Обнажились на рубеже 1941-1942гг.

Изначально ничто не предвещало подобных развитий. Более того, атмосфера «постоянно нависавшей над Баку опасности» играла важную роль в процессе становления азербайджанской социалистической нации. Ни в одной другой союзной республике процесс оказания помощи фронту и мобилизации сил не сопровождался параллельным конструированием новой нации (ведь к тому времени графе «азербайджанец» было всего несколько лет, поэтому необходимость в дополнительных механизмах консолидации ощущалась очень остро).

Руководитель республики Багиров откровенно позиционировал себя в качестве «отца азербайджанского народа» и часто заявлял, что «судьба победы в руках моих азербайджанских нефтяников» (стоит отметить, что в 1941г. объемы добычи нефти в Баку стали рекордными – 23, 5 млн. тонн; в последующие советские десятилетия этот показатель так и остался непревзойденным). Его именем назывались железнодорожные составы, дворцы, школы (известный востоковед Игорь Дьяконов не случайно характеризовал Багирова «локальным Сталиным»). Непрекращающиеся же разговоры о возможных бомбардировках Баку лишь насыщали «атмосферу отцовства».

В частности, с лета 1941г. уже союзнической Англией разрабатывались планы по уничтожению кавказских нефтепромыслов. Несмотря даже на военно- стратегический характер советско-британских отношений, Лондон опасался (особенно на фоне успешного продвижения немцев к Москве) наступления вражеской армии на Кавказ и установления контроля над апшеронской нефтью. Посол Великобритании в Москве Ричард Криппс в течение лета неоднократно поднимал перед Сталиным вопрос о сотрудничестве в деле подготовки уничтожения советских источников снабжения, могущих оказаться в руках немцев, однако каждый раз получал ответ, что советское правительство само решит, когда именно наступит время для такого сотрудничества.

22 сентября разведчик Павел Фитин направил Сталину секретное сообщение о планах Англии в отношении кавказских нефтепромыслов. В сообщении отмечалось: «По имеющимся у нас агентурным данным, английское командование ближневосточной армией вскоре после начала советско-германской войны получило санкцию английского военного министерства на организацию специальной миссии. Перед этой миссией была поставлена задача разрушения наших кавказских нефтепромыслов для того, чтобы не допустить перехода их в руки немцев в случае, если такая опасность оказалась бы реальной»^[300]. Сама миссия обосновалась на севере Ирана и находилась в полной боевой готовности передислоцироваться в любой нужный момент в район Баку.

Помимо плана сотрудничества Москве предлагалась и другая схема ликвидации нефтепромыслов – их уничтожение собственными (если угодно) силами: «В том случае, если Советское правительство, в целях недопущения захвата нефтепромыслов немцами, уничтожит их, Британское правительство обязуется поставлять СССР в течение войны и двух лет после ее окончания нефть в количестве, равном полученному Великобританией из своей империи; Британское правительство обязуется обеспечить СССР нефтеналивным тоннажем в количестве, равном тому, которое она сама будет иметь в тот же период»^[301].

Ввиду того что перспектива оккупации Кавказа приобретала более конкретные очертания, нефтепровод Баку–Батуми был демонтирован. Тогда же пришлось законсервировать и значительное количество высокодебитных фонтанирующих скважин. В целом со второй половины 1942г. нефтедобыча в Баку стала неуклонно снижаться и, кстати, в конце войны сократилась вдвое по сравнению с показателями рекордного года. Значительная часть нефтяных и нефтеперегонных предприятий Азербайджана вместе с оборудованием и личным составом (более 10 тысяч специалистов) перебазировалась в Поволжье, Урал, Казахстан и Среднюю Азию. К третьей декаде сентября немцами уже планировался захват Баку (летом 1942г. в небе над городом появлялись первые немецкие самолеты, в середине августа один из них был даже сбит).

В такой вот благоприятной (в аспекте консолидационного потенциала) атмосфере и протекал в Советском Азербайджане процесс «кристаллизации» единой нации из пока еще достаточно аморфной среды тюркских племенных союзов. Но подобные факторы мобилизации направлялись азербайджанским руководством по вектору реанимации замороженного советским руководством проекта «воссоединения двух Азербайджанов». Собственно, данная политика и вскрыла антагонизм между пансоветизмом и паназербайджанизмом.

