Глава 9. Она вдыхала сосновый воздух и, входя в озеро, почувствовала холодную прозрачную воду.

Сон был такой ясный.

Она вдыхала сосновый воздух и, входя в озеро, почувствовала холодную прозрачную воду.

Стоял яркий, солнечный день, сияло такое солнце, что все, казалось, мерцало и сверкало. Краски ослепляли своей яркостью. Ее окружал пламенеющий оранжевый туман. Солнце стано­вится желтым, таким теплым и ярким.

Под ее ногами плескалось голубое холодное озе­ро. В мелкой ряби отражался солнечный свет, вода плескалась о ее босые ноги.

Она шла по поверхности воды, шла как обычно, но медленно, вытянув руки по швам, глядя прямо вперед на все расширяющееся озеро. Какой слав­ный день!

Однако тревожные мысли не оставляли ее.

Кто-то наблюдал за ней с берега озера. Кто-то смотрел на нее, пока она шла по поверхности озе­ра. Кто это был?

Она обернулась, чтобы посмотреть. Но сияние, мерцающее желтое сияние ослепляло. Она закры­ла глаза и отвернулась. Желтое сияние образовало занавес. Она не видела, что за ним. Она не видела, кто наблюдает за ней.

Вода озера вдруг стала холоднее. Низкие набе­гавшие волны сильнее бились о ее ноги. Желтый свет солнца стал серым, затем черным.

Майра проснулась.

«Где я? — подумала она. Деревья шептались. Ветер надувал ее ночную сорочку. — Я снова на улице в одной рубашке», — сообразила девушка.

Кругом были деревья, высокие сосны, дубы, низкие изгороди, перевернутый трехколесный ве­лосипед на выложенном гравием подъезде, тем­ный, перемещающийся дом, ставни которого шумно бились о доски.

«Это не мой дом, — подумала она. — Я не перед своим домом. Я в другом месте».

Охваченная страхом, Майра обнаружила, что задержала дыхание. Она выдохнула и глубоко вдохнула холодный воздух.

«Где я?»

В квартале от нее горел единственный фонарь. Старые деревья гнулись и цеплялись друг за друга.

Она посмотрела на свои ноги. Такие мокрые и холодные. Майра стояла в глубокой луже, мягкая грязь сочилась между ее пальцев и поднималась к ее лодыжками.

«Я стою в грязи. Но где?»

Девушка снова заставила себя дышать.

Она вспомнила сон во всех подробностях и ах­нула: «Как я могла ходить по озеру? Почему я бы­ла там? Почему я здесь?»

Майра вышла из лужи. Ветер, похоже, успока­ивался. Стало так тихо, словно разглядываешь на­тюрморт на черно-белой фотографии. Казалось, она — единственное существо, способное здесь пе­редвигаться.

Она шла прочь от деревьев, которые сейчас сто­яли неподвижно. За вечнозелеными кустами она у пи дела улицу. По ту сторону улицы находился высокий дом в викторианском стиле, в единственном окне верхнего этажа которого горел желтый свет.

Улица казалась одновременно знакомой и не­знакомой.

Она направилась к фонарю, ступая по мягкой левой обочине улицы. Ступая, она махала правой рукой, сначала медленно, потом быстрее, а левой держалась за талию своей ночной сорочки из хлопка.

«Что это за фонарем? Дорожный знак? Да».

Она прошла мимо еще одного темного, старого дома, стоявшего в удалении от улицы, его двор за­рос неровным ковром высокой травы и сорняка.

«Знаком ли мне этот дом? Знакома ли эта ули­ца? Как далеко я ушла? Не начался ли новый сон?»

Она поспешила к дорожному знаку.

Улица Страха.

Она отвела взгляд, затем прочла еще раз. Выве­ска не исчезла. Улица Страха — гласила она.

«Почему я здесь?»

Во сне она дошла до улицы Страха, до опушки леса. «До опушки, — подумала она. — До опушки. Через опушку. Я прошла через опушку».

Эта фраза повторялась в ее сознании до тех пор, пока не потеряла всякий смысл. Майра снова по­смотрела вверх на дорожный знак. Он был настоя­щим. Это был не сон. Глухой ночью она стояла на улице Страха в ночной сорочке. Она пришла сюда во сне... для чего?

Вполне возможно, что она стояла здесь целую вечность, взирая на черно-белый дорожный знак. Однако вспышка красного света привела ее в себя, и она поняла, что не одна.

Хлопнула дверца машины.

К ней приближался какой-то человек. Красный свет мигал. Он, казалось, окружал. Она пыталась избавиться от него, быстро моргая.

Майра знала, что это лишь сон, снова возвра­щавшийся, чтобы напугать ее. Она посмотрела вниз, надеясь увидеть прохладную голубую воду озера. Но там была лишь грязь.

