ТЮЮЛЭЭХ-ЁРГЁНТЁЙ

(Борьба шамана с оспой)

Ётююлээх Ергёнтёй — дед Мытахского шамана Боруочан. Брат его (Ё. Ё.) Кыырчыт тоже был шаман. Последний бо­дался с Оспой и бежал от нее в тайгу, в Мытахский наслег. Когда он перекочевывал, сбежала одна кобылица с двух-травым жеребенком. Шаман вернулся за ней назад, но в это вре­мя Оспа подкараулила его и пожрала. Тогда его старший брат Ётююлээх Ёргён пошел и тоже стал бодаться с Оспой. Он победил ее и взял обязательство не бывать среди его потомков. Свой договор, как рассказывают, они записали на утесах речки Сини.

Примечания:

К гл.1.

Примечание: Фраза — «Ютюгэн Юрэйдин, Сах сарайдын»- старинная поговорка, произносимая, когда грозит какая-

либо страшная беда. Общий смысл — пусть не сбудется это, и да не допустят то того божества. По-видимому, когда- то «Ютюгэн» и «Сах» были главными божествами якутов. Эта поговорка употребляется очень редко лишь старозаветными

людьми.

В настоящее время у якутов понятие о «Сах», как о божестве, утратилось. Среди якутов Амгинского-Ленского плоскогорья существуют рассказы о том, что Сах — сын дьявола. Но однако благодаря консерватизму языка, особенно в поговорках, возможно восстановить древнее всеоб'емлющее зна­чение «Сах’а», как главного божества того степного народа, от которого происходят главные носители якутской культуры. Очень часто с уст якута вылетает ходячая и всем извест­ная поговорка— «Сах билэр». Говорится, когда человек что- либо не знает, затрудняется ответить: «Сах» знает. Здесь имя „Сах» совершенно безсознательно употреблено в смысле «бог», а вся поговорка тождественна с русским — «бог знает». С другой стороны эволюция религиозных понятий обычно старого бога превращает в дьявола. В другой ходячей поговорке — «Сах ыллын» — пусть чорт возьмет — «Сах» уже выступает, тоже безсознательно, со значением дьявола.

Поговорка, приведенная в печатаемом предании, спари­вает «Сах» с «Ютюгэнъом.». Значение последнего имени ясно: это —наименование матери земли и ея духа. (Ютюгэн иччитэ). Очевидно, речь идет о паре богов — матери земли и... отца неба.

Почти все наречия монгольских и турецких языков, в том числе якутский, сохранили слово «сах» (чак, шак, цах) —со значением — «время». Кроме того, «цахи-хо» по монгольски — высекать (огонь кремнем), по якут. «сагар»... цахигур- кремень, цахилган молния по монг., чокуур-кремень, чагылган- молния по якутски. Таким образом, «Сах» —имеет ближайшую связь с небесным огнем.

С выпадением начального звука «с» — «Ах», «Ак» — слово «Сах» сохранилось во многих тюркских наречиях — со значением белый. В монгольских наречиях «цаган» «саган» — белый, «цага», «цаган» — общее наимнование молочной пищи.

«Сага-хо»—доить по монг., «сааха»— (у бур. С.) —доить. Тот же корень находим в тюркских наречиях Алтае-Саянского нагорья — «саг» — доить, «сау» в других тюркских наречиях.

«Саумал» по кирг.— свежий кумыс, разбавленный свежим молоком, поэтическое название кумыса вообще. Этот же эпитет кумыса, без сознания его значения, сохраняется в поэтиче­ской речи и якутов — «саамал кымыс», но «саг», «сау» — перешли у них в «ыа», «ыыр»— доить.

Все приведенные слова сближают понятия — доить, белый молочная пища с небесным огнем и с летним жаром.

Не было ли «Сах» когда-то мифологическим именем солнца бога летнего жара и молочного изобилия? Степняки дневные часы измеряли по удоям кобылиц и коров, но естественными часами у них являются солнце и луна. В связи с изложенным наименованием «Сака», «Саха» можно понимать, как люди Сах'а, поклонники солнца.

К гл. 4

Примечание: «Айыы буолбут»— ставший Айыы. Это выражение употребляется как нарицательное имя для некото­рых общеизвестных духов умерших, а в отношении местного всем известного духа заменяет и собственное имя, ибо послед­нее предпочитают не произносить, боясь потревожить страш­ную особу. В древности, видимо, это было общим обозначе­нием всех тех умерших людей, которые по каким-либо признакам признавались ставшими духами. (По якутским понятиям не всякий человек превращается в духа). Поэтому наиболее правильным переводом этого выражения было бы — «просвятившиеся, ставшие святыми», если позволительно какое-либо сравнение первобытного народа с историческими.