Противоречия проявились в форме открытой конфронтации между руководителем азербайджанской миссии в северном Иране, секретарем ЦК КП(б) Азербайджанской ССР Азизом Алиевым и послом Андреем Смирновым - главой советской дипломатической миссии в Иране. Первый проводил курс Мирджафара Багирова по активизации требований тюркского населения по воссоединению с «советскими братьями», второй – официальный советский курс, направленный в тот момент на минимизацию этой активности.

По сути, речь о беспрецедентном в советской истории случае, когда в сложнейший начальный этап Великой Отечественной войны приоритеты центральной власти и руководства отдельной союзной республики не только не совпадали, но даже противоречили друг другу. Дело дошло до того, что в январе 1942г. посол Смирнов телеграфировал в Москву: «Вряд ли нам полезна столь значительная расшифровка работы группы Алиева, который сам широко известен здесь как секретарь ЦК КП(б) Азербайджана. Одно то, что он возглавляет эту работу, вызывает уже недоверие и боязнь у иранцев, турков и англичан»^[302].

Данное послание спровоцировало всплеск негодования со стороны азербайджанского руководства, которое называло Андрея Смирнова «слабым дипломатом», «некомпетентным лицом», «тенденциозным деятелем», даже «пьяницей». Все обвинения озвучивались в официальной переписке. Кстати, нелишне заметить, что до вторжения немцев на территорию СССР он занимал должность пресс-атташе (в ранге I секретаря советского посольства в Берлине), был специальным советником советской дипломатической миссии в Германии, одновременно исполнял обязанности представителя ТАСС (трудно вообразить, что Сталин командировал бы случайного человека послом в Иран; показательно, что после войны Андрей Смирнов в ранге Чрезвычайного и Полномочного посла СССР работал в Австрии, ФРГ, Турции, позже, в семидесятые годы, занимал должность заместителя министра иностранных дел СССР).

Клеветническая кампания против дипломата представляла собой «ответную реакцию» азербайджанского руководства в связи со смещением фокуса советского внимания с иранского вектора. 17 января 1942г. Мирджафар Багиров телеграфировал в Москву: «Считаю необходимым сообщить, что Смирнов тенденциозно освещает работу группы Алиева. Неконтактность работы Алиева с отдельными нашими официальными работниками, в том числе и военными, может быть, заключалась в том, что он вместе с ними не пьянствовал, наоборот, их уговаривал вести себя более или менее сдержанно. Видимо, все это не нравилось товарищам. Что же касается расшифровки Алиева перед английскими, турецкими и другими представителями, я боюсь, что не Алиев, не его группа себя расшифровывают, а их расшифровывают отдельные наши работники, которые частенько без разбора пьянствовали, общались с подозрительными и сомнительными людьми. Создавшаяся обстановка не дает возможности продолжать огромную положительную работу, развернутую нами с самого начала там, ликвидации которой, видимо, добивается Смирнов»^[303].

Для сравнения приведем «хронику дня»: 17 января 1942г. командующий Северо-Западным фронтом Павел Курочкин обратился в Ставку Верховного главнокомандования с просьбой усилить армию тремя стрелковыми дивизиями, пятью стрелковыми бригадами, конницей и танками. Но эта просьба осталась неудовлетворенной: «стратегические резервы надо расходовать чрезвычайно экономно». В тот же день войска правого крыла Западного фронта под командованием Георгия Жукова при содействии партизанских отрядов заняли Лотошино, Шаховскую и перерезали железную дорогу Москва–Ржев. Однако дальнейшего наращивания сил для развития успеха на этом отрезке также не получилось.

Подобный контраст «в приоритетах одного дня» обнажает характер противоречий между советскими и паназербайджанистскими интересами. В рассматриваемый период проводился ряд важнейших операций на полях Великой Отечественной, таких как Ржевско-Вяземская, Барвенково-Лозовская, Керченско-Феодосийская десантная… Причем на острейший дефицит ресурсов недвусмысленно указывает и тот факт, что высадившийся в районах Феодосии и Керчи десант комплектовался именно на базе Закавказского округа. То есть речь о времени, когда Советскому Союзу категорически была противопоказана всякая эскалация напряженности в закавказском направлении. Тем не менее Багиров настаивал на необходимости дальнейшего поддержания курса по советизации северного Ирана и упрямо не замораживал тему «южных братьев».

