Сентября. Наконец нам стало известно, что открытие выставки в Ленинграде назначено на 29 августа

Наконец нам стало известно, что открытие выставки в Ленинграде назначено на 29 августа. Мы засобирались в дорогу (кроме меня, еще Гунта и Илзе). Приехали 27 августа. Долго, пока не устали, блуждали по Эрмитажу. Там была выставка из Демократической Германии – Пергамский Алтарь. Больше всего привлекали нас обе мадонны Леонардо. Оказалось, что он, как и Н.К., писал темперой. Побывали и в Лавре Александра Невского. Нашли могилы Куинджи и Римского-Корсакова, в создании надгробных памятников которых участвовал и Н.К.

Второй день мы провели в Русском музее. Выставку будто бы откроют завтра, в 3 часа, рядом с выставкой Репина, в отделе музея у канала Грибоедова.

В музее сказали, что Сын приедет только завтра (он же обещал приехать двумя днями раньше).

Были в Исаакиевском соборе, с его купола открывается панорама всего прекрасного города. Заглянули и в Казанский собор, который ныне превращен в цитадель хаоса и тьмы[27].

29 августа утром в антиквариатах искали труды Н.К. Достал я только сборник статей, издание царских времен.

Удивлялись мы, что выставка так замалчивается. Даже когда уезжали, в городе еще не было афиш. Каталога, разумеется, тоже не было. Только в «Ленинградской правде», на следущий день после открытия, маленькая заметка. Гунта достала пригласительные билеты и две афиши для нашего архива.

В половине третьего я вышел из залов экспозиции Репина и подошел к дверям выставки Н.К. В глубине зала увидел Юрия одного. Он меня заметил и поспешил навстречу. Столь сердечен! Спрашивал о моем здоровье. Две недели был в Монголии, чрезвычайно сердечно его принимали, много повидал. На реактивном самолете пролетел за 6, 5 часов. В воздухе было необычное ощущение. Спрашивал, слышал ли я по радио, что Правительство решило создать музей Рериха в Москве или Ленинграде, филиал в Сибири, наверное, в Барнауле, где будет построен новый музей. Поговорили о встрече. Юрий приглашал в гостиницу «Октябрьская», где его поселили. Я сказал, что официально в гостинице неудобно встречаться. Надеялся относительно встречи договориться позже. Но как-то судьба не дала в этот день еще свидеться. Нахлынуло много народа, среди них – и старые знакомые Н.К. На открытии с довольно сухими речами выступили двое сотрудников музея, затем – несколько фраз было сказано от Союза художников. Позже мы видели, что Юрий с каким-то человеком вышел. Оказалось, что Юрий искал меня в 6 часов, когда я только что ушел. Таким же образом нам не везло и на следующий день. С половины девятого до двенадцати Юрий читал лекцию о Н.К. для гидов выставки в переполненном помещении, в музее. Затем он снова меня искал и – ушел. Я появился на несколько минут позже. Я ведь не мог представить, что Юрий в музее не задержится подольше, я не знал того, что он уже приходил, все время ждал в музее, нервничал. Вечером Гунта искала его в гостинице, удалось созвониться только в 11 вечера. Договорились о встрече в музее 31‑ го числа в 5 часов. Я понял, что теперь его занимали новые и старые знакомые, с каждым днем все больше. Он ведь ходил по родному городу, давно не виденному.

Так наконец мы встретились в день нашего отъезда. Он извинился, что у него только час времени. Только что прибыл из Павловска. Я его пригласил в близлежащий парк, сопровождала нас Гунта.

Я спросил, сколько он не был в Ленинграде – 40 лет. Но, идя по улицам родного города, полностью ориентируется, хотя названия их и другие.

Я сказал, что в Русском музее было бы неудобно создавать постоянную выставку работ Н.К., здесь они потеряются среди громадных помещений. Кажется, и руководство здесь относится холодно. Юрий тоже думает, что лучше отдельный музей. Однако ему кажется, что руководство настроено доброжелательно.

Я хвалил хорошую атмосферу Ленинграда, просветленность в человеческих лицах, невозможно сравнить с Москвой. Юрий ответил, что и ему здесь нравится больше, но здесь он не добился бы того, что в Москве. Там – поддержка правительства.

Мы сидели на скамейке в парке, и я спешно проходил по всем вопросам, которые наметил заранее. Рассказал об Ольшевском и его ответе Беликову. Юрий сказал, что Ольшевский – простой корреспондент. Михайлов ему подчеркивал: «Если кто-то мешает, создает препятствия, немедля сообщайте, я вмешаюсь».

В «Творчестве» предполагалась хорошая статья Смирнова, но напечатали другую, где Н.К. опрометчиво назван эмигрантом.

