Карл Юнг

На лице Бардина отразилась целая буря чувств. Он сильно по­бледнел. На лбу появились бусинки пота. Пальцы правой руки на­чали выбивать на кулаке левой какой-то ритм. Рублевский внима­тельно и даже с каким-то любопытством смотрел на него. Наконец, лицо Бардина приобрело обычное выражение. Он посмотрел в гла­за «монстру» и тихо произнес:

- Никого. Я беру свою просьбу назад. Рублевский добродушно рассмеялся.

- Вы никогда не переступите определенную грань в науке, Николай Иванович. Наша наука и эмоции - вещи несовместимые.

- Да, - так же тихо отвечал Бардин, - я в отличие от вас ос­тался человеком.

«Монстр» лениво кивнул, и лицо его вновь стало бесстрастным.

- Я был уверен в этом, Николай Иванович. Просто хотел, чтобы вы отчетливо поняли те пределы, в рамках которых находи­тесь, и в будущем не лезли туда, где человеку быть не полагается. Но я вас должен обрадовать. Моя помощь вам не нужна. Шарх пре­поднесет вам вскоре такой сюрприз, от которого вы ахнете. Да и не только вы. У него, знаете ли, случилось то, что называется времен­ное просветление разума.

На обратном пути Бардин лихорадочно размышлял, стараясь просчитать как можно больше вариантов возможных событий. На конец, он пришел к окончательному выводу и повернул голову в сторону Кота, который за все то время не проронил ни слова, всем телом ощутив, что Кардинал только что вернулся из другого мира.

- Нам предстоят великие дела, Константин Павлович, - сказал он.

- Всегда готов, - ответил бывший пионер. Через несколько минут они уже сидели в кабинете Бардина, их с нетерпением молодого любовника дожидался Романов. Впервые за время общения с председателем Партии Кот не увидел добродушно-насмешливого выражения лица, которое Романов сохранял даже в самых критических ситуациях. Тем не менее он не задал ни одного вопроса и только уставился на Кардинала, казалось, не замечая Сидоренко.

- Итак, - сказал Николай Иванович, также словно забыв о присутствии третьего лица, - ситуация изменится в ближайшее время.

- Он намерен отменить чрезвычайное положение и провести выборы со своим участием? - живо спросил Романов.

Кардинал отрицательно покачал головой.

- Будет сохранять чрезвычайку долгое время? - продолжал допытываться Петр Алексеевич.

- Нет, - задумчиво отвечал Николай Иванович. - Не пытай­тесь угадать. Все равно не угадаете.

- Так скажите.

Бардин с нескрываемым любопытством посмотрел сначала на Сидоренко, затем на Романова и, тщательно выговаривая звуки, произнес:

- Он в ближайшее время подаст в отставку. Установилась длительная пауза, в ходе которой и Романов, и Сидоренко лихорадочно пытались сообразить, сошел Бардин с ума или просто шутит в столь неподходящий момент.

- Но это невозможно, - не выдержал Кот. - Он скорее мать родную продаст.

- Это точно? - напряженно размышляя о чем-то, спросил Романов.

Бардин кивнул, а затем подтвердил:

- На сто процентов.

На лице Романова отразилась целая буря переживаний. Было видно, что психологически он еще не созрел к восприятию конечного этапа цели своей жизни. Бардин понимал, что в психике будущего Президента России имеет место феномен, который он и его коллеги условно называли психической энергией. Психика Романова была нацелена на четыре года кропотливой работы, а его поставили в положение типа «сейчас или никогда».

В Бардине заговорил ученый. Напрягая волю и все свои пси­хические возможности, он пытался почувствовать, что в эти мину­ты творится в психике Петра Алексеевича. И Романов, в свою оче­редь, знал, что, если у Кардинала появятся хотя бы малейшие со­мнения в намерениях главы Партии, он будет просто уничтожен. Может быть, даже сейчас с помощью преданного Бардину Сидо­ренко. Он взял себя в руки и спросил:

- Кто еще знает об этом?

- Только тот, кто это мне сообщил.

- Я его знаю? - спросил Петр Алексеевич, всегда полагав­ший, что Кардинал имеет контакты в высших сферах политических кругов.

- Нет, - отрицательно покачал головой Николай Иванович. - Его никто кроме меня не знает.

Романов спросил:

- Каковы же будут наши действия в новых условиях?

- Участие в выборах, - спокойно отвечал Бардин. - Все по плану. Вы выставляете свою кандидатуру, и с помощью временных союзников, внутренних и внешних, мы берем власть.

- А потом?

