Христианская вера

Проследив развитие церкви до ее победы, мы попытаемся теперь систематически описать христианскую веру, сложившуюся у обычных людей. При этом нам придется обойтись без тонкостей теологии, сосредоточив внимание на мифической фигуре, именуемой средним человеком. Однако читатель должен иметь в виду, что почти все рассматриваемые дальше вопросы всегда и везде вызывали расхождения, и чаще всего среди людей, называвших себя христианами.

К началу четвертого столетия вера в близость второго пришествия Христа со следующим за ним концом света, естественно, ослабела. Время от времени являлись христианские пророки, предсказывавшие немедленное второе пришествие и собиравшие вокруг себя небольшие группы верующих. Даже в просвещенном девятнадцатом веке так называемые «миллериты» собрались в белых одеяниях в центре Нью-Йорка, с уверенностью ожидая, что наступит конец света. Но эти хилиастические верования – как их называют на специальном языке – считаются ненормальными, они не входят в формальную, общепринятую христианскую веру. [Хилиазмом называется вера в скорое наступление второго пришествия] Впрочем, в отношении судьбы отдельного человека христианство вовсе не утратило веру в близость и неизбежность божественного воздаяния: оно ожидает каждого христианина в час его смерти.

Христианин верует в единого Бога, воплощенного в Троице, – в совершенное существо, создавшее мир и человека, предназначив его для счастливой жизни в райском саду. Но Адам, первый человек, которому Бог даровал свободу воли, ослушался Бога и согрешил. Вследствие адамова греха справедливый Бог изгнал людей из рая и осудил их на несовершенную земную жизнь. Но Бог не покинул свои творения. Как сказано в Ветхом Завете, его избранный народ сохранил в этом суровом мире живую веру, и примерно через две тысячи лет после адамова греха Бог послал своего единородного сына Иисуса Христа, чтобы дать человечеству возможность искупить свой грех и если не прямо вернуться в рай, то в некое райское состояние, уже не на земле, а на небе. Христос – Бог, ставший человеком – умер на кресте, чтобы дать всем людям надежду избежать смерти. [Ветхий Завет, конечно, ничего не знает о Христе. Эта фраза выражает христианскую мифологию, искусственно связывающую Христа с пророчествами о Мессии]

Таким образом, людям дарована была возможность искупления, возможность избежать смерти через воскресение Христа. Чтобы достигнуть искупления, человек должен был быть истинным христианином. Он должен был обратиться, то есть духовно ощутить дар благодати, принесенный Христом. Он должен был быть исправным членом церкви, исполняющим предписанные ритуалы: вступая в церковь, он подвергался таинству крещения, ритуально очищающему от грехов; участвуя в таинстве причастия, он время от времени приобщался к повторяющемуся чуду искупления, совершенному Христом; если он впадал во грех, он мог исцелить свой дух, исповедуясь священнику, посредством таинства покаяния; и брак его тоже был таинством. Наконец, с приближением смерти он по возможности получал от священника отпущение грехов, что составляло таинство соборования, и тем самым готовился достойно предстать пред высшим судом.

Таким образом, христианин имел свой закон, который он должен был соблюдать. Он должен был также следовать не столь отчетливо определенным этическим правилам. В четвертом столетии христианство не было уже сектой смиренных или мятежных людей, с общим имуществом – так называемым потребительским коммунизмом – и с презрением к общественному положению и богатству. Христианин мог уже быть богатым и занимать высокое положение в мирской жизни. Были уже христианские моралисты, жаловавшиеся, что богатые христиане хотят купить себе спасение, не следуя христианским идеалам. Идеалы эти отчасти совпадали с идеалами всех высоких религий – в числе их были честность, доброта, скромность, трезвость и простой образ жизни, хотя от обычного христианина не требовались аскетизм и нищета. Подчеркнем, что для обычного христианина чувственная жизнь не была иллюзией, как во многих восточных религиях; она не была просто злом; она не считалась даже в сколько-нибудь отчетливом смысле лишь этапом душевного развития, как в сложном восточном культе метемпсихоза.[То есть переселения душ] Для христианина этот мир не мог быть совсем плох, поскольку его создал Бог. Этот мир давал христианину возможность жить праведной жизнью, готовясь к совершенной жизни в лучшем мире.

Далее, хотя великая церковь признала социальное и экономическое неравенство на земле, христианское учение никогда не переставало настаивать, что все люди равны перед Богом. Человеческие души не имели чинов и званий. В конечном счете им предстояло спасение или проклятие, и на этот ужасный приговор не могли повлиять ни богатство, ни власть. Более того, христианское учение внушало простым людям, что положение в обществе, власть и богатство хотя и не исключают спасения, но по крайней мере затрудняют его. Это постоянно повторяемое христианское учение о равенстве душ перед Богом кажется людям определенного темперамента бессмыслицей или чем-то вроде опиума для народа, позволяющего удерживать бедных в их бедности. Мы ограничимся более скромным суждением, что это учение доставило западной культуре некое минимальное чувство человеческого достоинства, столь резко отличающее человека от других живых существ. Наконец, христианин – особенно ранний или средневековый христианин, в эпоху, предшествующую современной науке – полагал, что Бог с его помощниками, ангелами и святыми, принимает постоянное участие во всем происходящем в этом мире. Христианин не различал естественных, то есть обычных явлений, от сверхъестественных, то есть необычных. У него, конечно, не было научных или рационалистических представлений о том, что обычно происходит в этом мире, и он даже не рассматривал среднее как нормальное. Бог мог совершать дела, каких не могли совершать сами по себе люди, животные и природные стихии. Если угодно, можно сказать, что христианин был суеверен, что он жил в мире неразумных страхов и надежд.

Он мог, например, думать, что поскольку Иуда Искариот оказался тринадцатым в самой трагической ситуации, то не стоит связываться ни с чем тринадцатым, чтобы не произошло что-нибудь плохое. И если сверхъестественное не было для него столь же обычным, как естественное, то оно было в его представлении столь же реальным, а часто и столь же предсказуемым. Это было нечто, с чем можно было справиться с помощью старых испытанных методов религии. Конечно, всегда мог вмешаться дьявол, но христианин знал, как его изгнать – в средние века для этого было много способов. Ни естественные, ни сверхъестественные стороны вселенной не были в принципе враждебны христианину. Те и другие были частью божественного замысла. И хотя добрый христианин не был совсем уж уверен – неприлично и дерзко уверен – в своем спасении, он во всяком случае знал, как приспособить свое поведение в этом мире к естественным и сверхъестественным обстоятельствам, и верил, что может надеяться на спасение.