В УРАЛО-АЛТАЙСКОМ ШАМАНИЗМЕ

(К вопросу об «умирающем и воскресающем боге»)

С предисловием А. Окладникова

Предисловие

Работа Г. В. Ксенофонтова, с ее несколько странным, на первый взгляд, заголовком, заслуживает серьезного вни­мании не только специалистов- этнологов, но и наших антирелигиозников- массовиков.

Тов. Ксенофонтов располагает значительным этноло­гическим материалом, в том числе данными по шаманству, собранными среди якутов, тунгусов и бурято- монгол. Эти ма­териалы, сами по себе, имеют огромную ценность для каждого антирелигиозника, занимающегося добросовестным изучением истории религии, так как позволяют дополнить прочно уста­новленные и общепринятые среди антирелигиозников Куново- Степановские схемы местным материалом, данными краевед­ческого характера и, в известных случаях, ввести некоторые коррективы в старые построения. В порядке обработки и систематизации собранного материала по верованиям Сибир­ских туземцев, частично уже опубликованного, и написана статья о «Культе сумасшедших в Урало-Алтайском шама­низме».

Основные положения автора отличаются большим своеоб­разием и оригинальностью. В статье намечается целая схема эволюционных этапов «кочевого быта», определяемая сменой отдельных видов ездовых животных, в качестве основной ра­бочей силы. Схема начинается с собаки, продолжается оле­нем, переходит к быку, потом к лошади, а последняя сменя­ется культом человека-раба. Автор статьи, перебрасывая мостики от неолитического охотника к рабовладельческим культурам древнего мира, непосредственно связывает технику с идеологией. Он утверждает, что «страдание» животного под ярмом послужило фактической базой для образования идеи страдающего бога. Такова основная концепция статьи.

Дальше, автор выводит шаманский ритуал из подражания обожествленному животному, вплоть до воспроизведения жертвенной смерти последнего, в виде якутского «эттении» — воображаемого рассечения и пожирания духами тела шама­на, представляющего собой бога-животного. Отдельными на­меками автор позволяет сделать вывод о происхождении культа страдающих богов древности (Аттис, Озирис и друг.), из этого первоисточника верований и обрядов «Урало-Алтайских племен», которые при своих позднейших переселениях принесли их в среду остальных народов старого света.

Не имея возможности подробно остановиться на всех де­талях, считаю необходимым кратко отметить несколько основных моментов, с которыми нельзя согласиться в силу наших принципиальных и методологических разногласий с автором статьи.

Его схема развития кочевого быта имеет несколько про­извольный характер и неприменима ко всему миру, ибо че­ловек в различных физико-географических условиях земного шара эксплуатировал и много других животных. Под схемой отсутствует историко-археологический материал, который, безусловно, необходим в данном случае для изучения смены отдельных культурных этапов.

Культ животных в своем разнообразии (например, почи­тание медведя, змеи и друг.) не вмещается в рамки указан­ной 4-х членной формулы от собаки до лошади. Изучая тотемический культ животных, он допускает, неверную с методо­логической стороны, психологическую мотивировку для объяс­нения его возникновения в виде чувства благодарности и да­же угрызения совести (в случае с рабом). Характерно для автора даже внешнее противоречие в его аргументации — ссылки на обоготворение дикого животного — волка, вместо собаки, тура и яка, вместо быка, которое на деле вскрывает сущность тотемизма в хозяйстве бродячих охотников и в их социальной организации. Обходя взгляды на тотемизм, как продукт определенных социально-экономических взаимоотно­шений в первобытном обществе, порождающих и мистерии с целью размножения животных, автор схемы ударяется в крайний психологизм при об'яснении шаманского «сумасшест­вия», тогда как традиционные формы шаманских мистерий с разыгриванием роли животных находят свое объяснение в пра-тотемизме б. м. верхнего палеолита. Марксова схема влияния базы на надстройки обращена головою вниз при по­мощи «наивного стремления жрецов уподобиться богу», хотя в статье выпукло описана настоящая тотемическая мистерия шаманского камлания.

Попытка вывести мифы Востока из религиозных верований Урало-Алтайских племен грешит против правила «оди­наковые причины порождают одинаковые и следствия», кото­рым предусматривается параллельное развитие идеологических явлений на разобщенных территориях из аналогичной со­циально-экономической базы и суживается роль культурного заимствования, безоговорочное признание которого, в итоге приводит к мысли о народах и расах- первоносителях «боже­ственного огня» и специальных избранниках «провидения» на роль культурных учителей. (Работы Вильке, Моргана и др.)

Ссылка на авторитет К. Маркса не скрывает бессознатель­ного, быть может, стремления вывести всю культуру от бере­гов Ледовитого океана, что напоминает труды сторонников культурного превосходства арийцев. Хотя в данном случае пан-азиатская тенденция и обусловлена естественной реак­цией на традиции ученой и неученой русификаторской мысли и административной практики старого времени, но для марк­систа пан-азиатская тенденция неприемлема в равной мере, как и пан-арийская.

Разобранные теоретические построения в своей основе имеют не диалектический, а механистический подход к выяс­нению взаимодействий производственно-экономической базы с идеологической надстройкой, причем все своеобразие от­дельных фактов приносится в жертву одной центральной идее — наличия в религии культа трудящегося животного. Такие методологические приемы далеки от метода диалекти­ческого материализма.

Отмеченные моменты не умаляют ценности фактического материала в работах тов. Ксенофонтова и последние заслуживают использования в безбожной работе, особенно в области изучения тотемистических обрядов и пережитков в современном шаманстве. По сравнению с такими этнографи­ческими работами, отвечающими якобы антирелигиозному за­казу, где шаман наделяется «особой неизвестной нам силой», эта работа представляет отрадное явление, как попытка ма­териалистического истолкования вопроса о происхождении и сущности сибирского шаманства.

А. Окладников

ОТ АВТОРА

Настоящая статья была приготовлена в качестве теоре­тического введения к сборнику материалов по шаманству, под заглавием «Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов». (См. вып. II «Очерки по изучению Якутского края». Особ. прилож. Изд. Якутской секции ВСОРГ0. Ирк. 1928 г.), но не могла быть напечатана при сборнике по неза­висящим от автора обстоятельствам.

Ныне, получив возможность издать эту статейку, я не ре­шился переработать ее для придания более самостоятельного характера и выпускаю в виде отдельного приложения к упо­мянутому сборнику в том виде, как она сложилась у меня в августе прошлого 1928 года.

Статья является лишь более подробным развитием крат­ких тезисов, напечатанных в № 1—2 «Бурятиеведения» за 1928 год.

26 января 1929 года.

Г. Иркутск.