В разговоре и в молитвенных обращениях слово «айыы» употребляется часто в одинаковом значении со словом «тангара», напр.: «айыылаах, тангаралаах киси» — человек, имею­щий духов — покровителей, свои божества; «айыыбыт, тангарабыт эргийдэ» — обернулся к нам наш святой дух, наше бо­жество; «агыс айынг артыалластын, тогус тангаранг догусуолластын» — пусть восемь духов покровителей да сопутствуют тебе, а девять твоих божеств да будут твоими провожатыми.

К гл. 5

Примечание 1: Рассказчик не определяет время этих галлюцинаций — днем или вечером, а также в лесу или в открытой местности. Весь Малтанский наслег живет среди дремучей тайги, до открытых мест Ленской долины, где жил рассказчик, верст 70—80, то, по всей вероятности, его иовое видение имело место в сумерах и в лесной полосе, каковая обстановка сама по себе располагает одинокого путника ко всякого рода размышлениям и обманам чувства в силу само­внушения.

К гл. 5

Примечание 2: Устин Павлов происходит из знатного рода, служил очень долго в улусных должностях — выборным и имел возможность бывать во многих углах улуса, вести беседы с знатоками старины. Постоянное общение с лучшими людьми улуса и с разным начальством развило в нем способность вести занимательные и интересные беседы. В молодости, по его словам, умел сказывать былины и славился как известный певец. Но после того, как во сне и наяву стали чудиться звуки пения, он бросил петь и сказывать былины. Среди якутов распространено суеверное понятие, что избранный, особо талантливый певец вызывает соперничество певца-духа. Эта борьба с духом якобы порождает несчастье.

Павлов особенно почтительно отзывается о своих отдаленных предках, культовое почитание имен которых ему, по-видимому, по натуре присуще. Его отец Устин Павлов был головою улуса.

К гл. 6

Примечание: По якутским понятиям волчий мех — самое теплое зимнее одеяние. Имущие люди надевают волчью одежду в самую сильную стужу.

Кроме того, в древности богатых и знатных людей, иму­щих шаманов хоронили в волчьей одежде. Подстилка волчьей шкуры под сиденье служила знаком высокого почитания и глубокого уважения к человеку. По-видимому, это была при­вилегия знатных и должностных лиц.

гл. 6

Примечание: Якуты для определения понятия «звезда» имеют два слова — «сулус» и «чолбон». Первое слово значит просто звезда, а второе употребляется, как название таких звезд, которые меняют свое положение на небе, то появляются, то исчезают. Но в настоящее время общее понятие о пла­нете почти исчезло и сохраняется только в связи с Венерой, для которой слово «чолбон» стало как бы ее собственным именем. Однако в легендах, как видим, допускают сущест­вование и других «чолбон» (т. е. планет).

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Джобулга— местное название одного наслега в Западно-Кангаласском улусе, вернее — одного рода в нем. Наслег официально известен под именем 1-го Мальжегарского. Земли этого наслега находятся на острове «Тоён-Арыы» («Главный Остров»), который по своей величине является самым большим по всей Лене и одним из наиболее удобных и плодородных. Население в Джобулгинском наслеге считается богатым и скотоводческим в виду обеспеченности хорошими покосами и лугами.

Старинные религиозные обряды и представления, по преимуществу связанные с хозяйственной жизнью якутов, а именно — с разведением кон­ного и рогатого скота, лучше всего сохраняются в богатых скотоводче­ских районах, а из отдельных хозяев старой традиции придерживаются, главным образом, владельцы крупных табунов конного скота.

2. «Ыйык-мас». «Мас» — значит дерево, а «ыйык» не совсем понятное слово. Но по смыслу — оно, как прилагательный эпитет к слову «мас», должно указывать на какое-то особенное свойство или значение этого дерева. В якутском языке имеется близкое по созвучию слово «ыйаах»- указ, приказ, повеление, судьба, рок, предопределение. Если «ыйык» признать видоизменением слова «ыйаах», то все выражение «ыйык мас» означало бы — «дерево судьбы», предопределяющее жизнь человека, в данном случае и шамана, так как он становится таковым, по понятиям якутов, вследствие наследственного предрасположения и принадлежности к древнему шаманскому родословному древу. Из глубин седой древности идет шаманский род, в отношении которого данный шаман будет только одной из многочисленных его ветвей, одним из отростков.