Я рассказал о завершении выставки у нас, что Лебедев и другие помешали ее продлению. Юрий знает, что Лебедев – против.

Я заметил, что нашей целью является не мешать «великому шествию». Не упоминая даже имени Юрия. Стульгинский уже вернулся в Литву, распускает слухи. Литовцы не реабилитированы. Московский прокурор хвалил рижан, что спасли картины, но у литовцев было «проамериканское» настроение. И Иван Блюменталь недавно подавал прошение о пересмотре, дело переправили в Ригу, но его не реабилитировали. Может быть, он сам виноват, не упомянул, что другие члены Общества реабилитированы.

Я поведал о судьбе нескольких картин в Риге, которые один человек в панике уничтожил[28]. И в Литве официально ответили, что уничтожены две картины, подаренные Юлии, и также другие, которые приобретены позже < литовцами в Ленинграде>. Юрий рекомендовал не подавать пока жалобы прокурору. Если картины еще не уничтожены, то теперешние их владельцы со страху могут их ликвидировать. Конечно, Юрию очень грустно было это слышать.

Еще я рассказал о болезненном вопросе Сокровенного Портрета, который какая-то Дитиненко в Москве многим раздарила. Юрий опечалился: «Ничего не поделаешь».

Его интересовала статья об общине Рамакришны в журнале «В защиту мира», в номере за май. Там упоминается и о Белом Братстве.

Аллал-Минг – тибетец, родился в седьмом веке. В книгах по истории не упомянут.

Юрий дал для Риги журналы, где есть о выставке.

Я обещал послать с кем-нибудь репродукции картин Н.К. и «Пути Благословения».

Теперь о самом Юрии. У него чрезвычайно много работы, потому не было времени ехать в Ригу на выставку. Не поедет и в Киев, где выставку откроют в октябре. Обратно в Москву будет возвращаться в понедельник вечером.

Сестрички чувствуют себя хорошо. Временами выезжают на природу. Хотел взять их с собой в Ленинград, но не было где остановиться, ибо троюродные сестры[29], которые живут в Ленинграде, поехали в Крым.

Институт востоковедения, кроме обучения аспирантов, поручил ему еще сектор истории буддийской философии и истории религии. Ему не надо читать лекций, но надо руководить, редактировать книги и т.д.

На это я ему с улыбкой сказал: «Это чудесно, я теперь смогу Вам дать на отзыв мою книгу о Братстве Грааля»[30]. Он ответил: «Ну хорошо, хорошо!» (Конечно, я уже давно задумал просить его просмотреть, кто знает, не появится ли возможность ее издать!)

Институт ему подарил легковую машину, факт, который среди его коллег вызвал великий восторг и признательность, тогда как назначение руководителем сектора восприняли как само собой разумеющееся. Я спросил, не придется ли ему сдавать экзамен на шофера? – Он уже немного практиковался.

Ему предложили в одно и то же время командировку в Монголию и в Германию. Я заметил, что невозможно одновременно ехать в противоположные стороны. Он выбрал Монголию. В конце года выйдет альбом репродукций. Уже завершен цветной фильм.

Статьи будут в десятом номере «Октября» и в августовском номере «Искусства». Представитель ВОКС ему сказал, что после войны в Москву было прислано 500 (!) экземпляров монографии.

Я рассказал о картинах Н.К. в фондах Рижского музея, о противодействиях директора. Юрий ответил: «Если музей картины хранит в фондах, тогда министерство потребует передать их в Москву». (Так будет и лучше. Наша мечта о музее в Риге еще далека. И главное, чтобы больше картин было в центре.)

Я спросил о Святославе. Он завершил портрет Радхакришнана. Живет по-прежнему в Бангалоре.

Теперь будто бы в Ленинграде восстанавливают буддийский храм.

В конце я рассказал сон Екатерины (от 1 июля), в котором Е.И. ей сказала: «Вскорости можно ожидать главные события». Екатерина спросила: «А что же нам делать?» – «Будьте готовы». Я заметил, что этот сон нас тогда встревожил.

«Не беспокойтесь. Будет хорошо. Все пойдет по нужному руслу. Но все возможно. Не надо ничему удивляться».

– Не могут ли быть и потрясения?

«Е.И. уже предвидела».

Прощаясь, еще сказал: «Не надо удивляться». Я добавил: «Nihil admirari!»[31] Он улыбнулся.

Эти три дня в маленькой комнате музея, где портрет Н.К. и книга для гостей, – толчея. Есть уже много чудесных отзывов. Но все же есть люди, кажется – художники, которые возражают, называя искусство Рериха «декоративным». И кто-то там все время так настойчиво дебатировал, словно являлся агентом. Но молодежь принимает с большим энтузиазмом. Интерес нарастает. Посмотрим, какой еще будет наплыв.