Советский посол в Тегеране Андрей Смирнов неоднократно давал понять о том, что осуществляемая азербайджанским руководством политика по нагнетанию напряженности в северных провинциях Ирана – нож в спину СССР. При исследовании темы противоречий между пансоветизмом и паназербайджанизмом всегда важно учитывать и этот срез, тем более что даже тенденциозные азербайджанские авторы признают наличие «момента недопонимания» в позициях Москвы и Баку.

Джамиль Гасанлы пишет: «Анализ документов позволяет утверждать, что идея ограничения действий посланцев Советского Азербайджана и постепенного вывода их из Иранского Азербайджана принадлежит советскому руководству. И активность Смирнова против группы Алиева была инициирована Наркоматом Иностранных Дел < …> На рубеже 1941–1942гг. советское руководство руками политических и дипломатических учреждений, военных и разведорганов различными путями стало выживать командированных из Советского Азербайджана работников, стремясь поставить Багирова перед фактом. Переход процессов в Иранском Азербайджане в плоскость национальных отношений не совсем устраивал Советы»^[304].

В конце января 1942г. Москва, Лондон и Вашингтон официально признали нерушимость границ Ирана (последний предоставлял территорию для транспортировки стратегических грузов по ленд-лизу) и сосредоточили основное внимание на поиске новых схем совместного противодействия фашистской агрессии. Однако руководитель Азербайджанской ССР Багиров все еще продолжал поддерживать курс воссоединения «двух Азербайджанов», посещал Тебриз и даже вовлекал в работу поэтов и писателей (Самеда Вургуна, Мирзу Исмаилова, Сулеймана Рустама и др.).

Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация, которая, впрочем, не могла поддерживаться бесконечно долго: уже в марте 1942г. по настоянию Москвы миссия Алиева вернулась в СССР. В Тебризе осталось лишь несколько сотрудников из Советского Азербайджана во главе с М.Амираслановым.

Несколько слов об Азизе Алиеве. Уроженец Еревана, врач по профессии, он в сороковые годы являлся наиболее востребованным багировским кадром. Алиев всегда направлялся в районы, которые «рано или поздно должны были стать азербайджанскими». После иранской миссии его командировали в Дагестан на должность первого секретаря Дагестанского областного комитета ВКП(б). Примечателен тот факт, что в промежутке почти трех лет Алиев руководил этой российской республикой, будучи председателем Верховного Совета Азербайджанской ССР (в Кавказском регионе тандем Багиров-Берия проводил вполне самостоятельную кадровую политику и мог позволить себе многое). Симптоматично, что в 1945г. Багиров поднял вопрос о присоединении к Азербайджану двух дагестанских районов (Дербентского и Касумкентского).

И еще один любопытный факт. Азиз Алиев – дед нынешнего президента Азербайджана Ильхама Алиева. Когда в 1998г. в Баку отмечалось его 100-летие, тогдашний глава республики Гейдар Алиев не скупился на высокопарные слова в адрес тестя, некоторые же эпизоды насыщенной биографии последнего (например, главную причину его отзыва из Ирана) представил в искаженном свете.

«Когда летом 1941г., вскоре после начала фашистского наступления на Советский Союз, советские войска вошли в Иран, Азиз Алиев возглавил большую группу представителей Азербайджана и выполнял в сложных условиях в Иране особую миссию. Придет время и подробности его деятельности в тот период также получат огласку. Мне известно, как мужественно и умно он выполнял там работу вместе с выдающимися азербайджанскими писателями – Сулейманом Рустамом, Мирзой Ибрагимовым, Сулейманом Рагимовым и многими другими. Но как только фашистские войска подошли к границам Дагестана, где сложилась чрезвычайно сложная обстановка, решением Государственного комитета обороны Азиз Алиев направляется в Дагестан. Дагестанцы хорошо знают, какой была обстановка в сентябре 1942г. в их республике. Человек, который раньше не жил, не работал там, прибыл туда и за короткое время смог сплотить вокруг себя этот многонациональный край, объединить вокруг себя всех и поднять их на его защиту, а следовательно, на защиту Закавказья, бакинской нефти»^[305].

***