Chapter 6. Я почти не видела Озберта на этой неделе, потому что он ходил в школу, в отличие от Айзека, Эдмунда и Пайпер

Я почти не видела Озберта на этой неделе, потому что он ходил в школу, в отличие от Айзека, Эдмунда и Пайпер, которые были на домашнем обучении. Я могу сказать, что такое обучение подразумевает чтение случайных книг и положительные ответы на редкие вопросы тети Пенн, спрашивающей об успехах в освоении географии.

Сейчас становится ясно, что это было одно из лучших нововведений в системе образования, и я была рада, что меня зарегистрировали. Но тетя Пенн сказала, что мне ничего не нужно делать до тех пор, пока в сентябре не начнется осенний семестр.

Моя жизнь с кузенами отличалась от той, которую обычно видишь по телевизору, где меня бы хлопали по плечу и регулярно спрашивали о моем душевном состоянии. Пайпер, Эмунд, Айзек и я делали все вместе, хотя иногда я забывала посчитать Айзека, потому что он мог днями не произнести ни слова. Тетя Пенн не беспокоилась об этом, считая, что он будет говорить тогда, когда будет готов. Но я думала, что в Нью-Йорке на этого ребенка с детства бы надели смирительную рубашку и водили по психологическим консультантам в течение следующих двадцати лет, которые бы спорили о его особенных потребностях и брали за это немало денег.

Несколько ночей позже я тихо спустилась к кабинету тети Пенн в надежде отправить несколько e-mail сообщений людям, которые, возможно, подумали, что я исчезла с лица земли. Из-под двери мерцал свет:
- Эдмунд? - спросила тетя Пенн.
Сначала я подумала, что ничего не отвечу, а просто улизну, но в последнюю минуту я передумала и ответила:
- Нет, это Дэйзи.
- О, Дэйзи, пожалуйста, входи, - тетя была счастлива видеть меня. - Присядь у камина.
Несмотря на то, что был уже апрель, ночи были холодными и морозными.
- Ты просто не представляешь, во сколько мне обходиться отапливать этот дом, - вздохнула тетя.

Я придвинулась ближе к огню, и она отложила свою работу, сказав, что достаточно поработала сегодня. Заметив, что я все еще дрожу, она поднялась и укутала меня потеплее. Она как будто улыбалась, но немного грустно. Затем она села на диван рядом со мной и начала рассказывать о своей сестре, я не сразу поняла, что она говорила о моей маме.

Она рассказала мне то, о чем я никогда не знала. Ее сестра готовилась поступать в университет, чтобы изучать историю, но влюбилась в моего папу и в конце концов передумала учиться, чем очень разозлила своего отца. Когда она уехала жить в Америку, дома о ней почти не говорили. Тетя Пенн взяла со стола фотографию в рамке, с которой смотрели две очень похожие молодые девушки. Одна из них улыбалась, а другая была серьезной и обнимала за шею огромную собаку, больше похожую на бродячую. Собаку звали Леди, конечно, в шутку, потому что у нее совсем не было хороших манер.
- Но посмотри, как твоя мама ее любила, - сказала тетя.

Дома я видела много маминых фотографий, но почти на всех она была с моим отцом, и не было ни одной ее фотографии до их знакомства. Здесь она была совсем другой - молодой и счастливой - словно кто-то, кого ты знал в другой жизни. Тетя Пенн сказала, что я могу взять фотографию, но я отказалась. Это фото было одним целым с этим столом и этой комнатой, и мне не хотелось забирать его отсюда.

Тетя Пенн потерла глаза и заявила, что уже поздно и нам обеим пора спать, но когда я подошла к двери, она сказала:
- Когда твоя мама позвонила мне, чтобы сообщить, что беременна, ее голос звучал счастливей, чем когда-либо до этого. Это счастье подарила ей ты, Дейзи.
Она приказала мне бежать наверх, пока я не заболела, но я еще долго не могла унять дрожь.

На следующий день тетя Пенн отправилась в Осло. Особо не задумываясь, мы были вполне довольны, что остались за главных. Позже, оглядываясь назад, становится ясно, что именно момент ее отъезда стал для нас переломным, так же как убийство австрийского герцога Франца Фердинанда стало поводом для начала Первой мировой войны, хотя эта связь, по крайней мере для меня, никогда не была столь очевидной.

Но в тот момент она просто целовала каждого из нас, улыбалась и наказывала нам вести себя хорошо и быть благоразумными. То, что она и бровью не повела, когда наклонилась поцеловать и меня, было самым лучшим из всего, что произошло со мной с тех пор, как я приехала.

Мы не успели как следует насладиться своей свободой, когда начали происходить события.

Первое, что произошло, случилось не по наше вине. А по вине бомбы, которая взорвалась на крупной станции метро в Лондоне и унесла жизни то ли семи, то ли семидесяти тысяч человек на следующий день после отъезда тети Пенн.

