![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Говор якутов оленеводов
Первоначальное не якутское происхождение основного ядра якутов-оленеводов сильнее всего чувствуется в особенностях их говора, сохранившего довольно отчетливые пережитки какого-то тунгусского наречия, а также и явные примеси бесспорных монгольских слов, хотя и не столь многочисленных. Некоторые особенности этого говора свидетельствуют о ближайшем родстве их носителей с якутским населением северо-восточного Вилюя. Это сказалось, например, в окании: Хотун, солуур, холбуйа и т. д., а не хатын, салыыр, халбыйа. Верхоянские якуты-скотоводы и весь север Якутского округа (Намцы, Дюпсюно-Борогонцы и Баягантайцы) определенно акают, тогда как население южной половины Якутского округа и всего Вилюя окают. Значит, оленеводческую культуру севера Якутского края, поскольку она отличается от местной тунгусской, принесли окающие якуты через бассейн Вилюя задолго раньше нашествия акающих якутов-скотоводов, наступавших на север со стороны Якутского округа. В фонетике северных якутов интенсивное скрещение с тунгусами сказалось в палатализации (смягчении) коренных гласных в некоторых словах. Например, многие говорят «эгэллим» вместо «агаллым», «юстюн» вместо «устун», «кёрдюк» вм. «курдук» и проч. Нередко замечается смешение заднеязычных согласных. Вместо «х» вставляют «к» вместо «к» — «г», например: «миэкэ» вместо «миэхэ», «гэлии» вм. «кэлии», «гэриэс» вм. «кэриэс», «гилэнг» вм. «килэнг» «гильбиэннэрдээх иэдэсинг», «кэрэк бэйэлэнэн» и т. Д. Эти явления типичны для объякученных тунгусов и в южных округах. В якутизации христианских имен у северных якутов наблюдается своя особая традиция, отличная от способов восприятия этих имен южными якутами. Например, имена Евдокия, Мария, Дарья, Прокопий, Василий у них приняли такие формы: Джэбдэк, Маарый, Даарый, Прокуус, Бачыык и проч. Из морфологических явлений нужно отметить явное злоупотребление тунгусскими уменьшительными аффиксами «каан», «кээн», «чаан», «чээн». Северный якут постоянно прибегает к уменьшительным формам без всякой надобности: бысахчаан, сюгэчээн, табакаан, кисикээн, ыккаан, учугаччаан (близко), сайыннгыкаан (лето), «кыылкааны бултанабыт» и т. д. Эта тенденция особенно заметна при употреблении слов с притяжательными местоименными аффиксами. По- видимому, у них считается делом хорошего тона и благоприличия все то, что принадлежит человеку называть уменьшительными именами. Сильное пристрастие к уменьшительным именам констатируется у многих тунгусских племен. Вместе с тем мы устанавливаем вероятное происхождение общеякутских уменьшительных аффиксов «каан» и «чаан», совершенно отличных от общетурецких. Во всех турецких наречиях, за исключением черневых татар и якутов, уменьшительные аффиксы являются разновидностями «чаак- чэк» (шак-шэк, жак-жэк, джак-джэк, джик, цак-цык и т. д.). У черневых татар и татар с р. Лебеди — «нак-нэк, нок-нёк»» а у якутов — «каан-чаан»[307]. Турецкая уменьшительная форма на «чах» сохранилась лишь в немногих аморфных словообразованиях, как, например, кулунчаак, солуурчах, туутчах. Ввиду наличия у тунгусов аффиксов «каан» и «чаан», а также их привычки часто прибегать к уменьшительным формам, можно усомниться в непосредственном монгольском происхождении якутского аффикса «каан». У илимпейских тунгусов «оронкоон» — уменьшительное от «орон» — олень, «пууртакаан» — ножичек, «кунгакаан» — ребенок, «джасыкчаан» — ящичек[308]. У северных якутов констатируются и неожиданные для южных говоров формы образования долгих гласных, напримep: «маа» из «маагы» — «маа сиригэр сююрэн киирдэ», «суо» из «сойуо» (суо ыйа — месяц гонки зверей по насту, название месяца), «тойуу» из «тогойум» — дитятько мое, «догоо» из «догоор». В северном говоре бытует одна форма образования отыменных глаголов, совершенно неизвестная всем прочим якутам, за исключением левобережного населения северо- восточного Вилюя. Они от многих имен существительных образуют глаголы при помощи аффикса, который в якутском наречии указывает действие — обзаводиться чем-либо, приобретать что-либо, и употребляют с особым оригинальным значением. Например: от «кыыл» — дикий олень, при помощи аффикса «ла» образуется глагол «кыыл-ла-нар» со значением — ходить на диких оленей, охотиться на них. Точно также от «кюёл» — озеро — «кюёллэнэр» — рыбачить, от «мас» — дерево, дрова — «мастанар» — ездить