Представляла собой пантюркистский Клуб.

События, последовавшие за армянским обращением по Нагорному Карабаху и Нахиджевану, вполне можно назвать «Сумгаитом в миниатюре»: если градообразующий армянский пласт «интернационального города» стал жертвой рассмотрения карабахского вопроса в феврале 1988г., то двадцатью годами ранее (в 1966-1967гг.) такими же жертвами стали жители нескольких карабахских сел; если идейной вдохновительницей сумгаитской резни являлась столичная интеллигенция, то в «погромах на селе» гегемоном выступала уже интеллигенция сельская.

Преступления в отношении армянского населения Азербайджанской ССР практически не разбирались судебными органами, что лишь усугубляло межэтническую напряженность. Ситуация практически полностью вышла из под контроля, когда представители «сельской интеллигенции» растерзали армянского школьника Нельсона Мовсисяна. Возглавил ритуальное убийство директор школы села Куропаткино Аршад Мамедов – сын известного еще с двадцатых годов мусаватиста Дашдамира. В соответствии с пантюркистской традицией он вместе со своими родственниками «пустил ребенка по кругу», позже, после убийства, ему выкололи глаза и вбили гвозди в голову.

Спрашивается, оставляло ли государство армянам какой-либо другой выбор, кроме мщения, хотя бы ради предотвращения новых жертв? И армяне действительно мстили – учинили самосуд над директором-изувером, которого, кстати, азербайджанцы хоронили как героя^[348]. Достаточно отметить, что для участия в похоронах лично из Баку выехал председатель Совета министров Азербайджана Энвер Алиханов, причем он не только возглавил похоронную процессию, но даже посоветовал установить на могиле изувера надгробный памятник с изображением книги. Будучи геологом, обещал «хороший гранит».

Разумеется, отец ребенка, «армянский националист», был осужден, и, между прочим, на этой волне азербайджанские власти «весьма удачно» осудили более пятидесяти «националистов». Тогда же «вдруг» отравился и скончался сотрудник областного управления милиции Абрамян, расследовавший именно это убийство. В больнице во время несложной операции умер другой участник предварительного следствия, прокурор Акопян. В Баку был забит до смерти сотрудник областного управления милиции лейтенант Арутюнян. Таким был Советский Азербайджан, такой была его «интернациональная дружба».

Ниже представляем отдельные выдержки из письма Беника Мовсисяна - отца растерзанного школьника написанного им в бакинской тюрьме в 1967г. и адресованного историку Михаилу Согомоняну. Чудом уцелевшее письмо - документальная иллюстрация «интернациональных нравов» Азербайджана:

«К вам обращается сын вашего соседа, сегодня – живой труп, отец растерзанного мальчика, теперь заключенный в тюрьму Беник Мовсисян. Весь мир собирается праздновать 50-летие Октября, а мы готовимся к новым несчастьям. В канун 50-летия Октября мы собрали куски трупа моего безвинного мальчика, собрали эти куски в маленький деревянный гробик и отдали земле. Тот, кто растерзал моего ребенка, сын мусаватиста, член КПСС, директор школы, вам хорошо известный Аршад Мамедов. Это он годом раньше убил Гришу Согомоняна, оставив в трауре его старика-отца, трех детишек и молодую жену. В ушах многих из нас еще звучали крики и слезы дяди Левона, отца Гриши, когда жертвой того же ножа пал мой сын, мой безвинный ягненок. Как хорошо, что вы не отец зарезанного турком ребенка. Вы нам рассказывали об этом по книгам, а я пережил это на собственном опыте. Знаете ли вы, как это тяжело? Нет сна, нет покоя. Бывает, хочется спать, но тут вспоминаю постельку сына, хочется есть, но вспоминаю разрезанную на куски плоть моего сына, а дитя мое беспрерывно кричит: “Папа, мсти! ”

Однако я не забывал вами мне данные советы. Помните, вы рассказывали о преимуществах советского порядка, о дружбе народов, интернационализме, о справедливости советской законности? Мы вас слушали и верили. Вашим словам я верил вплоть до этого года, до зачитывания приговора суда палачам моего ребенка. Веря силе и справедливости советской законности, я сначала обратился почти ко всем районным, затем к областным, позже к республиканским и союзным партийным, советским, профсоюзным, комсомольским, судебным и следственным органам с просьбой наказать палача по закону. Писал заявления и ждал. Ждал и опять писал. Так продолжалось целый год.

Азербайджанское республиканское правительство, после того как дело несколько месяцев протухало в судебно-следственных органах Мартунинского района, передало его судебно-следственным органам «автономной» области. Опять прошли месяцы, и почти не оставалось сомнений в том, что убийца понесет достойную его поступку кару. Вероятно, это поняли и в Баку. Бакинские руководители начали беспокоиться: как так, из-за одного армянского ребенка лишиться профессионального армянореза? Судебное дело мясников моего сына отняли от армян. В пяти районах автономной области не нашлось ни одного армянина, который бы взялся судить убийцу.

Армянское дело было передано турку. Убийцу-турка должен был судить сам турок. И что?