Вот почему в отношении шаманов излюбленным символическим образом является большое дерево, корни которого теряются в глубине веков, а вершина уходит в даль грядущего. Так как ряд шаманских поколений представляется непрерывным, начиная от мыслимого перво-шамана, то дерево, символизирующее весь шаманский род, должно казаться действительно величественным.

3. «Кыдай-Бахсы» — мифологическое существо, относящееся к числу хтонических подземных божеств и в дохристианской религий якутов игравшее очень важную роль. Он в настоящее время является специальным богом- покровителем кузнецов, их первоучителем и праотцом. По некото­рым данным, он в таком же отношении стоит и к шаманам, точно так же и к царям. В богатырских былинах якутов постоянный его эпитет — «предок кузнецов и царей, ханов» («уусхаан тёрдё»), а у северных якутов, у которых яснее сохранились древние представления, этот сложный эпитет служит и его собственным именем без добавления «Кыдай-Бахсы». Между прочим, слово «багши» по-монгольски — учитель, наставник (см. словарь Бимбаева), а по Тарскому и Джагатайскому наречиям тюркского языка «бахши»—врач-колдун (См. Радлов — «Опыт словаря тюркских наречий»); оно известно также и манчжурам.

Северно-якутское имя — «Уус-Хааи», несомненно, есть общеизвестное южным тюркам имя легендарного Огуз-хана, праотца и Адама всех тюрк­ских племен, но только в слове «огуз» или «огус» — сочетание первых трех звуков — «огу» перешло в долгий гласный «у» и получилось «уус» вместо «огус». Монгольский письменный язык вполне отчетливо сохранил процесс образования долгих гласных—«а», «у», «о», «э» путем сокраще­ния— «ага», «ого», «эгэ», «агу», «угэ», «уха» и т.д. Например, уула — гора — пишется «агула», гуун — кобылица — пишется «гэгун», аали — ти­хий— пишется «агали», баатор — богатырь — пишется «багатор» (рус­ский и якутский язык сохранили это слово именно в этой древней фор­ме — «богатырь» якут. — бахатыыр и баатыр). Среди ученых —линг­вистов по поводу происхождения долгих гласных в тюрко-монгольских языках нет единогласного решения.

Поэтому, якутское слово «уус» — кузнец, мастер, умелый, искусный, а также — род, поколение, предок (слово «ус» со значением ловкость, искус­ство, искусная работа — сохранилось и у южных тюрков, а также и в ос­манском наречии — «уз»)—нужно рассматривать, как производное от «огус». Древние тюрки по своему легендарному тотемистическому предку называли себя огузами, т. е. быками), а в летописях разных народов из­вестны под общим наименованием огузов, гузов, узов и т.д. Эти слова, наверное, и понимались в нарицательном значении народа — быков и куз­нецов. В русском слове -«кузнец»- слышатся те же звуки — «гуз».

«Кыдай-Бахсы» всегда представляется кузнецом: живет в подземном мире и беспрерывно кузнечит. Иногда в богатырских былинах ослабевшие богатыри спускаются к нему и ложатся в его горн, чтобы закалиться и окрепнуть. Он кует все богатырские доспехи, подобно греческому Гефесту.

Несмотря на то, что К.-Б. живет под землей, где, по воззрениям яку­тов, обитают бесы (есть еще и верхние бесы), он представляется благоде­тельным существом, так как от него люди впервые получили дар кузнеч­ного искусства, по-видимому, и шаманства. Иногда он, якобы, причиняет болезнь своим потомкам, отпрыскам древних кузнецов, чтобы обратить их к забытому родовому ремеслу. Тогда потомок кузнеца должен через шамана принести ему в жертву пороза черной масти и приняться за свое наследственное занятие. По понятиям якутов, только при этих условиях болезнь проходит. В этом отношении наблюдается полное тождество кузнецов и шаманов. Последние тоже, как это видно из совокупности всех печатаемых преданий, принимаются за ремесло своих предков только после тяжкой болезни.