за дровами, от «ыал» — сосед — «ыалланар» — ходить, ездить по гостям. Аналогично «глагольное образование «ыттыыр» — гоняться за зверем с собакой. Приведенное неправильное употребление якутских словообразовательных аффиксов приходится рассматривать как верные признаки «варваризма». То же явление сказывается в постоянном употреблении глагольной формы «ой-умсуй- ойумсут» вместо «ойуннаа-ойуннат». Совершенно оригинальное словообразование, неизвестное южным якутам, мы находим в глаголе «мэнгиэрт» — наживлять, от «мэнгиэ» — нажива. Здесь мы сталкиваемся с лингвистическим явлением другого порядка, которое нужно характеризовать как проявление «архаизма» в языке, т. е. сохранения отживших форм и слов. Глагол «мэнгиэрт» образован совершенно правильно, наподобие «хоруо-хоруорт», но южными якутами забыт. Таких архаичных слов в говоре северных якутов, по-видимому, сохранилось значительное количество. Приведем немногие примеры, зарегистрированные нами при беглом знакомстве с северным говором. Слово «ёс» употребляется со значением — обычай, правило, закон. Часто про общепринятое правило поведения говорят — «бу дойду джонун ёсё» привычка, обычай людей этой страны. У южных якутов мы находим лишь слабый намек на подобное значение слова «ёс» в понятии «ёс хосооно» — поговорка, крылатое речение дословно — складное выражение обычая. Глагол «юттэр» у северян значит — разжигать костер («уоту юттэр»), а у южан «юттэр» значит — скучить, уплотнить дрова в костре, чтобы он не потух. Существительное имя «джиэл» со значением «дверная покрышка» у северян живое и употребительное слово, а у южан оно сохраняется лишь в былинном языке и в тавтологическом новообразовании «джиэл аана» (по существу, отверстие двери). Живой глагол «киристээ» — приложить стрелу на тетиву от «кирис» — тетива, несомненно, был известен когда-то и южанам. К тем же архаизмам нужно причислить целый ряд слов, исчезнувших или устаревающих у южан, но живых и обиходных в северном говоре: «сурт» — место, где останавливались с чумом, «тюсюю» — место остановки многих кочевников, «мунньах» — группа чумов в одном месте, «оттук» — пастбище оленей, «курум» — свадьба (у южан вытесняется словом «уруу»), «куолбас» — гроб, «хараама» — олень темной масти, «туруу» — передышка, остановка при езде на оленях, «уктас» — чулки («кээнчэ» у южан), «дюрюктэ» — стружки для разжигания костра, «кэрикэ» — плоскогорье, «хосуун» — витязь, воин и т. д. Весьма любопытны и своеобразные глаголы в северном говоре: «мёккюйэр» — сворачивать, убегать (об оленях, домашних или диких), «эриттэрэр» — гоняться за диким оленем на домашнем, запряженном в нарты, «абалаа» — ругать, «кэб» — натыкаться на что-либо. Слово «нокоо» у южан служит формой обращения к парню — «эй, парень», а у северян употребляется и при обращении к девушке. (У южан — «хотуой»). Точно также и «балыс-балта» у южан — младшая сестра, а у северян и младший брат, что у первых передается словом «ини». Если варваризмы свидетельствуют о чуждых этнических примесях к якутам, то архаизмы в языке нужно рассматривать, как доказательства давнего разобщения северных якутов от южных. Мы останавливаемся на важнейших особенностях говора северных якутов, которые легко бросались в глаза при поверхностном ознакомлении с ним даже человеку, совсем не просвещенному в лингвистических премудростях. При более внимательном и длительном наблюдении, вероятно, можно отыскать и много других отклонений от южных говоров в области грамматических явлений, особенно в процессе словообразований и фонетики. Наши столкновения с северными якутами были кратковременны и касались района, сильно задетого позднейшим наплывом южных якутов (с. Булун и местечко Кюсююр). Кроме того, мы не имели возможности сузить наши исследовательские задачи до специальных вопросов лингвистики. На языковые явления мы обращали внимание лишь постольку, поскольку они дают возможность ориентироваться в этническом происхождении северных якутов, а также определить давность их обособления от остальной массы якутов. Подробное изучение северного якутского говора с точки зрения его отношения к якутскому диалекту и к другим языкам (тунгусским и монгольским) может быть выполнено лишь лингвистом по специальности. Ввиду этого свой попутный интерес к языку северных якутов мы ограничили лишь простой регистрацией небольшого количества слов, которые были для нас