Конечно, это была страшная трагедия для людей, и, в общем, все это было довольно жутко, но, если честно, на нас, живущих далеко за городом, взрыв повлиял не так уж сильно. Правда, из-за него были закрыты все аэропорты, что означало, что в ближайшем будущем никто не сможет вернуться на родину, в том числе и тетя Пенн. Ни один из нас не дерзнул бы сказать, что классно совсем не иметь родителей, но не нужно уметь читать мысли, чтобы догадаться. По правде говоря, мы не могли поверить в свое счастье, и на какое-то короткое время мы почувствовали себя пассажирами поезда, летящего вниз под гору, и думали только о том, как восхитительно ощущать нарастающую скорость.

В тот день, когда взорвалась бомба, все сидели, словно приклеенные к телевизору и радио, а телефон то и дело звонил и голоса в трубке интересовались, все ли у нас в порядке. Учитывая то, что мы находились примерно в четырех тысячах миль от эпицентра, у нас было много шансов выжить.

Все, конечно, говорили о нехватке продовольствия, остановке движения транспорта, призыве всех годных к военной службе мужчин, и в общем обо всех этих пессимистических вещах, до которых успеют додуматься в отведенное на эфир время. Радио ведущие серьезным тоном спрашивали всех, кого им удавалось поймать на улице, значит ли это, что будет война, а затем нам приходилось слушать всех этих напыщенных экспертов, претендующих на понимание ситуации, хотя каждый из них много бы дал, чтобы понять ее самому.

Наконец мой папа позвонил с работы и, услышав мой голос, видимо, убедился, что со мной все в порядке и ему не о чем волноваться, потому что после этого последовали обычные вопросы: как у меня дела, не нужны ли мне деньги, не соскучилась ли я по дому, на которые я отвечала только " да" и " нет" без разбору. Он сказал, что они все переживали за меня, но я не могла понять, кто это ОНИ. Затем он сказал, что у него встреча и ему нужно идти, но он любит меня, а когда я ничего не ответила, повесил трубку.

От всего этого " бла..бла..бла.." было мало толку, поэтому мы с Эдмундом спустились вниз в очень живописную деревню, небольшие домики в которой соединялись друг с другом и были построены из того же желтоватого кирпича, что и наш дом. Деревня была небольшой, состоящей из множества маленьких улочек с одинаковыми домами, отличающимися только безделушками в окнах; улочки разбегались по обе стороны от главной дороги. Эдмунд сказал, что деревня достаточно велика для того, чтобы в ней проводились еженедельные ярмарки, были три пекарни, две мясные лавки, церковь, построенная в двенадцатом веке, чайная лавка, два паба (один вполне приличный, а другой довольно скверный, причем во втором была также еще и гостиница), несколько завзятых пьяниц, по крайней мере один предполагаемый педофил, и обувной магазин, в котором также продавались дождевики, непромокаемые сапоги, футбольные мячи, дешевые леденцы и рюкзаки с изображением утенка Твити - популярного мультяшного героя.

Недалеко от центра стояло здание, чуть больше и аккуратней, чем остальные - в нем располагалась администрация. Напротив него была площадь, вымощенная булыжником, где каждую среду проводилась ярмарка, а прямо по диагонали, на углу площади, был один из пабов. Он назывался " Лосось", так как раньше рядом с ним находился рыбный магазин, но когда магазин закрылся, никто и не подумал переименовать паб. На другом углу площади было что-то вроде староанглийской версии небольшого продуктового магазинчика, который по какой-то причине был также почтовым отделением и аптекой, а в те дни, когда торговля не шла, на улице перед ним продавались газеты.

Мы зашли внутрь, и на деньги, которые тетя Пенн оставила нам на неделю, купили так много бутылок воды и разных консерв, сколько могли донести до дома. Это было куда интереснее, чем смотреть одни и те же кадры с места взрыва по телевизору. Мы попытались прикинуть, что лучше купить из еды на случай осады, которая, если быть честными, вряд ли грозила нам в этой глуши. Мы были не одни в магазине, но люди вокруг были очень дружелюбны, особенно по отношению к двум детям, которые пришли одни без взрослых, и никто не пытался толкнуть нас на землю и убежать с нашими покупками.

Еще оставалось целых полдня, за которые мог произойти конец света, поэтому мы стали подниматься обратно к дому. На этот раз мы шли медленней из-за бутылок воды, которые были у нас в руках. Когда мы пришли, Эдмунд решил, что нам нужно уйти из дома и спрятаться в овчарне, которая находилась в миле от нас и была так хорошо спрятана среди огромных дубов, что никто бы не нашел ее там, если бы не знал, что искать. Мы подумали, что если враг обрушится со всей силой на этот дом, нам лучше позаботиться о том, чтобы нас не заметили, хотя настоящая причина была в том, что нам просто было нечем заняться.