- Как нам действовать потом, надо решить сейчас. Есть два варианта. Первый - вы получаете диктаторские полномочия, и мы реализуем схему создания системы психического управления государством. Прошу вас подумать. Весь риск и вся ответственность в этом случае ложатся на вас. Вы станете либо героем, спасителем Отечества, который будет рассматриваться историками в том же ракурсе, что и ваш полный тезка Петр Великий, а также Рузвельт, Аденауэр, Черчилль; либо одиозной исторической личностью, ко­торую потомки поставят на одну доску со Сталиным, Сомосой и прочими представителями исторического отребья; либо окаже­тесь смешной, жалкой политической фигурой, о которой все забу­дут после того, как насмеются вволю.

Говоря все это, Николай Иванович внимательно смотрел на человека, поставленного им в сложное положение, и с удовлетворе­нием отметил, что на лице Романова, как обычно, появилось насмешливое выражение.

- Второй вариант? - насмешливо спросил Петр Алексеевич.

- Второй вариант более безопасен. И при его осуществлении возможны маневры. Вы разыгрываете игру, которую когда-то сыграл самый образованный и умный российский монарх Александр Пав­лович, либерал, демократ, воспитанник республиканца Лагарпа на троне, а возле трона мерзкий диктатор, «всей России притеснитель, губернаторов мучитель» Алексей Андреевич Аракчеев, который за­жмет всю страну в железный кулак. В случае провала все шишки об­рушатся на этого бедолагу, а вы станете обычным номинальным гла­вой государства, какими были Брежнев, Елицин и многие другие.

- Кто же может сыграть роль Аракчеева? - спросил Романов.

- Да кто угодно. Вот хотя бы Константин Павлович. Чем не Аракчеев? Так же умен, так же тверд, да еще и хорошими манерами обладает в отличие от исторического образца. Да что там! - Карди­нал обвел собеседников грустным взором и махнул рукой, - арак-чеевых в России пруд пруди. Проблема другая: где взять в придачу к нему Сперанского и Чарторыйского. С этой публикой у нас после семнадцатого года хронический дефицит. Так что, Петр Алексее­вич, на каком варианте остановимся?

Романов думал, опустив голову так низко, что ни Кот, ни Бар­дин не видели его лица. Наконец он поднялся со своего кресла и, твердо глядя в глаза Бардину, ответил:

- На первом.

P.S. От лица Константина Павловича Сидоренко.

В тот вечер, когда Николай Иванович огласил свои предложе­ния на Совете, для меня началась новая жизнь. Ее можно было сравнить со спринтерской гонкой, где в качестве финиша выступа­ла судьба России.

Собственно делами выборов я не занимался. Мне поручили раз­работку внеочередных мероприятий, которые необходимо было на­чать проводить на следующий же день после принесения Петром Алексеевичем присяги на верность России и русскому народу. Также я возглавил группу, принимающую информацию от многочисленных источников. В свое время их втянула в себя «паутина», созданная Кардиналом. Главной целью моей группы было не допустить фальси­фикации выборов. Это было не только самое сложное задание, кото­рое поручила мне Партия, но и самое важное. Я знал, что в случае фальсификации все готово к тому, чтобы вывести народ на улицы. И я не сомневался, что Кардинал не остановится перед кровью.

Не стану описывать, какими методами нам удалось обеспе­чить объективность подсчета. Скажу только, что по своему содержанию и форме они не отличались от методов нашего противника и были такими же мерзкими.

Список кандидатов на немедленное взятие под стражу, кото­рый составила на базе имеющейся у нас информации моя группа, включал несколько сот человек. Я не понимал спокойствия Карди­нала, когда за пару недель до выборов часть из этих людей ретирова­лась за границу. «Шарик кругленький», - говорил он, потирая руки.

Я был очень удивлен, когда на следующий день после приня­тия присяги новым президентом Николай Иванович в качестве главной задачи поручил мне найти какого-то Рублевского. Я свя­зался с ФСБ, которую мне поручил курировать Петр Алексеевич, и вскоре получил донесение о том, что Рублевский Андрей Ивано­вич за несколько дней до выборов отбыл в Иорданию.

Николай Иванович был страшно взволнован, когда я сообщил ему об этом.

- Как же так! Как же так! - все время повторял он и тут же не терпящим возражений тоном приказал мне найти его «хоть на краю света».

Пришлось связываться с резидентурой ГРУ и СВР в Аммане. Спустя месяц начальник ГРУ вручил мне донесение: «Докладываю, что Рублевский Андрей Иванович находился в Аммане двое суток, по­сле чего, отбыл в неизвестном направлении. Точно установлено, что на территории Иордании его в настоящее время нет. Поскольку выезд его из страны не зафиксирован официалъньти органами, можно пред­положить, что он нелегально перешел иордано-иракскую границу и в настоящий момент находится на территории Ирака».

На территории Ирака загадочного Рублевского нам обнару­жить не удалось...