В имени этого предка кузнецов и шаманов интересным представляется первое слово — «кыдай», которое иногда звучит — «кудай бахсы». Корень этого слова, — «кут» или «куд»— у якутов значит — душа, встречается же в древних и современных турецких наречиях (Османском, Кара-Киргизском, Телеутском, в древн. Уйгурском и Орхонском тюркских наречиях. См. Радлов. «Опыт словаря тюрк. нар.», вып. 100, с. 990) со значением «счастье» и в других производных значениях. Как это ни странно, с таким же значением — счастье — встречается и в тунгусских наречиях (см. «Тунгусско-русский словарь» Е. П. Титова, 85 стр.): «куту, куты- счастье» у северо-байкальских и витимских тунгусов, зарегистрировано также и у илимнейских тунгусов с таким же значением (мои записи). С тем же значением усвоено и монголами «хутог» — святость, счастье достоинство, а также «хутугто»—святой, достигший спасения, титул духовных особ и перерожденцев в северном буддизме (см. Бимбаев, Слов. Монг. языка, 71 стр.). Со значением перерожденца это слово, встреча­ется и в якутских шаманистических представлениях, а именно, среди се­верных якутов существует понятие о так наз. «кут-ого» (душа-ребенок), который якобы является вторично рожденной душой ранее жившего че­ловека. В Намском улусе мною записано также предание о легендарном шамане с именем «Кут-Ойун» (шаман-перерожденец).

В богатырских былинах слово «кудай» встречается в смысле счастли­вый, благодатный, напр., «кудай киинэ» — счастливый центр; так поется про широкую равнину, местожительство былинных богатырей. В 4-м Мальжегарском наслеге Западно-Кангаласского улуса «кудай» служит собст­венным именем одной равнины, которая по своему местоположению, удоб­ству и красоте является одним из лучших мест, летников в этом районе. По-видимому, этим именем древние якуты хотели подчеркнуть особо счастливый, благодатный характер местности.

У южных тюрков «кудай», «худай», «худа» значит бог. Ученые линг­висты полагают, что это слово заимствовано тюрками из персидского язы­ка (см. Радлов. «Опыт Словаря тюркс. нареч», вып. 10, с. 998, и вып. 12. с. 1736), как и все то, что служит признаком какой-либо высшей культуры.

4. Слово «аллараа» можно понимать двояко: или это — внизу, в подземном мире, или же, при ориентировке по течению рек или речек, - здесь же, на земле, но только ниже по течению. В данном случае, по упоминанию полумифической горы под названием Джокуо, которую якуты обычно помещают где-то на Лене ниже устья р. Вилюя, или за Жиганском, нужно думать, что слово «аллараа» употреблено во втором смысле.

5. «Эттэнии» от «эт» — мясо, тело, туша; «эттэнэр» — глагол — рубить на куски скотское мясо, свежевать, разрубать тушу на отдельные части.

«Эттэнии» или «эттэтти»— разрубание, рассекание на части.

Второе значение глагола «эттиир» — наносить побои, бить, колотить (кого).

6. «Лу» дракон. «lyi (А. Г.) луi — дракон». (См. Радлов. Опыт Слова­ря Тюрк. нареч, вып. 15).

Лу—дракон (См. Русско-монголо-бурятский словарь Подгорбунского. 79 стр.).

Лоу — дракон, мифическое существо. Лоуин дагун —голос дракона, гром. Лоу сара — третья луна, последний весенний месяц. Лоу цаг — время от 7 до 9 ч. утра (См. Бимбаев. Русско-Монгольский словарь, 108 стр.).

Весьма возможно, что якутское «Луо» есть пережиток древне-тюркского и монгольского — лу, лоу — дракон, мифическое существо. В настоящее время якуты утратили понимание его смысла. Но у них существует дру­гое слово, близкое по звуковому составу к упомянутому «лоу», а именно «улуу», со значением великий, важный, гордый, страшный. Это слово в качестве постоянного, излюбленного эпитета сочетается с мифологическим представлением персонифицированного неба, точно также и земли, напр., «улуу халлаан»— великое, грозное небо, или «улуу дойду»—великая страна и, наконец, Улуу Тойон — имя древнего грозного божества, олице­творения морозного неба. Несомненно, что в этом последнем значении «улуу» близко к «лу», «лоу» — дракон и гром, которые являются бли­жайшими символами неба.

7. Чёнгкёйдёёх-Аньага — собственное имя, не имеющее важного значе­ния.

8. Употреблено слово — «дабайар» — подниматься по склону горы.

Современные якуты местожительство так называемых «верхних духов»

представляют неопределенно: у одних это вообще страны, лежащие выше по течению реки (на юге), а некоторые поясняют, что это где-то на не­бесах.

По-видимому, когда-то под «верхней страной» разумелась в якутской мифологии страна на юге, выше по течению главной реки, куда нужно подниматься, как будто на гору.

Очень возможно, что на старой родине якутов были высокие горы, расположенные в верховьях реки, где предполагалось обычное местожи­тельство духов-предков, наподобие греческого Олимпа. Затем, якуты, все время двигавшиеся с далекого юга на север, не могли не сохранить представление о своей прежней родине, где остались души предков, как об оставшейся на юге, выше, в верховьях рек, текущих в Ледовитый океан.

