Борьба быков и коней

(Важнейшие этапы кочевого быта)

Начальные стадии шаманистических представлений, обус­ловленные собаководческим хозяйством приполярных обита­телей (которые одновременно были рыбаками) и оленеводче­ским (совместно с охотой) в полосе северной тайги, не могли не исчезнуть под напором более полных религиозных воззре­ний, обусловленных длительными эпохами быководства и коневодства, распространявшихся последовательно из центральных степеней во все окраины Старого света. Причем бычьи воззрения, отступая от напора идеологии табунного коневодства, как нужно предполагать, консервировались в глухой се верной тайге и в южных полуостровах, защищенных со стороны степей высокими горными хребтами, где произошло первое оседание кочевников и переход их к земледельческому труду с использованием живой силы быков и порабощенных туземцев—плодособирателей. Таким образом, историческая дата образования оседлых культур в долине Тигра, Евфрата и Нила должна устанавливать и начало полной гегемонии в центральных степях коневодческого хозяйства и культуры. По тем же соображениям Минусинскую бронзу с пирамидальными курганами (Все виденные автором этих строк курганы в при-Абаканских степях имеют четыреугольное основание. В Бирской же степи, защищенной от действия ветров горами лесами, некоторые курганы сохранили отчетливые пирамидальные грани) и быко-образными каменными изваяниями (курганные бабы) нужно признать родными братьями Месо­потамской и Нильской бронзы с пирамидами, пирамидальными храмами (зиккураты), быко-образными керубами, аписа­ми и т. д.

В египетских религиозных сказаниях бык-Озирис, растер­занный злым братом, вероятнее всего, есть идеологическое отражение неравной борьбы быководов с конниками за обладание степными просторами. К перепевам того же сюжета нужно отнести и древнейший миф об изгнании первых людей из блаженного Эдема с необходимостью — «в поте лица своего добывать хлеб насущный». Для пионеров тяжелого земледельческого труда воспоминания о пережитом беспечном пастушестве, с одной стороны, и плодособиратель­ском быте без господ и рабов, с другой, не могли не казать­ся счастливым райским житием. В отношении же быка-Озириса трудно мыслить иного брата, кроме прирученной ло­шади.

Переселения и народные сдвиги мыслимы также и в эпо­ху бычьей культуры, в которой нужно отличать ранюю ста­дию медных быков и более позднюю бронзовых. Взаимная борьба этих двух стадий тоже могла вызвать и ранее отступ­ление медных быков за пределы центральных Евразийских степей. Тогда в роли злого брата Озириса, олицетворяющего медную стадию бычьей культуры, выступит бронзовый бык.

Помимо эволюции технических знаний по выплавке метал­лов допустимы и более короткие подразделения бычьей культуры, вызываемые развитием техники средств передвижения. Санное и верховое передвижение на быках, господствовавшее вначале, должно было усложниться изобретением телеги.

Каждое новое достижение в изготовлении как орудий борьбы, так и технических способов передвижения, нарушая равновесие сил, могло вызвать в степях более или менее широкие волны народных переселений и оттеснение слабых эле­ментов в отдаленные окраины, оставляя просторные пастби­ща в обладании победителей. Бык, телега, кузнечное искусст­во, конь, седло, стремя, конструкция лука и стрел, копий, ме­чей, кинжалов, щитов — вот основные материально-технические факторы, обуславливающие народные переселения и этниче­ские смешения, а также той общности и однородности, кото­рая наблюдается в мифологических сказаниях, в астрономи­ческих понятиях, в народном фольклоре, в нравах и обычаях на пространстве всего Старого света. При этом, само собой разумеется, необходимо учитывать выгодное центральное рас­положение обширных травянистых степей, служивших как бы общим резервуаром, откуда радиусами расходились лучи об­щей и единой культуры. Кочевой быт если где и процветал, то, конечно, не на верхушке одного Памира, а в обширных степях, где возможно прокормить скот. Узкие горные ущелья яфетического Кавказа тоже очень мало заслуживают звания прародины скотоводческой культуры. Горы лишь потому привлекают внимание ученых, что в них легко застревают давным давно пройденные этапы культуры, создавая иллю­зию, что там началась общечеловеческая культура.

Не может быть никакого сомнения в том, что приручение коня, представляющее самую трудную задачу в деле освоения человеком диких зверей, могло быть выполнено только на основе длительного опыта в обращении с быком. Если бык стал ходить «на веревочке» благодаря носовому колечку, то дикая лошадь могла присмиреть, почувствовав во рту лишь бронзовые удила.

Переселения, вызванные появлением верхового коня и дальнейшим развитием кузнечного ремесла (открытие спо­собов выплавки железной руды), должны были иметь более сильный размах и повести к более интенсивным этническим смешениям племен и наречий. Причем необходимо отметить, что конь менее обеспечивает устойчивость антропологических признаков и языковых особенностей колонистов, ибо он, да­вая огромное боевое и культурное превосходство своим хо­зяевам, способствует внедрению маленьких группировок в многочисленную массу аборигенов тех или других медвежьих уголков. Поэтому растворение конников в среде туземного на­селения вероятно было общим законом. Этому должно спо­собствовать и то обстоятельство, что легкая кавалерия, сос­тоящая из одних мужчин, может передвигаться без тяжелого балласта жен и детей. Бессемейные военные ватаги, завоевы­вая целые области и города, поневоле должны смешиваться с туземцами, как это имело место в пределах Персидской монархии с войсками Александра Македонского, который, вероятно, был не первым и не последним военным авантюристом, с горсточкой людей захватывавшим огромные территории.

Если язык и некоторые антропологические признаки быководов-сумеров, первых культуртрегеров не только Месопотамского двуречья, но вероятно и долины Нила, держались не одно тысячелетие, то о языке конников хеттов и гиксов наука до сих пор не имеет положительных данных, несмотря на то, что эти народы явились на историческую сцену спустя минимум на две тысячи лет. Хеттские иероглифы все еще ждут своего Шамполиона.

Изготовление оружия из железа должно было иметь своим последствием отступление из степей бронзовых коней по следам быководов и порабощение последних. В истории древнего Востока эта полоса народных сдвигов отмечается нашествия­ми эламитов, гиксов и хеттов. Месопотамия, Малая Азия, Сирия, Египет — все подверглись неожиданному молниеносно­му нашествию конников, вышедших, само собой разумеется, не из песчанной Аравии, а из тех же центральных Евразий­ских степей. Быстрое растворение их вооруженных мужских отрядов в семитической массе создает ложное впечатление постепенного продвижения семитов из пустынной Аравии. Быстрое наступление по пятам бронзовых коней, их железных собратьев, вероятно вызвало новые политические бури, благо­даря чему окончательно спутывается исторический горизонт того времени, и утрачивается связь событий по скудным кли­нописным хроникам. Не этому ли обстоятельству мы обязаны идеей столпотворения Вавилонского, сопровождающегося сме­щением языков и разрушением башни политическими вихря­ми. Бурный налет конников не мог не снизить высокие постройки старых быководов и не обуздать их горделивые за­мыслы?

В скобках мы заметим, что эта эпоха нашествия конников в Минусинском крае характеризуется появлением каменных баб со стилизованным изображением лошадиной морды, со следами недоузка на переносице. Судя по археологическим остаткам сошников, ручных жерновов и следов арыков, зем­леделие в южной Сибири вероятно не менее старо, чем в долине Нила, Тигра и Ефрата. В научной литературе по археологии Минусинского края чрезвычайно отчетливые бычьи и лошадиные морды обычно принимаются за каких-то страшных мифологических зверей. (См. прил. рисунки).