непонятны и свидетельствовали о чуждых примесях к якутскому племени или воскрешали более ранние стадии в развитии его языка. Историка якутского племени не может не интересовать, например, неожиданное обнаружение в языке северных якутов явно монгольских слов, которые абсолютно неизвестны южным якутам-скотоводам. Например, в Усть-Янском улусе оказывается слово «малахай» со значением шапка. У бурят и халха-монголов «малагай» и «малгай» — шапка[309]. Дальше, среди обитателей р. Оленека бытует слово «алха» со значением молот. У монголов и бурят «алха» и «алхо» — молот[310]. Во многих пунктах распространения оленных якутов слово «чопчу» употребляется с довольно устойчивым значением «пуговица». Хотя «топчы» со значением пуговица известно в некоторых турецких наречиях (телеут., шорс., лебед, и кара-кирг.), в данном случае оно могло быть занесено лишь из монгольских наречий. В монгольских и бурятских наречиях «топчи» и «тобши» — пуговица (там же, 253 стр.). В Усть-Янском улусе якутское «хамса» — трубка, произносится «хангса», т. е. так же, как у балаганских бурят «ганза» — медная трубка китайской работы. В бассейне р. Оленека зайца называют «кутунах», что тоже неизвестно южным якутам. У селенгинских бурят — заяц—«охотоно». (Под- горб., 100 стр. Хотя «ходан» — заяц по-урянхайски, а также «хойан, хойон» — и в целом ряде других турецких диалектов). Если северных якутов признаем лишь объякученными местными тунгусами, то откуда они могли бы получить эти монгольские слова, совершенно неизвестные южным якутам- скотоводам? Правда, слово «чопчу» известно и последним, но в другом значении: медные привески к кожаной и деревянной посуде или к одежде. Очевидно, северные якуты пришли откуда-то с юга, где они очень близко, гораздо ближе, чем южные якуты, соприкасались с монголами. Лингвисты признали в якутском языке огромное количество слов, якобы позаимствованных из монгольских наречий, но указанные выше лишние монголизмы в языке северных якутов, скорее намекают на то, что происхождение якуто-монгольских языковых параллелей нужно искать не в монгольских позаимствованиях якутского языка, а, наоборот, в заносе древнетурецких элементов в монгольский. Что же касается путей проникновения в язык якутов-оленеводов монгольских элементов, то на них мы остановимся в заключительной главе по истории северных якутов. В лексическом составе языка северных якутов, наряду с монгольскими словами, мы обнаруживаем значительное количество бесспорных переживаний из тунгусских наречий. Таковы все названия оленей по возрастам, по полу, по масти, частей оленьей туши, оленьей сбруи и вообще разная хозяйственная терминология, относящаяся как к домашним, так и к диким оленям, названия разных принадлежностей охотничьего промысла, вооружения охотника и воина, их одежда всякого рода предметов в хозяйственном быту оленеводов, названия разных родов пищи, некоторые слова, выражаю щие религиозные понятия, обычаи и прочее. (Об них см. в приложении «Словарь особенных слов в говоре якутов-оленеводов»). В словаре приводятся все установленные нами параллели с тунгусскими наречиями. Этими языковыми пережитками устанавливается, что якуты вливались в тунгусскую массу, которая жила когда-то в ближайшем соседстве с монгольскими племенами. Якутский язык признается совершенно однородным, слагающимся из нескольких местных говоров, слегка различающихся друг от друга. Мы не можем, конечно, настаивать на том, чтобы говор северных якутов рассматривался как самостоятельное поднаречие якутского языка. Но тем не менее мы позволяем себе думать, что говор оленных якутов расходится от говоров якутов-скотовсдов гораздо сильнее, чем последние между собой. Поэтому было бы целесообразно якутское наречие прежде всего разделять на говоры южные (скотоводов) и северные (оленеводов). Вместе с тем нельзя не пожелать, чтобы на говоры якутов-оленеводов обратили должное внимание специалисты-языковеды, ибо наши наблюдения и замечания в этой, чуждой для нас, области являются не более как суждениями простого обывателя. На этом мы закончим наши краткие замечания о языке северных якутов. При определении этнического происхождения того или другого народа, язык не есть единственное доказательство. Его показания необходимо проверить и согласовать с другими данными, прежде чем придти к окончательным историческим выводам о происхождении якутов- оленеводов.
|