9. «Джагыл» — большие пятна в масти лошади около передних лопа­ток на шее, с обеих сторон, которые в религиозных представлениях яку­тов символизируют крылья коня. Лошади, отмеченные такими пятнами, являются наиболее излюбленными для посвящения верхнему духу, Кунньаас— Ойун’у, или Кинээс— Ойун’у. Этого духа чаще называют «Джагыл — Атыырдаах» — т. е. «имеющий жеребцов с крыланом».

Добавление слова «бар» м. б. характеризует масть крылана у лошади—«бар-джагыл»—темный крылан, или может означать — поголовно все, т. е. все жеребцы этого духа имеют такой признак. Слово «бар» в якутском языке употребляется для обозначения: множества, густоты, всей совокупности, всех присутствующих, напр., «бар — джон истинг» - все люди (присутствующие), слушайте, или — «бар хара тыа» — густой, черный лес. В былинах иногда упоминается «бар-кыыл», какой-то мифический зверь, надо полагать, отголосок воспоминаний о тигре, который у монголов и у южных тюрков известен под названием — бар, или барас, так же, как и у бурят. Впрочем, и у самих якутов тигр, иногда забредающий с Амура, известен под названием — «баабыр», которое можно рассматривать как изменение древнего «бар» (см. Э. К. Пекарский — Якутский словарь и И. П. Будищев — Русско-якутский словарь).

10. Вода источника «гибели и смерти» — древнее мифологическое, вернее, поэтическое представление, которое теперь большинство рядовых якутов уже не понимает. Этот образ, как можно полагать, возник в свя­зи с представлением и сравнением жизни с течением реки: жизнь не стоит — она постоянно течет и изменяется: то, что было сегодня, уже не повторится вновь, жизнь — постоянная смена поколений, лиц и новых событий. На этой реке жизни наблюдаются, так сказать, два потока, текущих в противоположные стороны: один поток радости, счастья, обилия, роста, размножения, а другой — поток горя, слез, крови, плача и стона. По одному руслу струится молоко, символ довольства и изобилия, а по другому — слезы и кровь. Первый поток является в результате про­мысла одних духов, заботящихся о жизни, о благополучии людей, а дру­гой поток — от демонов, бесов, которые стремятся разрушить все то, что создается первыми.

К явлениям первого порядка имеют отношение так называемые «айыы ойуна»— белые шаманы, жрецы светлых духов, которые должны были уступить свое место христианским попам. (Якуты приняли христианство 150 лет тому назад). К явлениям второго порядка имеют отношение «абаасы ойуна» — шаманы бесов, которые сохранились и до настоящего времени, так как их заместители — врачи—до сих пор далеки и недо­ступны массам.

11. У северных якутских шаманов сохранился особый обряд, так назы­ваемый «кётёгюнюю» — поднятие самого себя. Шаман, долго не совер­шающий камлания, иногда хворает, лежит на постели, или, случается, во время мистерии, вселив в себя духа, сказывается больным, якобы духи, обидевшись на что-то, причинили внезапную болезнь (у шаманов много всяких приемов, при посредстве которых они внушают народным массам реальность существования своих духов). Тогда совершается особый обряд «поднятия шамана» с хоровым пением. Веревкой, свитой из волоса (айыы ситимэ—божественная нить), обвязывают лежащего шамана вокруг талии, а другой конец веревки прикрепляют к крестовине бубна. Пение хора сопровождается боем в бубен. Постепенно шаман начинает подпевать с другими, приходит в себя. Наконец, им овладевает привычное вдохновение, он становится на ноги и долго поет, умоляя, «восхваляя» своих духов. В данном случае хор поющих как бы вызывает в шамане вдохновение, или, как говорят якуты, — кёгютэр, т. е. возбуждает, разви­вает в нем охоту.

Возможно, что обряд «поднятия» рассекаемого шамана с хоровым пе­нием, упоминаемый рассказчиком, совершался так же, как в северном якутском шаманизме, тем более, что и там, и тут преследуется одна цель — умилостивить духов пением и вылечить шамана. По шаманской идеологии, призываемый к шаманству потому и наказывается духами, что противится их велению, не берется за бубен и не поет священные гимны. Неофиту трудно одному начать священнодействие, поэтому для начала могло требоваться участие хора. Не исключена возможность и того, что в древности мог существовать особый, важный и сложный об­ряд — поднятия души будущего шамана с его гнезда старыми шаманами, сопровождаемый умилостивительными жертвами.

