Баба-Яга — владычица смерти

(Ендза, Ежибаба, Коризма, По-кладня Баба, Несреча, Кривда.)

Бабу-Ягу (польскую Енд-зу, чешскую Ежибабу) принято считать страши­лищем, верить в которое приста­ло лишь малым детям. Но еще полтора века назад в Белорус­сии в нее — страшную богиню смерти, губящую тела и души людей, — верили и взрослые. И богиня эта — одна из древнейших. Этнографы установили ее связь с первобытным об­рядом инициации, справлявшимся еще в палеолите и извест­ным у самых отсталых народов мира (австралийцев и др.).

Для посвящения в полноправные члены племени под­ростки должны были пройти особые, порой тяжелые, об­ряды-испытания. Исполнялись они в пещере или в глухом лесу близ одинокой хижины, и распоряжалась ими старая женщина-жрица. Самое страшное испытание состояло в ин­сценировке «пожирания» испытуемых чудовищем и их по­следующего «воскресения». Во всяком случае, они должны были «умереть», побывать в потустороннем мире и «вос­креснуть».

Яга — это распорядительница инициации и чудовище-пожиратель в одном лице. Главное же — Хозяйка Леса, владычица потустороннего мира смерти, богиня древняя и страшная, мало похожая на добрую Мать Мира. Сам ее вид — уродливый, порой полузвериный. Старуха ог­ромного роста, еле умещающаяся в своей избушке, косма­тая, мохнатая, с огромными грудями (костяными или же­лезными), с костяной (как у скелета) ногой или одноногая. Возможно, она представлялась змеей или полузмеей. Ее имя родственно индоевропейскому названию змеи (слав, «уж», лат. anguis, иран. agi), она — мать змеев.

Все вокруг нее дышит смертью и ужасом. Засовом в ее избе служит человеческая нога, запорами — руки, зам­ком — зубастая пасть. Тын у нее — из костей, а на них — черепа с пылающими глазницами. Она жарит и ест людей, особенно детей, при этом печь лижет языком, а угли вы­гребает ногами. Изба ее покрыта блином, подперта пиро­гом, но это — символы не изобилия, а смерти (поминаль­ная еда).

По белорусским поверьям, Яга летает в железной ступе, с огненной метлой. Где она несется — бушует ветер, сто­нет земля, воют звери, прячется скот. Ее сопровождает ведьма и уродливая богиня смерти Паляндра, которая от­дает души покойников на съедение Яге и ведьмам.

Яга — могущественная колдунья. Служат ей, как и ведь­мам, черти, вороны, черные коты, змеи, жабы. Она обо­рачивается змеей, кобылой, деревом, вихрем и т.д.; не мо­жет лишь одного — принять сколько-нибудь нормальный человеческий облик.

Обитает Яга в глухом лесу или подземном мире. Она и есть хозяйка подземного ада: «Ты хочешь идти в пекло? Я — Ежи-баба», — говорит Яга в словацкой сказке. Аес для земледельца (в отличие от охотника) — недоброе место, полное всякой нечисти, тот же потусторонний мир, а зна­менитая избушка на курьих ножках — как бы проходная в этот мир. Потому и нельзя в нее войти, пока она не по­вернется к лесу задом. С Ягой-вахтершей трудно спра­виться. Героев сказки она избивает, связывает, вырезает ремни из спин, и только самый сильный и храбрый герой одолевает ее и спускается в преисподнюю.

При этом всем Яга имеет черты повелительницы Все­ленной, выглядя какой-то жуткой пародией на Мать Мира. Яга — тоже богиня-мать: у нее три сына (змеи или вели­каны) и 3 или 12 дочерей. Возможно, она и есть поминаемая в ругательствах «чертова мать» или «бабушка». Она — домовитая хозяйка, ее атрибуты (ступа, метла, пест) — орудия женского труда. Яге служат три всадника — чер­ный (ночь), белый (день) и красный (солнце), ежедневно проезжающие через ее «проходную». С помощью мертвой головы она повелевает дождем.

Яга — богиня общеиндоевропейская. У греков ей со­ответствует Геката — страшная трехликая богиня ночи, колдовства, смерти и охоты. У германцев — Перхта, Холь-да (Хель, Фрау Холле). У индийцев — не менее жуткая Кали. Перхта-Хольда обитает под землей (в колодцах), повелевает дождем, снегом и вообще погодой и носится, подобно Яге или Гекате, во главе толпы призраков и ведьм. У немцев Перхту заимствовали их славянские соседи — чехи и словенцы. На Богоявленье (6 января), когда Перхта летала со своей «дикой охотой», итальянцы сжигали чучело старой ведьмы Бефаны.

Тогда же, на Святки, славяне играли в «слепую бабу» («слепого деда»): один участник игры с завязанными гла­зами ловил остальных. Яга тоже бывает слепа или одно­глаза. Напоминают Ягу и воплощения Великого поста — черногорская Баба Коризма и хорватская Покладня Баба. Чучело последней (в виде зубастой женщины) хоронили в первую среду поста. Так славяне воспринимали аскети­ческие предписания новой религии. По их мнению, требо­вать от человека умерщвления плоти могла только богиня смерти. И к Яге, и к Пятнице близка сербская Гвоздензуба, карающая огнем плохих прях. Нерадивых прях наказывает и Перхта.