— Мисс?

В красном свете прямо перед ней стоял человек.

— Мисс? Что вы здесь делаете?

Это был полицейский. За ним она увидела крас­ный свет мигалки полицейской машины.

— Привет. Я... я не знаю, — заикаясь, пробор­мотала она.

— Вам плохо?

— Похоже, нет.

— Вас никто не обидел? Вас кто-нибудь привел сюда?

— Нет.

Он осторожно взял ее за руку. Она последовала за ним к красному свету.

— Можно я отвезу вас домой? Вы далеко живете?

— Спасибо, офицер.

На этот раз мать Майры отнеслась к произошед­шему серьезно.

Она подбежала к парадной двери в полосатой мужской пижаме, которую всегда носила, ее лицо выражало страх и удивление при виде Майры с уг­рюмым полицейским.

Она провела Майру на кухню, крепко держа ее за талию. Обе стали моргать при резком свете на кухне. Миссис Барнс поставила чайник, чтобы приготовить горячий шоколадный напиток.

Майра рассказала матери о сне и о том, как она отправилась на улицу Страха.

— Я больше ничего не помню. Ничего не могу объяснить, — сказала Майра, еле сдерживая слезы.

Миссис Барнс подошла к ней со спины и об­няла.

— Тссс. Теперь ты в безопасности.

— Но что происходит со мной? Почему я так по­ступаю?

— Не знаю, — ответила мать, высыпая из паке­тика коричневый шоколадный порошок в круж­ку. — Я ничего не знаю о лунатизме. Но главное — не волноваться и слишком не расстраиваться.

— Слишком не расстраиваться? — завопила Майра. Она понимала, что мать говорит так тихо и так умиротворенно, потому что хочет успокоить дочь. Однако этим только рассердила ее.

— Как мне не расстраиваться? Я дошла до ули­цы Страха во сне!

— Знаю, дорогая, — успокаивала мать. Она на­лила кипящую воду в кружку и придвинула ее к Майре.

— Мам, я не могу...

— Доктор Стерн на этой неделе ушел в отпуск, — прервала ее миссис Варне. — Но как только он вер­нется в больницу, мы нанесем ему визит.

— Что он может сказать? — спросила Майра по­давленным голосом. Она отпила глоток шоколад­ного напитка и обожгла язык.

— Ну, я не знаю. Возможно, он сможет объяс­нить, что такое лунатизм. То есть скажет нам, чём он вызван.

— Сумасшествием, вот чем, пробормотала Майра, обхватив обеими руками горячую круж­ку. — Я теряю рассудок.

— Прекрати. Не говори так. — Миссис Барнс вдруг поняла, как она устала. — Ты не теряешь рассудок. Происходит что-то такое, чего мы не по­нимаем. Доктор Стерн прекрасный человек. Он нам поможет. А пока, может быть, поспим вместе в моей комнате? Ну, давай же. Выспимся и забу­дем обо всем.

— Спасибо, мам. Но сейчас я чувствую себя очень хорошо. Горячий шоколад подействовал. Я успоко­илась, сестра Нэнси Барнс. — Майра улыбнулась матери и отпила еще один глоток из кружки.

— Может быть, на время переселить в твою комнату Ким? — предложила мать. — Она так чутко спит, что непременно услышит, если ты встанешь. Тогда она сможет...

Обе вздрогнули, услышав громкие шаги. В ком­нату с закрытыми глазами и вытянутыми вперед руками вошла Ким в пижаме, украшенной котом Гарфилдом.

— Я лунатик, — простонала она голосом, кото­рым в ее воображении должен был обладать при­зрак. — Я лунатик...

— Ким! — вскрикнула Майра. Спектакль, уст­роенный сестрой, не веселил.

— Ты нас все время подслушивала? — строго спросила миссис Барнс.

Не обращая на них внимания, Ким, словно зомби, ходила по кухне с закрытыми глазами.

— Я лунатик... Берегитесь лунатика...

— Прекрати, Ким. Это не смешно, — сказала Майра, качая головой.

Ким, наконец, открыла глаза.

— Видите, я тоже умею ходить во сне.

— Почему ты не спишь? Тебе завтра рано вставать. Забыла про детский сад? — спросила миссис Барнс, положила руки на маленькие плечики Ким, повернула ее кругом и повела к выходу.

— Я сплю. Я хожу во сне, — упорствовала Ким.

Через несколько минут Майра легла. Она чувст­вовала себя усталой, вконец измотавшейся, но за­снуть не могла.

«Нет, не могу, — подумала она. — Я не могу позволить, чтобы снова пришел тот же сон».

Майра уставилась в потолок и чувствовала, как ее все больше и больше охватывает страх.

«Так я вообще никогда не засну», — подумала она.