Все представления, связанные с «эттэнии» шаманов, рождением их от духов и т.д., очевидно, развились в древнейшую эпоху господства чер­ного шаманизма, в период культа ездовых животных до быка включи­тельно.

12. Якуты вообще придают слову, а особенно складной, гармонизиро­ванной речи в песнях, особое, как бы чудодейственное, значение.

Человеческое слово, по их понятиям, — «иччилээх», т. е. само по себе имеет какую-то внутреннюю силу и привлекает внимание духов. Поэтому хорошие певцы воздерживаются от пения, а каждый человек должен ос­терегаться употреблять сильные выражения. По той же причине сущест­вует целый ряд предписаний не произносить особенно важные, чтимые имена живых или мертвых людей и даже страшных зверей.

Коллективное же слово, направляясь по одному руслу, может причи­нить людям страшный вред; «джон тыла хонон киснни кусагангнга тиэрдэр»—слово, молва народная (предполагается укор в чем-либо), сосре­доточиваясь на человеке, доводит его до несчастья.

Интересна поговорка: «джон тыла—уот кымньыы» — слово народное— огненный бич.

С другой стороны, слову придается и обратное значение —благодетель­ное, возвышающее: «джон тыла кётёгён баччага тиийдибит» — мы дожи­ли благополучно до настоящих дней потому, что слово народное нас ог­раждало, приподнимало. «Онноогор абаасы алгысы ылынар»— даже злой дух, и тот приемлет и сдается на словословие и моление.

Духи особенно любят красноречивое слово, образное, складное «юёрэ—джюёрэ» — ритмичное, гармоничное. Иччи (силу и хозяина) — имеет именно такое слово. Вот почему, по народным воззрениям, знамени­тые певцы, сказатели былин бывают несчастливы, ибо складным словом они будят духов природы, «от мас иччите сосуйар, абаасы ылласар" - пугливо вздрагивают духи растительности, подпевают злые духи. (Ср. Серошевский — Якуты, с. 693).

Несомненно, у якутов шаманизм находится в теснейшей связи с развитием народной поэзии и с проявлением дара поэтической импровизации. В первых стадиях развития религия и поэзия были неотделимы: если говорить о сути вещей — то религия была поэзией, а поэзия была религией.

По древнейшим понятиям якутов, первый признак явления духов это обретение человеком дара поэтической импровизации. Среди них есть немало скептиков, которые отвергают и шаманских духов, признавая их просто за «тыл иччитэ», — т. е. оживление словесных образов. Недаром и ораторское искусство у них находится в большом почете. (Ср. с. Логосом).

13. «Сиэн уруу»— термин, обозначающий родство, возникающее из брака: так называются нисходящие потомки женщины в отношении всей ее отцовской родни (т. е. ее девического рода), все мужские представи­тели которой для первых будут «таай уруу». У якутов, как у бурят и у монголов, «таай уруу» — материнская родня—считается выше, дороже от­цовской. По родовым традициям они, независимо от степени близости, всегда почетные гости. Это обстоятельство, по-видимому, стоит в связи с идеализацией женщиной- матерью своего девического периода, когда она не знала еще житейских невзгод и гнета супружества. Это чувство пере­дается от матери к детям, тоже привыкающим с особым благоговением относиться к ее отдаленным братьям, дядям и т.д., которые при редких своих посещениях принимаются с исключительным уважением и помпой. В богатых и родовитых семьях, соблюдающих традиции старины, приезд «таай уруу» обычно приурочивается ко времени устройства весенних ре­лигиозных праздников, связанных с культом предков. На этих праздниках приезжая родня, в качестве почетных гостей, принимала из рук жрецов первые кубки с божественным напитком — кумысом- непосредственно вслед за угощением богов и святых покровителей.

В силу указанных причин у древних якутов, наверное, и у других но­мадов, развился культ материнской родни и обычное представление о том, что души знаменитых шаманов нисходят и чаще перевоплощаются в бо­ковых, дочерних линиях. Где культ, поклонение, похвальные речи, обиль­ное угощение, там и зарождаются духи, происходит персонификация воспоминаний о давно умерших людях. Нет ничего удивительного в том, что эти — «психологические персоны», образы умерших сильнее давят на со­знание и дольше живут там, где когда-то их принимали, как богов, с по­клонами и дарами.

14. Якуты отличают обыкновенное пение от шаманского. Последнее передается словом «кутурар», что значит — быть одержимым душой (кут), бесноваться, т. е. поет не сам шаман, а, будто бы, та душа, которая вселилась в него. Напев при кутуруу значительно отличается от простого пения: поют грубым голосом, порывисто, с беспрестанным мотанием головой и не глядя на людей.

