Н.Г.Михайловский выступал под псевдонимом Гарин.

Поискам путей молодого человека в современном ему мире по­священа его незавершенная тетралогия - «Детство Темы», «Гим­назисты», «Студенты», «Инженеры» (1892-1906).

Довольно часто из всего объемного сочинения для чтения ребенка выбирается глава «Старый колодезь». Для такого выборочного чтения есть несколько оснований. Пожалуй, как ни в какой, художественно достойной повести о детстве тут сходятся два ракурса, д ва взгляда на прошедшее. У Гарина-Михайловского педагогическое порой берет верх над собственно художест­венным, «адресат двоится»: это и ребенок, и родители, воспитатели, педагоги.

Развивая тради­ции автобиографической повести, писатель вывел нового героя: его Карташов погружен в напряженные нравственные поиски.

Кроме того, в тетралогии отразилось и обновление традиционной реалистической поэтики: более лаконичное письмо сменяет щед­рую описательность и детально разработанную фабулу, усилива­ются публицистические элементы писательского стиля.

Главные темы Гарина-Михай­ловского: семья, воспитание детей (наряду с сельским хозяйством и ин­женерным делом в России). Особенно возмущали писателя телесные наказания детей и связанное с ними унижение. Это было едва ли не самой болевой точкой мироощущения писателя, и без того остро и болезненно переживавшего многие жизненные моменты. Есть это и в «Детстве Темы». Уже в самом начале повести писа­тель дает ощутить читателю ужас мальчика перед возможным нака­занием: ведь нечаянно он сломал любимый отцовский цветок. «Пре­ступление» вот-вот откроется, и тогда «лицо отца нальется кровью, и почувствует, бесконечно сильно почувствует мальчик, что самый близкий ему человек может быть страшным и чужим, что к челове­ку, которого он должен и хотел бы только любить до обожания, он может питать и ненависть, и страх, и животный ужас».

Жизнь доброго, тонко чувствующего мальчика уже с раннего детства исковеркана страхом наказания за любой проступок, ко­торый покажется взрослым заслуживающим его.

Между тем на­тура его еще не испорчена: он не лгун, не лицемер, не трус. По­следнее качество проявляется особенно ярко в эпизоде спасения Жучки.

Нельзя сказать, что Тема одинок в своей большой семье. Его понимает и защищает мать, стараясь, насколько это возмож­но при деспотизме отца, избавить сына и от побоев, и от неизбежного при этом унижения.

В сцене наказания Тема в искреннем раскаянии говорит отцу: «Я придумал: отруби мои руки!., или отдай меня разбойникам!»

До какого же отчаяния нужно было довести восьмилетнего ма­лыша, - говорит писатель, - чтобы он произнес столь страшные сло­ва.

В конце концов, подобное воспитание ломает Тему - он стано­вится морально неустойчивым мальчиком: лжет, подделывает от­метки и даже предает однажды товарища.

В повести «Детство Темы» жизнь мальчика предстает перед нами с восьми до двенадцати лет - до третьего класса гимназии. Каждая глава отражает или определенный этап в становлении детского характера, или принципиально важный момент в попыт­ках взрослых воздействовать на ребенка.

Писатель постоянно задерживается на том, как осознает ребенок поступки других людей, как осмыс­ливает их жизнь. В тех случаях, когда Тема не может понять до конца и объяснить свои представления, автор договаривает за не­го или воспроизводит его речь и мысли в той естественной не­оформленности, которая неизбежна для мальчика.

Характерная для русской автобиографической прозы черта - осознать свой частный опыт с точки зрения важности его для дру­гих, проявилась в каждой повести тетралогии. Гарин-Михайлов­ский поднял важные и сегодня вопросы воспитания и образования, взаимоотношений родителей и детей в семье, влияния школы на нравственное становление личности.

Важная линия в произведениях этого жанра выражается следую­щим образом: детство есть ключ к поэтическому творчеству, исток талантливости; всякий писатель родом из детства.

Таково «Детство» Льва Николаевича Толстого (1828-1910).

В детское чтение перешли первые же произведения Тол­стого. «Детство», «Отрочество» и «Севастопольские рассказы» вы­ходили в изданиях для детей уже вскоре после их опубликования в журнале «Современник» в 1852-1857 годах.

«Детство» и «Отро­чество» - ярчайшие образцы реалистической повести о детстве. Толстой показал зарождение духовных способностей ребенка, психологические черты возраста, тонкость и чуткость в воспри­ятии мира.

Исследование человеческой души от самых истоков, начиная с детства, - такую грандиозную задачу поставил перед собой писа­тель, задумав в 1850 году, когда ему было всего 23 года, роман «Четыре эпохи развития» («Детство», «Отрочество», «Юность», «Молодость»). Повесть «Детство» была закончена в 1852 году, замысел «Молодости» остался неосуществленным.

Понять, что есть человек, можно, обратившись к той поре жиз­ни, когда чувства и мысли еще не скованы всякого рода условно­стями, - считал Толстой. Ребенок тянется к самоанализу, размыш­ляет над тем, что же такое он сам и окружающие его люди. Вот в это время наиболее плодотворно внимание к нему.

Сложную душевную жизнь героя трилогии Николеньки Иртеньева, за которой так пристально наблюдает писатель, Черны­шевский назвал «диалектикой души». Это явилось определением и одной из важнейших особенностей таланта Толстого.

Уже в «Детстве» получили художественное воплощение взгля­ды Толстого на воспитание детей.

