) и священному Перунову дубу, поднятому со дна Десны.

Итоги исследований XIX — начала XX вв. подвел крупнейший чешский славист Любор Нидерле в отдельном томе своих «Славянских древностей» (1916), посвящен­ном религии славян. К тому времени три пути на славян­ский Олимп, проложенные историками, этнографами и ар­хеологами, часто пересекались, но не сливались в один.

А мир тем временем менялся. В революционных бурях все славянские страны стали социалистическими. На оте­чественное язычество начали смотреть, разумеется, по-марк­систски. Первобытнообщинному строю соответствует язы­чество, феодальному — христианство. Сменилась форма­ция — и прежние боги уходят на свалку истории. (Хотя что такое, например, индуизм, как не живое язычество XXI века?) Этот взгляд почему-то весьма напоминал ор­тодоксально-церковный: язычество — тьма, дикость и от­сталость, христианство — свет, культура и духовность; первое, по воле Божьей, неминуемо сменится вторым.

Маститый польский историк Г. Ловмяньский в 1978 г. доказывал, что даже первобытные славяне были чуть ли не монотеистами, почитая лишь верховного бога неба да земных «боженят», а прочих богов заимствовали позже от скифов и... христиан. Видно, поляков даже Маркс не смог излечить от католического усердия в изничтожении языческих богов!

За период до конца XX в. круг письменных источников по славянским богам оставался прежним, зато круг источ­ников этнографических, и особенно археологических, стре­мительно рос. В Сербии, например, были открыты обряды в честь Ярилы, на Украине — народные песни о Даждьбоге. Археологи раскапывали все новые славянские храмы и святилища, находили идолов. В 1921 г. К. Шуххардт раскопал Аркону — священный город Святовита на Руяне, В. В. Седов в 50-х гг. — святилище Перуна в Перыни под Новгородом, П. П. Толочко в 1975 г.— «пантеон Вла­димира» (святилище пяти богов во главе с Перуном, со­оруженное в 980 г. будущим крестителем Руси).

Синтез всех трех источников стал неизбежным и необ­ходимым. И его осуществили два великих русских и совет­ских археолога — Владимир Андреевич Городцов и Бо­рис Александрович Рыбаков. В 1921 г. В. А. Городцов посетил выставку русских народных вышивок. И вдруг узнал на деревенских полотенцах священные сцены, хорошо знакомые ему по скифо-сарматским древностям. В его ста­тье «Дако-сарматские религиозные элементы в русском народном творчестве» (1926) предстал целый мир обра­зов: Великая Богиня, хозяйка зверей и растений, воздева­ющая руки к своему небесному супругу; ее спутники — воинственные «прибоги»-всадники; почитающие ее цари и жрецы. С тех пор исследователи восточнославянской вышивки находят в ней все новые следы язычества. Храмы и капища, сожженные «просветителями», воскресают под лопатой археолога и вдумчивым взглядом этнографа-ис­кусствоведа.

Б. А. Рыбаков, академик и Герой Социалистического Труда, никогда не угодничал перед властями, почти не ссы­лался на классиков марксизма и партийные постановления. Но вполне по-марксистски выявлял органическую связь верований славян с их хозяйством и общественной жизнью. И это не мешало ему быть объективным исследователем и великим патриотом России. Он одинаково глубоко знал археологические памятники и летописи, былины и вышивки. И благодаря этому совершал, начиная с 60-х годов, все новые открытия. Расшифровал ритуальные календари на славянских сосудах III—IV вв.; раскрыл связь древнерус­ских женских украшений (браслетов и колтов) с языче­скими обрядами-русалиями; доказал тождество славянско­го Симаргла и иранского крылатого пса Симурга-Сэнмурва; обнаружил следы славянского мифа в скифском рас­сказе Геродота. В его книгах «Язычество древних славян» (1981) и «Язычество Древней Руси» (1987) разворачи­вается панорама верований славян и их предков от палео­лита до эпохи Киевской Руси. И при этом Борис Алек­сандрович умел самые сложные научные вопросы излагать так, чтобы они были понятны всем.

Одновременно с Б. А. Рыбаковым развернули свои исследования лингвисты Вячеслав Всеволодович Иванов и Владимир Николаевич Топоров. Их совместные моногра­фии, вышедшие в 1965 и 1974 гг., гораздо суше и акаде­мичнее книг Рыбакова. Но именно им принадлежат статьи по славянской мифологии в классических «Мифах наро­дов мира». Исследователи и их ученики умело сочетают письменные, этнографические и фольклорные источники, выявляют индоевропейские истоки славянских мифов. Осо­бое значение Иванов и Топоров придают мифу о борьбе Громовника и Змея. Их пристрастие к этому «основному мифу», однако, напоминает крайности «мифологической школы».