15. Рассказчик в данном случае употребил слово «мэнэрийэр», которое употребляется в отношении пения женщин, одержимых припадками исте­рии. Это, по-видимому, более древнее слово имеет тот же смысл, что и «кутурар», так как в древности душу умерших, по преимуществу шама­нов, называли «мэнгэ», отсюда «мэнэрик»— тоже одержимый душой.

16. Очевидно, что медведи, в качестве носителей души шаманки после ее смерти, включены в рассказ для подтверждения тунгусского происхож­дения ее духов.

17. «Хомусун»—так якуты называют способность некоторых шаманов показывать сверхъестественные фокусы силою своих духов. Они будто бы могут прободать свой живот ножом без вреда для себя, удлинять шею, перебрасывать предметы на расстоянии по воздуху. Все эти фокусы, су­ществующие только в рассказах, якуты обычно объясняют способностью шаманов действовать на зрение людей, создавая коллективные иллюзии, галлюцинации. Оки говорят: «шаман связывает, путает зрение человека». Само собой разумеется, что среди якутов, как и всякого другого народа, наряду с разумными и трезвомыслящими, немало и простаков, которые все россказни о шаманах принимают за чистую монету.

Во всяком случае, знакомство со всем складом мышления якутов, с об­щим мировоззрением их доказывает, что современный черный шаманизм является только пережитком давно прошедшей древности, который бы­тует до настоящего времени в силу консерватизма большинства народ­ной массы, тогда как верхушка народа, может быть, позднейшие его за­воеватели, давно, возможно, несколько тысяч лет тому назад, выработала иное религиозное мировоззрение.

Шаманские мистерии у якутов всегда совершаются ночью в юрте, где царит полумрак, так как при камлании не разрешается поддерживать пы­лающий, яркий огонь. Затем, шаманы свои фокусы показывают только в конце долгих, утомительных мистерий, когда и без того уставшие за день люди под действием мерных, однообразных звуков бубна и тоже однотон­ной, гармонизированной песенной речи находятся в особо благоприятных условиях для внушения. Обычно, к тому времени некоторые уже дремлют, и нет ничего удивительного в том, что ими воображаются всякие чудеса, которые находятся в согласии с бытующими в народе легендарными ска­заниями о так называемых великих шаманах. Post factum господами по­ложения часто оказываются наиболее легкомысленные субъекты с раз­витой фантазией, которые пускают слухи о том, что, якобы, они сами ви­дели своими глазами, слышали собственными ушами. Нередко якуты для большей убедительности своих рассказов прибегают к приему создавания «были» о том, чему они сами и такие-то (имя-рек) были «очевидцами». Первоначальная полусознательная ложь позже, по мере повторения, пре­вращается в непреложную истину даже и для самого рассказчика.

18. «Бута» у южных тюрков и у монголо-бурят — название быка-производителя. В якутской речи это слово утрачено, быка-производителя называют «атыыр огус» (атыыр — самец, а огус—бык вообще). В виде пережитка слово «буга» (сохранилось, однако, в некоторых выражениях, например про сильного человека говорят «буга киси» — крепким, мощный, сильный человек. По-видимому, пороз — «буга» был символом силы и мощи. Тюрко-монгольское слово богатырь, усвоенное и славянами, имеет своим корнем именно «буга». У якутов бугатыыр, бухатыыр, или сокращенное «баатыр», «боотур»; у монголов — багатор, баатор. От «буга» у якутов, наверное, происходит и слово «бёгё» —крепкий сильный, отсюда и бёгёс—силач, богатырь. (Наверное, отсюда и бек, беки—древне-тюркское дворянство: в Орхонском тюрк. языке—бэг, бэглэр).

19. «Мытаах» — название одного из наслегов Западно- Кангаласского улуса, расположенного на плоскогории между Леной и Вилюем по притокам речки Сини. Это один из наиболее глухих углов улуса, оторванный от культурных центров, где сохранились древние понятия и представления якутов. Население исключительно занимается скотоводством и отчасти охотой. Хлебопашеством вовсе не занимаются. Издревле здесь был силь­но развит шаманизм. Мытахские шаманы искони совершали гастроли по ленским наслегам своего улуса, где нет своих шаманов. По сохранившимся народным преданиям, главы Мытахских родов были одновременно и шаманами, и князьями (родовые, наслежные старосты) в течение несколь­ких поколений. Один аристократический род, а именно фамилия Стручко­вых, по рассказам стариков, в числе своих предков насчитывает девять поколений шаманов, идущих преемственно один за другим, которые одновременно были главами своей административной единицы. По-видимому, этот порядок вещей господствовал когда-то среди части якутского племе­ни, как обычно-правовое явление.