Нельзя быть равнодушным че­ловеком, иначе не сможешь войти в мир ребенка, правильно

по­нять проявления его характера. Толстой категорически отвергает как средство воспитания насилие, подавление воли, унижение че­ловеческого достоинства. Самым лучшим видом воспитания он называет домашнее, материнское. Обучение должно быть поэтап­ным, на ранних стадиях - щадящим, основанным на

интересе де­тей как к реальному миру, так и к фантазиям, вымыслу. Писатель уверен, что «учиться, и успешно, может ребенок... когда у него есть аппетит к

изучаемому. Без этого же вред, ужасный вред, делающий людей умственными калеками».

Первые сцены повести — пробужде­ние героя в прямом и в переносном смысле этого слова, заключитель­ная — смерть матери и прощание с ней, когда понимание смерти, постижение этой тайны делает ребенка взрослым человеком. Ни дет­ские влюбленности, ни проступки, ни его собственные маленькие тайны, о которых повествует персонаж, а только постижение не­постижимого переводит количество детских впечатлений в качест­венно новое состояние героя.

Некоторая затрудненность в восприятии детьми автобиогра­фической детской литературы состоит в том, что взрослому чело­веку, писателю кажется бесконечно дорогим и богатым мир его внут­ренней жизни — «диалектика души». А это представляет определенную труд­ность для ребенка.

Он прекрасно воспринимает динамичный сюжет, быструю смену картин и настроения; но погружение в душевное со­стояние — прерогатива взрослого человека, способного к рефлек­сии и даже находящего в этом наслаждение. Так что даже лучшие автобиографические произведения следует преподносить детям дозировано.

Чтение автобиографической прозы И. С. Шмелева, Б. Зайцева, М. М. Пришвина, В. Набокова — облагораживающее чтение. В нем, несомненно, продолжается толстовская, а еще раньше аксаковская традиция, давшая в 20-е гг. XX в. блестящую повесть другого Алексея Николаевича Тол­стого («Детство Никиты»).

Эта повесть была написана в эмиграции в 1920 году.

Главному герою писатель дал имя сына, а детство изобразил соб­ственное.

Толстой рассказывал: «Блуждал по Западной Европе, по Франции и Германии и, поскольку сильно тосковал по России и русскому языку, написал «Детство Никиты». Никита - это я сам, мальчишка из небольшой усадьбы вблизи Самары. За эту книгу я отдам все свои предыдущие романы и пьесы! Русская книга и написана русским языком!»

Повесть написана для журнала «Зеленая палочка» - для детей-эмигрантов, которые, как и Никита, остро нуждались в русских впечатлениях.

Память о родине и детстве - ведущая тема повести; в подтексте ощутима грусть автора по тому, что ушло, утрачено. Повесть бы­ла для Толстого способом мысленно вернуться на родину и дать сыну то, что было когда-то счастьем для него самого.

Первона­чально произведение называлось: «Повесть о многих превосход­ных вещах». К «превосходным вещам», на взгляд автора, относятся пушистые снега, лед на речке, особым образом сделанная ска меечка для катания с горы, лодка, привезенная под Рождество на санях, загадочная вазочка с забытым в ней колечком - и еще многие мелочи, навсегда оставляющие в душе ощущение счастья.

Повесть реалистична, но в ней есть место фантазии, ожиданию чего-то сказочного, небывалого. Постоянное предчувствие радо­сти, чуда - это и есть реальная сказка детства. Мир Никиты мало населен, но до предела насыщен впечатлениями. События реальной жизни переплетаются со снами. Жизнь мальчика кажется тихой, замкнутой, но он не одинок: рядом с ним мать и отец, учитель, девочка Лиля и ее брат-гимназист, деревенские мальчишки, еж Ахилка, кот Васька, скворец Желтухин. Каждый из них оставляет свой благодатный след в детской душе. Повесть начинается с описания обычного зимнего утра мальчика. Только что проснувшийся ребенок чист душою и счастлив, ведь ему предстоят новые радости и неожиданности, каждое утро – как начало новой эпохи.

Писатель подчеркивает конкретно-образное мышление Никиты, что является точной приметой возраста героя. Действительность, его окружающая, воспринимается им как сплошной образный мир.

Даже арифметическая задача с ее традиционным условием: «Купец продал несколько аршин синего сукна...» - в созна­нии Никиты оживает. Вот уже купон наряжен в «длинный пыльный сюртук», появляется и лавочка - «темная, как щель», и рождается страшноватый сюжет, не имеющий никакого отношения к арифметике: «На пыльной плоской полке лежали два куска сукна; купец протягивал к ним тощие руки, снимал куски с полки и глядел тусклыми неживыми глазами на Никиту».

Самое сильное переживание Никиты - влюбленность в малень­кую гостью, Лилю.

Девочка кажется Никите непонятной, загадочной, как его сны.

Детская влюбленность, первый поцелуй, подаренное девочке колечко, найденное во сне, - все это прочно связывает Никиту с домом.

Толстой мастерски рисует словесные пейзажи, интерьеры, портреты и натюрморты, передает малейшие оттенки интонаций в диалогах и внутренних монологах героев.

Точность этих зарисовок важна для реализации замысла - рассказать о том, как родина входит в сознание человека. Это происходит незаметно, через тысячи подробностей, замираний сердца перед красотой, через дет­скую дружбу и первую детскую любовь.

Толстой показал, что фор­мируется не понятие, а чувство родины, как чувство самого себя.

Русская литература развила в XX веке в жанре художественных автобиографий еще одну чрезвычайно актуальную в воспитательном смысле линию — социально-нравственную.