Итак, Пайпер, Айзек, Эдмунд и я стали собирать провизию, одеяла и книги, чтобы пойти в овчарню. Обычно в ней просто хранили сено, и, не считая мышей, там было удобно, сухо и имелись запасы воды на те случаи, когда в ней жили ягнята. Мы сказали Озберту, что будем жить там в ближайшие дни, но он едва ли нас услышал, так как был поглощен тем, что смотрел новости, в которых не говорили ничего нового, звонил своим друзьям и ходил с обеспокоенным видом, пытаясь понять, как и остальные 60 миллионов человек, Война это или нет.

Как бы то ни было, была уже середина дня, когда мы устроились на новом месте. Пайпер захватила " Руководство по выживанию для бойскаутов" Озберта, и решила, что нам нужно запастись домашними продуктами и готовить самим, поэтому она сбегала домой и принесла немного голубых яиц, выкопала несколько ранних картофелин на соседнем поле и собиралась высушить на камне червяков и измельчить их, чтобы добавить протеин в тушеные блюда. Никто из нас не страдал нехваткой протеина, кроме меня - но я давно привыкла к этому, так что мы уговорили ее оставить муку из червяков на случай дождя. Она немного расстроилась, но не стала настаивать.

Пока Пайпер возилась с готовкой, Айзек принес из дома большую плетеную корзину, в которой были сыр, ветчина, фруктовый пирог в коробке, сушеные абрикосы, большая бутылка яблочного сока и толстая плитка темного шоколада, завернутого в бумагу.

Мы спрятали корзину в кормушку, чтобы не обидеть Пайпер, и то, что она приготовила в конце концов, было отнюдь не королевскими яствами, но зато подходило к нашему полувоенному положению. Эдмунд и Айзек разожгли костер и закинули в него картошку, а когда он догорел, Пайпер положила на угли яйца. И хотя некоторые из них не прожарились со стороны, которая была дальше от огня, они были вполне съедобны.

Я сказала, что слишком взволнована, чтобы проглотить хоть кусочек, и все согласились, кроме Эдмунда, который посмотрел на меня в своей обычной манере, и я обнаружила, что когда замечаешь, что кто-то смотрит на тебя, сложно не смотреть на них в ответ..

После ужина мы сделали большую постель на сеновале, постелив одеяла, сняли обувь и забрались туда все вместе, не раздеваясь. Сначала Айзек, потом Эдмунд, я и Пайпер - в таком порядке. Мы собирались сохранять приличную дистанцию поначалу, но в конце концов сдались и сдвинулись поплотнее, потому что вокруг проносились летучие мыши, было слышно, как одиноко поют сверчки и квакают лягушки, ночь была холодной, а в голову лезли мысли о людях, убитых за миллионы миль от нас в Лондоне. Я не привыкла спать так близко к кому-нибудь, и хотя мне нравилось, что Пайпер, как обычно, держалась за мою руку, больше я чувствовала неудобство и боялась повернуться, чтобы не помешать остальным. Я уверена, что заснула последней.

Я слышала Джет и Джин в амбаре внизу под нами, и когда я думала, что Эдмунд уже давно спит, он тихо сказал, что собаки всегда находятся здесь во время окота овец, потому что в этот период больше всего нужна их помощь в сборе стада, и мы, возможно, мешаем им своим присутствием здесь. От тихого звука его голоса мне захотелось подвинуться к нему поближе. Я пододвинулась, и какое-то время мы просто молча смотрели в глаза друг другу, не моргая. Потом он повернул голову так, что касался своей щекой моей руки, закрыл глаза и уснул. А я лежала и думала, это ли я должна чувствовать, когда мой кузен касается абсолютно невинной части моего тела, к тому же полностью одетой.

Я лежала, чувствуя запах табака от волос Эдмунда, и ждала, когда придет сон. Я думала о картине, с которой мы однажды рисовали копию на уроке, она называлась " Затишье перед бурей". На ней был изображен старомодный парусник на гладкой поверхности моря, а небо за парусником было окрашено в золотые, оранжевые и багряные цвета. Казалось, это картина абсолютного покоя, если бы не иззелена-черная точка в верхнем углу картины, которая являла собой Шторм. Почему-то я часто думала об этой картине, наверно, из-за того чувства, которое испытываешь, когда ты знаешь, что что-то ужасное должно произойти, но никто на картине этого не знает. И если бы только можно было их предупредить, их судьба могла бы быть совсем другой.

" Затишье перед бурей" вполне подходящая фраза, которая могла придти мне в голову в этих обстоятельствах, неважно, насколько счастлива я была в тот момент. Учитывая, как я жила до этого, я научилась не ждать того, что все образуется, как это бывает в штампованных плаксивых голливудских фильмах, где слепая девушка, которую играет очередная звезда, претендующая на Оскар в этом году, и калека-парень чудесным образом исцеляются и все идут домой довольные.