Пока зачитывали приговор, обе бабушки и оба дедушки моего мальчика фактически были в полумертвом состоянии, моя жена – живым трупом, но мы все пока дышали. А когда продажный судья заявил: “десять лет тюремного заключения Аршаду Мамедову”, у меня потемнело в глазах, закружилась голова и я услышал голос моего ребенка: “Папа, тебя провели, сынишка к тебе обращается. Ты достаточно прожил, мсти! ”

Я больше ничего не помню <...>

Я не чувствовал даже, как меня ранили, не знаю, как был арестован, я помню только, что был брошен в тюрьму. Когда я узнал, что Аршада нет больше в живых, заснул и проспал 24 часа подряд. Целый год не спал. После похорон моего ребенка я впервые спокойно уснул, пусть даже в тюрьме и как убийца. Но разве я в самом деле убийца?

Ведь я-то никого не убивал, толпа уничтожила бандита, она отомстила за моего сына, была совершена кровная месть. Я заменил советский закон, я защитил честь закона, даже в том случае, если бы я это сделал один, разве я убийца?

Разве уничтожение врага считается убийством? В таком случае все советские люди заключенные. Разве они не уничтожали немецких убийц? Тем, кто это делал, мы давали звание героя, награждали, прославляли. А меня за то, что я принял участие в убийстве преступника, арестовали и бросили в тюрьму < …>

Пусть армяне узнают, в каком положении находится армянин Арцаха! Сколько жизней армянских детей спасал ты, сколько нашествий турецких, персидских, татарских полчищ ты отражал, а теперь ты не можешь защитить своих детей от убийц с партийным билетом в кармане. Арцах, носитель ордена Ленина, на твоей земле на глазах у всех армян убивают твоих детей только потому, что они армяне; муллы хоронят Армению, похороны, на которых участвует также коммунист – председатель Совета министров республики»^[349].

Кажется, письмо написано в наши дни, а не в далеком 1967г. Но именно оно и является самым достоверным памятником, самым наглядным указанием того, «как это было».

Между прочим, сама трагедия повлияла на карьерный рост Гейдара Алиева – будущего «общенационального лидера азербайджанского народа». Ответственный работник КГБ СССР Эдуард Нордман (в годы Отечественной войны известный партизан, позже руководитель КГБ Узбекистана, начальник КГБ Ставропольского края и т.д.), командированный в Азербайджан новым шефом разведки Юрием Андроповым, доложил последнему о необходимости проведения срочных изменений в структуре руководства азербайджанского филиала ввиду неспособности и нежелания «местных кадров» урегулировать национальный вопрос^[350]. Можно только догадываться, с какими документами довелось ознакомиться опытному разведчику в конторе, однако есть основания утверждать, что он вполне предметно уяснил для себя характер событий, их динамику и тенденции. По крайней мере Нордман доложил о невозможности назначения нового руководителя КГБ Азербайджана из «местных кадров».

Следует отметить, что Нордман слыл человеком принципиальным и прямым (собственно, за прямоту он и «расплачивался» карьерой: отстранялся от должности в Узбекистане в годы Ш. Рашидова, не назначался председателем КГБ Белорусской ССР, несмотря даже на то, что его там очень ценили за былые партизанские заслуги). Помимо прочего, он умел видеть проблемы там, где их предпочитали не замечать. Например, когда в 1968г. он участвовал в плановой проверке работы УКГБ Чечено-Ингушетии, то вышел на след недобитых банд, сформированных в годы Великой Отечественной войны. «Когда я возвратился в Москву, меня стали приглашать в начальственные кабинеты и расспрашивать об обстановке в Чечено-Ингушетии. Но когда доходило до бандформирований, меня останавливали: мол, ты не говорил, я не слышал»^[351].

В Баку против инициативы Нордмана выступили азербайджанский лидер Ахундов и новый заместитель председателя КГБ СССР Семен Цвигун, который еще совсем недавно руководил КГБ Азербайджанской ССР. Оба они настаивали на важности назначения шефом азербайджанской разведки «местного кадра». Эта позиция возымела эффект, тем более что к тому времени Юрий Андропов еще не был «тем комитетчиком». Помимо прочего, Брежнев тогда избавлялся от «шелепинских кадров», и чистка проходила практически во всех коридорах власти. В этом контексте летом 1967г. на должность нового шефа азербайджанских чекистов и был выдвинут любимчик Вели Ахундова, заместитель председателя КГБ Азербайджанской ССР Гейдар Алиев. Проблему с убийством армянского школьника замяли, тогда же Нахичеваньская АССР и НКАО были награждены орденами Ленина.

Типичный способ «решения вопросов» базировался на подчеркнутом игнорировании интересов армянского населения, но что еще более цинично – осуществлялся ценой человеческих трагедий, за счет оправдания изуверов, предоставления им карт-бланша «на обозримую перспективу». Перспектива же, как правило, не заставляла себя долго ждать. В городе Шуши Дж.Бегляров распорол армянина-агронома, но «не был обнаружен». Вслед за этим случаем последовало убийство сторожа музыкального техникума и его сыновей; средь бела дня выстрелом из пистолета был расстрелян шофер лесничества Улубабян. Примеров много…

Свобода «шестидесятых» в этой союзной республике ассоциировалась со свободой притеснений армян, со свободой апробации старых отцовских форм насилия в условиях уже «отходящей оттепели». В атмосфере абсолютной вседозволенности вычерчивались перспективы грядущей армянской резни, ковалась неизбежность этой резни. Азербайджанские «шестидесятники» – это мастера глумлений. Впрочем, такие же властители дум.

***