Германцы и их соседи-славяне (чехи, словаки, хорваты, словенцы), а также финны и венгры 13 декабря почитают святую Люцию. (До конца XVI в. на этот день приходи­лось зимнее солнцестояние.) Ее представляют то уродли­вой старухой, волосатой, с гусиными ногами, то прекрас­ной девушкой в белой одежде и короне из горящих свечей. В свой день она запрещает прясть, ходит с ряжеными и, по­добно Санта-Клаусу (заменившему Водана), Перхте или Бефане, награждает или наказывает детей.

Яга иногда как бы расщепляется на трех Ягишен, пе­ресылающих героя друг к другу. Геката изображалась с тре­мя лицами и тремя телами, а кельтская богиня смерти Мор-риган являлась в виде трех богинь — Махи, Бадб и Неман. Вспомним также трех прях-владычиц судьбы (парки, норны, судицы и др.). Такая троичность богинь может быть свя­зана с тремя вертикальными мирами, тремя фазами луны либо тремя возрастами (девушка — женщина — старуха). В одних сказках Яга сражается с героем или норовит его съесть. В других, наоборот, указывает герою путь, дает ему чудесного коня и волшебные предметы (меч-кладенец и др.) или же награждает девочку-сиротку за трудолюбие и послушание (подобно Перхте-Хольде). Может пока­заться, что между Матерью Ладой и Ягой вообще нет осо­бой разницы, что они — два лика одной Великой Богини.

Скорее, однако, эти две богини изначально составля­ли антагонистическую пару — задолго до Ахурамазды и Анграмайнью, Белбога и Чернобога. В мифологии неко­торых австралийских племен мир творят не два брата-близ­неца (как у многих народов мира), а две сестры. У кетов на Енисее доброй богине Томэм противостоит злая Хосе-дэм (в частности, пожирающая души людей). У индийцев Адити-Бесконечная, мать богов, имеет сестру Дити — мать демонов-даитьев. Третья сестра, Дану — мать демонов-да-навов, в том числе дракона Вритры, главного врага Индры. Германцы различали черную («ужасную») и белую («кра­сивую») Перхту.

У славян подобную пару составляют сербские богини доброй и злой судьбы Среча и Несреча (украинские Доля и Недоля). Первая — прекрасная девушка, прядет ров­ную золотую нить. Вторая — старуха с мутным взглядом, нить ее — плохая, тонкая. В «Стихе о Голубиной книге» Правда и Кривда борются в виде двух зверей, после чего Правда удаляется на небо, а Кривда остается на земле. В болгарских песнях Богоматери, восседающей на золотом троне на вершине Мирового Дерева, противостоит Юда — грабительница, выходящая из моря верхом на олене. Впол­не возможно, что сестрами-соперницами были и Лада с Ягой, которые и стоят за всеми этими парами.

Не стоит, однако, думать, что славяне-язычники счи­тали земной мир безраздельным царством Кривды-Яги. Зло царило в преисподней, Добро — на небе. В среднем же мире Добро и Правду отстаивали Правда-Лада и ее по­томки — светлые боги.

«Доброта» же Яги весьма относительна. Над сироткой она жестоко издевается, задает ей непосильную работу, постоянно угрожая изжарить и съесть. «Гостеприимную» Ягу в этой роли могут заменять ведьма, ала (злая змеица), кобылья голова[14] (соответственно, в белорусской, сербской и украинской сказках). Помощь же Яги герою-воину, иду­щему в потусторонний мир, может объясняться какими-то счетами сварливой богини с другими хозяевами этого мира. На такую мысль наводит лубочная картинка: Яга верхом на свинье бьется с «крокодилом», имеющим человеческую голову с длинной бородой. Этот «крокодил», вероятно, змей-ящер, владыка нижнего мира, либо Чернобог.

В некоторых сказках и легендах герой, победив змея, вынужден бежать от его матери-змеихи. Усмирить ее и за­прячь в плуг может лишь божественный кузнец Кузьма-Демьян (языческий Сварог). В Ригведе Индра тоже, побе­див дракона Вритру, бежит от его матери Дану.

В ряде сказов древняя лесная богиня вдруг становится похожей на степнячку-кочевницу. Она владеет стадами скота и табунами коней, сражается верхом на коне с кузнеч­ным молотом в руках. У нее есть чудесные мастера — куз­нецы и швеи, создающие ей воинов. При этом Яга и ее дочери (или невестки — жены змеев) остаются опасными чародейками: чтобы погубить героя, обращаются яблоней с ядовитыми плодами, криницей с отравленной водой, по­стелью, проваливающейся под землю.

Здесь сказались контакты славян со степняками, осо­бенно с «женоуправляемыми» сарматами. У скифов и сар­матов были популярны изображения Афины-воительницы, с которой они, видимо, отождествляли свою богиню любви и войны Артимпасу. Но Афина — также покровительница ремесел. На алтаре Артимпасы из Тускулана в Италии были изображены ремесленные орудия. Отсюда, надо полагать, и чудесные ремесленники у Яги.

Древняя лесная богиня, в отличие от своей доброй се­стры, не вписалась в земледельческий пантеон славян. Подобно Чернобогу и прочей нечисти, она противостояла общине славянских богов, хоть и была с ними в родстве. Поэтому поклонялись ей разве что ведьмы, столь же отвергнутые обществом.