В 1984—1985 гг. были раскопаны городища Богит и Звенигород над Збручем. На первом из них и стоял Збручский идол. К удивлению исследователей, оказа­лось, что оба священных языческих городка функциони­ровали вплоть до татарского нашествия. Только тогда, через два с половиной века после крещения Руси, и был укрыт на дне реки знаменитый идол.

Из зарубежных исследований стоит отметить книгу А. Калоянова «Болгарские мифы» (1979), где в образах героев болгарских народных песен прослеживаются язы­ческие боги.

Общественные перемены конца 80—90-х гг. повыси­ли интерес к отечественной старине и духовности, в част­ности — к славянскому язычеству. В славянских странах возникли и распространились общины неоязычников. (Их религия, впрочем, представляет собой реконструкцию-«новодел» и ограничивается узким кругом интеллигенции, преимущественно националистически настроенной.) Ста­ли популярными всякого рода словари и энциклопедии славянских верований. Расцвел жанр славянской фэнтэзи. Появились художественные реконструкции всего свода славянских мифов о богах: «Поединок со змеем» Марии Семеновой (1996), «Русские Веды» (1992) и «Звездная книга Коляды» (1996) Александра Игоревича Асова (Ба-рашкова), «Берегиня» В. Рубана (1992). При этом М. Се­меновой принадлежит также превосходная популярная энциклопедия «Мы — славяне» и цикл фэнтэзийных ро­манов, а А. И. Асову — многочисленные издания «Велесовой книги» и работы по истории и мифологии славян. Поистине вернулись времена «поэтической мифологии»!

Увы, вернулись они не только в лучшем, но и в худшем смысле. Если одни словари и энциклопедии (академиче­ские «Славянские древности» и выборка из них — «Сла­вянская мифология», «Русский демонологический сло­варь» Т. А. Новичковой, «Русские суеверия» М. Власо­вой, «Мы — славяне» М. Семеновой, «Краткая энцикло­педия славянской мифологии» Н. С. Шапаровой, «Мифы русского народа» Е. Левкиевской) сделаны добротно, на высоком научном уровне, то уровень других вполне соот­ветствует XVIII веку.

Печальный пример такого рода — «Энциклопедия языческих богов» А. А. Бычкова (2001). Халтурой ее не на­зовешь: автор трудолюбиво выбрал из редких изданий мно­жество изображений славянских богов. Только изображения эти — поздние, нарисованные «по наитию». А подлинных славянских идолов, открытых археологами, наш «энцик­лопедист» явно не знает. Что и неудивительно при его по­верхностных, дилетантских познаниях в истории религии. Дилетантизмом грешат и работы А. И. Асова. Его ре­конструкции славянских мифов совершенны в художест­венном, но не в научном отношении. Не будучи филологом, он судит о происхождении слов. «Ославянивает» индийские, кавказские и другие мифы, не прослеживающиеся у славян. Принимает за чистую монету «Велесову книгу», «приллвицких идолов» и другие фальшивки. И при этом ссылается на свои же реконструкции, как на исторический источник: ему-де их диктует дух волхва Буса Кресеня.

Александр Игоревич, по крайней мере, не обманывает лю­дей и не учит их дурному. А вот омские неоязычники публику­ют некие «Сантьи — веды Перуна» — «арийские» скрижа­ли, разумеется, им одним доступные. И проповедуют в них ра­сизм и фашизм, позоря своих близких и далеких предков.

А ведь знать, во что верили твои предки (или предки народа, среди которого ты живешь), необходимо, если не хочешь пополнить собой орду «граждан мира», не зна­ющих и не уважающих ни одной страны, ни одного народа, и способных всюду лишь разрушать и расхищать. Не обя­зательно быть неоязычником или православным, но надо знать о культурных достижениях своих пращуров. И знать правду, а не невежественные домыслы, чтобы не возомнить пращуров «высшей расой» или, наоборот, тупыми дикарями, способными лишь пугаться лешего или скакать вокруг со­ломенного чучела.

Эта книга — не академическая монография и не фанта­стический роман (хотя автору ее приходилось писать и то, и другое), а попытка доступно изложить то, что мы досто­верно знаем о семье славянских богов — потомков Матери Лады, Великой Богини.

Д.М.Дудко