![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Царского периода
Якуты на протяжении всего исторического периода, освещаемого четкими писаными документами, распадаются на два обособленных отдела, а именно, на скотоводов, размножающих конный и рогатый скот, и на оленеводов, в хозяйстве которых охота и рыболовство играют не меньшую роль, являясь его конститутивными элементами. Первую группу мы условно называем южными якутами или якутами-скотоводами, а вторую — северными якутами или якутами-оленеводами, разлагая последний термин на его составные элементы: оленеводство, охоту и рыболовство. До сих пор якутам-оленеводам в смысле изучения основ их экономического быта, обычаев и нравов, не говоря, конечно, об истории, совсем не везло. Самые компетентные и присяжные якутоведы все свои рассуждения о бытие и прошлых судьбах якутской народности ведут так, как если бы она была совершенно однородна и едина по существенным признакам своего хозяйства и быта. Вопрос о существовании совершенно отличной от всей остальной якутской массы культурно-исторической группы «северных якутов» в известной нам научной литературе, унаследованной от царского периода, совсем не затронут. Этот случайный пробел, по-видимому, всего проще объясняется тем обстоятельством, что район обитания якутов-оленеводов, а именно, северо-западный угол Якутского края, не посещался компетентными этнографами, которые имели бы ясное представление об якутском племени. Два знаменитых автора старого времени Миддендорф и Маак, столкнувшиеся с северными якутами, оба были натуралистами, а кроме того, в их время научная якутология только что зарождалась. Вторая причина слабой изученности северных якутов заключается в том, что занятая ими обшир ная территория не объединена в административном отношении и не имеет одного центра экономического тяготения. Будучи разорваны пополам между ленскими и енисейскими центрами и историческими путями, северные якуты изучались порознь с двух сторон. Этнографы, которые сталкивались с частью якутов-оленеводов, приписанных к Туруханскому краю, в собственно якутских центрах не бывали, подлинных якутов-скотоводов не видели, не владели и якутским языком. Поэтому вполне понятно, что исследователи с енисейской стороны не имели фактической возможности поднять вопрос о классификации якутов по их культурно-экономическим признакам. Таковы труды А. Мордвинова, П. Третьякова, Н. Кострова, Н. Латкина и многих других бытописателей приенисейского севера. Протоиерей Хитров дал краткое этнографическое описание якутов Жиганского улуса, которые принадлежат к составу оленеводов ленского севера[268]. И этот автор не подозревал, что в лице жиганских якутов сталкивается с небольшой частью довольно обширной культурно-бытовой единицы якутского племени. Кроме того, он и не пытался сопоставлять жиганцев с якутами южных скотоводческих центров. Позднее северные якуты частично были задеты в трудах компетентного по якутам этнографа В. Н. Васильева[269]. Но и он не смог выбраться из тупика ранних енисейских исследователей, ибо в его распоряжении не оказалось сравнительного материала по быту якутов-оленеводов ленского тяготения. Для этого автора характерно, например, то, что он, наткнувшись среди тунгусов Туруханского края на элементы героического эпоса полярных якутов, приписал их первым. На этом вопросе мы остановимся подробно позже при описании быта и нравов северных якутов. Кроме того, мы были бы и не вправе предъявлять Васильеву особые требования по части общих классификационных схем в деле понимания якутской культуры, ибо пред ним, как полевым этнографом, стояли лишь задачи точного описания фактов. По туруханским якутам и долганам этнографические материалы Васильева пред ставляют из себя единственно надежный и ценный научный источник. Языком якутов он владел в совершенстве и был опытным этнографом. Наконец, третья причина неудовлетворительного состояния наших знаний об оленных якутах заключается в смешении их с тунгусами, которые вообще чрезвычайно легко утрачивают свои культурно-этнические признаки. Ввиду изложенного нельзя удивляться и тому обстоятельству, что своеобразная и самобытная культура северных якутов осталась вне поля зрения такого талантливого якутоведа, как Вацлав Серошевский, давшего в своих «Якутах» общую сводку как литературных, так и им самим собранных этнографических данных. Его личные наблюдения ограничивались центральными районами Верхоянского и Колымского округов, где живут якуты, ведущие скотоводческое хозяйство обычного типа и лишь в