20. Хара-Суорун — одно из многих имен древнего якутского божества. Хара — черный, суорун образовалось от слов «суор»—ворон. В богатыр­ских былинах это божество именуется Мэнгэ-Суорун, или Бэкэ-Суорун. Мэнгэ (Бэкэ) — эпитет, обычно прилагаемый к небу, говорят — мэнгэ, или мэнгиэ халлаан. В древности говорили и менгэ тангара (тангара — теперь употребляется в смысле — бог, но когда-то имело значение тоже неба). Бетлинг совершенно правильно сближает это слово с монгольским «мунгкэ» — вечный, вслед за ним это делает и Пекарский в своем словаре. Однако у современных якутов это значение слова «менгэ» утратилось, в выражении «мэнгие халлаан» этому слову скорее придается значение высокий, недосягаемый. Если стая птиц летит слишком высоко, говорят - «мэнгие халлаангнга тагыста» — залетела (достигла) в высокое небо.

Якутские мифологические представления заставляют признать, что это слово произошло от слова «мингэ», общее название ездовых, вернее, верховых («миинэр»—ездить верхом) животных — быка, коня. Голубое небо когда-то представлялось в образе жеребца, еще ранее, вероятно, в образе быка-пороза. Весь скот представляется детьми пары богов: быка-неба, и земли-коровы, позже эта пара сменилась другой — жеребцом и кобылой.

Здесь мы сталкиваемся с тотемистическими воззрениями древних скотоводов. Дальнейшей эволюцией этого слова является наверное и слово «монгол», которое было именем божества — покровителя скота — «Монгол- Тойон». (У бурят — «монгол» тоже имя божества, покровителя конного и рогатого скота).

В былинах к упомянутому божеству прилагаются эпитеты — «Хасыытыыр— Хара—Суорун, Улуутуйар—Улуу— Тойон» т. е. «Кричащий Черный Ворон (или Воронов)» и «Важничающий (величающийся) Великий Повелитель» (многие «тойон» переводят — «господин»).

Судя по постоянному применению эпитета — «мэнгэ», нужно придти к заключению, что «менгэ — суорун» было божеством неба, которое позже вытеснено новым божеством — Айыы Тойон, который в религиозных легендах является младшим братом первого.

В настоящее время под именем «Улуу Тойона» он олицетворяет собою скорее злую силу, являясь в роли дьявола антиподом бога. Но тем не менее, во всех легендах и религиозных сказаниях отчетливо проступает его прежнее божественное значение.

По распространенным сказаниям якутов—ворон считается сыном Улуу-Тойона, в древности ему поклонялись, как божеству, воспрещалось под страхом жестокого наказания убивать ворона. Мертвого ворона якут обязан был поднять и почтить, положив на ветки дерева. Ворон умирающе­му от холода предку приносит огниво и кремень. По сказаниям северных якутов, он спасает человека, разрядив настороженный на дороге самострел.

21. По объяснению рассказчика, под нижней одеждой нужно понимать женские короткие штаны (сыальльыйа).

22. «Сёбюргэнэ» — две продольные балки в якутской юрте, которые кладутся вдоль ее стен. Так как потолок якутской юрты настилается по­като и в середине юрты приподнят на толщину одного бревна над край­ними балками, то с двух сторон юрты эти сёбюргэнэ образуют род полок, куда кладутся разные вещи.

23. «Джаанай»—название одного из главных родов Мытахского наслега.

24. «Ёксёкюлээх — Ёргён» — имя легендарного шамана, распространен­ное повсюду среди якутов. Имя это носит нарицательный характер. Ёксёкю — имя священной шаманской птицы—орла, а ёргён — означает свитую из скотской кожи веревку.

25. Дух, насылающий оспу, представляется якутам в образе русской женщины. Называют ее просто «хотун» (госпожа, княгиня), боясь назвать по имени.

В связи с эпидемиями кори и оспы у якутов сохранилось понятие «кириэстэтэр» (налагать крест). Так называют случаи легкого заболевания, гарантирующие человека от повторных заболевании. Дух (болезни) как бы налагает на человека знамение креста в знак того, что он в дальнейшем будет пощажен. Крест служит символом защиты и спасения. Затем, у древних туранских племен язычников был обычай наложения на лбу креста при эпидемиях.