Сцена 10. Потерянный РАДЕК.

Все расходятся. Один РАДЕК остается.

РАДЕК: Толь, можно с тобой поговорить.

ОСМОЛОВСКИЙ: Да, чего у тебя?

РАДЕК: По ходу, я ухожу из группы.

ОСМОЛОВСКИЙ: Не понял тебя.

РАДЕК: Я ухожу из группы!

ОСМОЛОВСКИЙ: Аргументируй.

РАДЕК: Послушай, я решил. Я не хочу всего этого. «Группенскотч», «группенсекс», «группенарт». Я понял, что это лажа.

ОСМОЛОВСКИЙ: И как ты дошел до такого понимания?

РАДЕК: Понимаешь. Я все-таки художник. Да. Чего ты улыбаешься?

ОСМОЛОВСКИЙ: Я слушаю. Говори.

РАДЕК: Я придумал акцию, понятно, что все мне помогали, но идея изначально моя, так? Так, какого тогда эту работу хочет присвоить оператор, человек, который просто это снимал?

ОСМОЛОВСКИЙ: Не просто снимал, но и монтировал.

РАДЕК: Не важно. Почему все радеки говорят «мы придумали», «мы крутые»? Почему на биеннале в итоге едет этот оператор? Даже не мы, а оператор?!

ОСМОЛОВСКИЙ: Ну это твоя ошибка. Зачем взял какого-то левого оператора? Надо было, чтобы кто-то из своих снимал.

РАДЕК: Моя? То есть как идея – так общая? А как ошибка – так моя?

ОСМОЛОВСКИЙ: Понял тебя. Захотел в свободное плавание?

РАДЕК: Не, я понимаю, сколько вы для меня все сделали, и снимаю шляпу и кланяюсь, как говорится, но…

ОСМОЛОВСКИЙ: Да понял я тебя, понял. А теперь скажи, кто придумал «Баррикады»?

РАДЕК: Ты вроде?

ОСМОЛОВСКИЙ: А вот Авдей настаивает, что Сева Лисовский придумал. А кто-то считает, что автор – сам Авдей.

РАДЕК: А ты как считаешь?

ОСМОЛОВСКИЙ: Я не считаю, я знаю, как было на самом деле. «Баррикады» придумал я, но я не придумал бы их без нашей группы и без вас в том числе. Любая художественная работа – это коллективность. Художники должны заниматься не тем, чтобы создавать какие-то идиотские произведения искусства. Надо заниматься созданием творческой среды, сообществ. Это единственная подлинная вещь.

РАДЕК: Тебе легко говорить, Толь, ты авторитет. У тебя уже есть имя. А я… вот если группа распадется, с чем я останусь? «Группенскотч» - прикольно, конечно, но опять же, чья это была идея? Кто первый придумал?

ОСМОЛОВСКИЙ: Я поражаюсь, насколько ты не просек, чем вы, вообще, все это время занимаетесь. Что это за вопросы: с чем «я» останусь, «кто первый»? Ты, когда в группу вступал, думал о чем-нибудь?

РАДЕК: Да мне было 16 лет! О чем я мог тогда думать. Просто тусовались. Прикольно было.

ОСМОЛОВСКИЙ: Так и тусуйтесь дальше. Это и есть ваша основная деятельность, а не «группенарт» и тем более не «группенсекс». «Скотч-пати» - вот ваша самая главная заслуга. Песни у вас охуительные. Вы же новую субкультуру сейчас создаете, неужели ты не понимаешь? Вы изначально так задумывались. Как групповая работа вне художественной сферы.

РАДЕК: Но какая-то цель должна быть у всего этого? Не просто ведь тусовка.

ОСМОЛОВСКИЙ: Не просто тусовка, а взаимоотношения. Они важнее эффективности. Вот ты погнался за эффективностью, причем за своей, собственной, и погряз в личных разборках. И других в эти разборки втягиваешь. Никакой иерархии среди вас быть не должно! За вопрос «кто первый» - расстрел! Изначально оговаривалось, что вы отказываетесь от личных подписей в пользу группы.

РАДЕК: Да, но почему-то «Против всех» выглядит как твой личный проект. ОСМОЛОВСКИЙ: Я только инициатор на самом деле. И теоретик. А участвуют в проекте сейчас кто угодно и пусть. Бабки, старики, клинические идиоты… Есть руки, ноги, печень.. А мы, ты, я, все наши, претендуем на место мозга. Кто, как не мы, деятели культуры, можем претендовать на рефлексию?!

РАДЕК: Я давно думаю, что чем-то это все секту напоминает…

ОСМОЛОВСКИЙ: Я тебе – одному – честно скажу. Я себя с вами немного как сектант веду, да. Я вам лекции читаю в определенном состоянии сознания – я здесь и сейчас порождаю мысли. Все равно как под наркотиками. Или под алкоголем. Да, типа безответственно. Но зато я даю вам возможность придумать что-то со мной. Вместе. Вы при перформансе присутствуете, понимаешь? Я вам крышу сношу, вы уникальный опыт получаете. Я мог бы и секту из вас сделать, да хоть новую религию создать. Из вас ведь что угодно вылепить можно. Но я этого не делаю. Иначе бы ты сейчас со мной не разговаривал, а просто шел в бой по моей указке. Так что можешь идти, свободен.

РАДЕК: Нет.

ОСМОЛОВСКИЙ: Что «нет»?

РАДЕК: Я передумал.

ОСМОЛОВСКИЙ: Тогда тем более свободен!

РАДЕК: Спасибо, Толь!

ОСМОЛОВСКИЙ: Не за что пока, иди.

РАДЕК: Слушай, я там тебе письмо на почту кинул. Ты его тогда удали, ладно. Оно такое, обиженное совсем. Сейчас уже не актуально. Не читай его лучше.

ОСМОЛОВСКИЙ: Ладно, ладно, я понял.