виде исключения обращающиеся к оленеводству. Поэтому он делает следующие, обобщающие всех якутов, неверные заключения: «Якуты крайне неохотно заводят оленей, которых они откровенно зовут иноземным скотом. Якутов-оленеводов, вроде чукчей или самоедов, совсем нет»... «Якуты Колымского округа разводят их исключительно почти ради почтовой гоньбы. Только в Жиганском да в Усть-Янском, да в северной части Эльгетского улуса есть якуты, обладающие настолько крупными стадами, что можно счесть их за оленеводов. Но таких мало. Я знаю всего одного из них; это некто Мартын, богач Эгинского наслега Верхоянского улуса, у которого, говорят, было до 2000 голов» [270]. Богач Эгинского наслега Верхоянского улуса, выделившийся из среды якутов-скотоводов, конечно, ни в какой степени не может характеризовать тип оленного якута северо- запада ЯАССР, который, кроме оленей и собак, не видит около себя других домашних животных. Приведенное мнение Серошевского создает принципиальную путаницу и стирает резкую грань, существующую между якутами-скотоводами и оленеводами не только по основным признакам их экономического быта, но и по культурно-бытовым особенностям. Это неразличение двух обособленных отделов якутского племени наиболее отрицательное влияние имело в деле изучения истории его постепенного распространения с юга на север, от тепла к холоду, ибо передвижение народа с места на место в первую очередь должно обуславливаться интересами его основного хозяйственного занятия. Чтобы уяснить себе роль якутов-оленеводов в истории древних якутских переселений, необходимо прежде всего проверить существование среди якутов оленеводческого быта. Когда и как среди них появились оленеводы, каково их этническое происхождение, нельзя ли допустить раннее переселение из Прибайкалья в бассейн средней Лены этих якутов-оленеводов или, может быть, вполне объякученных тунгусов, культурно и этнически перемешавшихся с якутами? Для историка якутского народа все эти вопросы имеют первостепенную важность, ибо, при допущении в его составе очень давнего оленеводческого ответвления, при движении на север шедшего в авангарде всей остальной массы, задача понимания исторических событий, увлекших искони скотоводческий народ на север в зону оленеводческого хозяйства, облегчается наполовину. Историков издавна интересует вопрос о том, почему якуты оторвались от общей массы турецких племен и со своим рогатым и конным скотом очутились в окружении тунгусов- оленеводов, образовав посреди их совершенно чуждый этнически и культурно, остров. Большинство исследователей отход якутов на север из пределов Прибайкалья обычно ставит в связь с притеснениями иноплеменных соседей, в частности, ссылаются на нашествие из Забайкалья и верховьев Амура бурят-монголов. Но гипотеза отступления якутов на север в зону оленеводческого хозяйства под непосредственным натиском иноплеменного народа в условиях ленской действительности представляется совершенно нежизненным и кабинетным построением. Целый народ со скотом не может двигаться на авось в неведомую страну, где до того жили лишь оленеводы, охотники и рыболовы. Это значило бы обречь на гибель весь свой скот, а самих себя на неизбежную голодную смерть. При таких условиях каждый народ предпочтет отдаться на милость победителей, кем бы они ни были. С другой стороны, нельзя допускать, чтобы правящая верхушка якутов могла обладать столь сильной властью и авторитетом, чтобы весь народ следовал за ней чуть ли не в тартарары. Нашествие любого сильного неприятеля, в конце концов, означает прежде всего смену начальствующих лиц, народные низы с признанием власти победителей обычно сохраняют свое прежнее положение. Наконец, если, паче даяния, на якутское племя, когда оно занимало всю область Предбайкалья, нагрянули с востока всей массой монголо-буряты, то пред якутами оставался бы совершенно свободный тыл на запад, где родственные им турецкие народы издавна вели такое же как и у них скотоводческое хозяйство. В момент общенациональной опасности быть или не быть скотоводческий народ должен искать пути спасения только в тех странах, где он мог бы рассчитывать на продолжение своего привычного хозяйственного занятия. Гипотеза неожиданного нашествия на прибайкальских якутов бурят откуда-то с востока при наличии у первых енисейского тыла терпит фиаско. Самый факт проживания якутов на Лене громко вопиет об отсутствии у них исторических корней и родственных связей на запад от Предбайкалья. Если бы они имели хотя бы самое слабое представление о тех благодатных странах Южной Сибири, которые начинались всего-навсего в 700 км от истока Ангары и в момент русского завоевания почти пустовали, то вряд ли они превратились в обитателей чрезмерно сурового и оторванного от всего остального мира Ленского края. Различить очертания просторных степей и прекрасных урманов Канского, Минусинского, Ачинского и Красноярского уезда б. Енисейской губ. и дальше Мариинского, Каинского и проч. уездов б. Томской губ. могло помешать якутам- скотоводам только бурятское средостение. Как дальше убедимся, именно буряты Эхирит-Булгатского аймака, народ отборных охотников и метких стрелков, стоя живой и упругой стеной, заслоняли от якутов Южную Сибирь. Следовательно, историки якутов и бурят буржуазного периода, которые, приведя первых с запада, а последних с востока, заставляли их сталкиваться лбами в Приангарье, проповедовали свою собственную идеалистическую чепуху, которая, с точки зрения экономической географии Южной и Восточной Сибири, не выдерживает критики. Переселение якутов вглубь Лены неизбежно предполагает поднятие этой дикой страны на новую ступень хозяйственно развития. Эта задача могла быть выполнена лишь при условии мирной обстановки небольшими отрядами колонистов, пользующихся материальными ресурсами своей метрополии и не прерывающих с ней хозяйственных взаимоотношений. Гипотезу скачкообразного перелета целого народа из Прибайкалья в бассейн Средней Лены нужно заменить теорией распространения якутской колонизации в этих областях задолго раньше их массовых переселений. Причины возникновения и органического роста этих северных колоний прибайкальских якутов могли быть весьма разнообразны: естественный прирост населения, междуродовая борьба, отражение на якутах общих судеб древнетурецкого народа, классовый гнет, развитие торговли дорогой пушниной, эксплуатация отсталых народов дальнего Севера, передвижка самих якутов в пределах Прибайкалья в результате уступки части своих земель наседающим сильным врагам и т. д. Подробно всеми этими вопросами мы займемся в следующих главах. В настоящий момент нас интересует роль оленеводческой части якутского племени в истории его древних переселений с юга на север. Существование вполне самобытного оленеводческого ответвления якутов, занимающего в настоящее время самые северные пределы Якутского края, убеждает нас в том, что якутская колонизация на Лене могла начаться и началась с переселения туда в ранние исторические эпохи этих оленеводов, одновременно охотников и рыбаков. Как дальше увидим, они составились из объякученных тунгусов со значительной примесью отунгусившихся по быту монгольских и якутских родов. На базе этой якуто-монголо-тунгуссксй оленеводческой культуры в бассейне Средней Лены и могла возникнуть значительно позже колония якутов- скотоводов. Без оленеводческого подножия мы лично и не мыслим возможности насаждения и развития на Лене культуры рогатого и конного скота. Каждая высшая хозяйственная культура не может сразу завоевать новую территорию, в особенности при переходе с более благоприятных условий на менее благоприятные. Она неизбежно должна была пройти тепличную и бездоходную стадию своего существования. В частности, говоря о конном и рогатом скоте в условиях современного Якутского края, мы должны признать, что якуты-колонисты первых веков свой хозяйственный план не могли строить на размножении скота, пригнанного из далекого юга. Местный олень, охота и рыболовство вот три кита, на чем могла держаться экономика ранних переселенцев. И вот почему при наших попытках реконструировать ранние этапы якутской истории на Лене приобретает особенную важность изучение быта, материального и духовного, северных оленных якутов. С их переселением из Прибайкалья на Лену, по нашему мнению, занялась заря последующей общеякутской истории. Весьма возможно, что при отсутствии этих объякученных оленеводов исторические судьбы якутского племени сложились бы совершенно иначе. Поэтому-то мы и сочли необходимым подробнее остановиться на этом забытом и обойденном участке якутской этнографии, на якутах-оленеводах. Какова их численность, в чем заключаются своеобразие и особенности их быта, материального и духовного, можно ли отличить их от местных, позже объякученных тунгусов и ламутов, наконец, какими данными могла бы располагать современная историческая наука в интересах восстановления их первоначального этнического происхождения и давности переселения из областей Прибайкалья на север? Посильные ответы на все эти вопросы мы попытаемся дать в нижеследующих страницах.
|